Он не капитан. Даже не моряк. Более того, он поведал мне, что во время перехода через Атлантику непрестанно мучился морской болезнью. Но мною вдруг овладело желание заполучить именно то, от чего он так стремился избавиться. Если ему жизнь не дорога, то я стану беречь ее вместо него как самое ценное сокровище.
Случается, что самые удачные планы приходят нам в голову до конца продуманными, будто их посылает само небо. Так оно случилось и в этот раз. Я сказал Фёйю: чтобы удача повернулась к нему лицом, он должен написать портрет, который бы вобрал в себя весь его талант, а потом выставить и тем привлечь заказчиков. Лучше, чтобы это был портрет человека неординарной внешности, причем виртуозность исполнения должна останавливать каждого прохожего. Я предложил написать ему мой портрет: жизнь моя на исходе, и мне хотелось бы увековечить свой облик, уж какой есть. А потом я с дорогой душой позволю ему выставить эту картину у себя в мастерской, пока не потекут к нему другие заказы. В первый момент он отказался, более того, проявил весьма неприятное упрямство. Мне пришлось настаивать, улещивать, все это лишний раз свидетельствовало о его скудоумии, ибо предложение было не только толковым, но и щедрым. В итоге он согласился, хотя и с явным сомнением на лице. Он заподозрил меня в своекорыстии, но в чем именно оно состояло, сообразить не мог. Я отдал ему свой выигрыш в только что завершившейся игре — доллара три-четыре, а потом еще двадцать долларов как залог серьезности моих намерений, а также чтобы он мог купить необходимые для нашей совместной затеи материалы. Мы даже назначили дату — завтрашний день, а также время — два часа пополудни. Я в последний раз наполнил стаканы ромом, опустошив бутылку, и мы отпраздновали наш уговор.
Тут меня посетило вдохновение. Он поднес стакан к губам с алчностью, свидетельствовавшей о слабости к спиртному. Я опустил ладонь ему на предплечье, задержав на миг движение его руки.
— Глаза, — произнес я, подавшись вперед, — в них вся суть. Напишите их как следует, и вам удастся изобразить душу человека. А написав их дурно, вы упустите его суть.
Фёй кивнул в знак согласия.
— Глаза одновременно и самая важная часть любого лица, и самая сложная для художника, — заметил он.
Ладонь моя все лежала у него на предплечье. Я почувствовал, как он вновь пытается встать, и вновь его остановил. Спросил, есть ли у него предпочтения относительно цвета глаз, которые он любит изображать, — например, голубые или темные? Он немного подумал и ответил, что, по его опыту, темные глаза писать проще, чем голубые или зеленые, поскольку в них, как правило, меньше нюансов, а значит, передавать их легче. Ну ладно, ответил я, постараюсь сделать так, чтобы завтра глаза мои были карими. Фёй глянул на меня озадаченно и попросил повторить сказанное.
— Постараюсь сделать так, чтобы глаза мои завтра были карими, — произнес я, — чтобы вам было удобнее их рисовать.
— Ноу вас же голубые глаза, — поразился он.
— Сегодня голубые, а завтра будут карими.
— И с помощью какого волшебства вы научились менять цвет глаз?
— Нет в этом никакого волшебства, — ответил я. — Просто я умею за короткое время делать их из голубых карими.
Это явно озадачило бедолагу.
— Вы пытаетесь надо мной шутить?
— Ничего подобного, речь о некой способности, которой я обладаю с рождения, w как вот некоторые акробаты умеют доставать затылком до пяток, а отдельные люди — говорить на множестве языков.
— И как вы это делаете?
Сосредоточиваюсь мыслью на три-четыре минуты — и цвет изменяется.
— А вы это проделываете с закрытыми глазами?
— Напротив, это возможно, только если глаза широко открыты.
— Можете продемонстрировать?
— Разумеется, — ответил я. — Не буду делать вид, что это пустяк, однако и ничего особенного. Главное — полное умственное сосредоточение. Вы должны смотреть мне в глаза и не отворачиваться. Попробуем прямо сейчас?
Он пылко закивал.
— Отлично, — ответил я. — смотрите внимательно.
[99]
Жан-Франсуа Фёй
Дата рождения: 1797
Первый переход: 1825
Второй переход: 1838
Дата смерти: неизвестна
Несмотря на буйный нрав, Жубер обладал множеством достоинств: упорством, телесной крепостью, опытом бывалого моряка, безупречной этикой во всем, что касалось работы и достижения цели. С Фёйем все оказалось иначе. Был он духом убог и при этом алчен — чревоугодник, мот, дебошир. Злопамятным, как Жубер, не был он лишь потому, что ленился. Еще до перехода мне бросилась в глаза его склонность к беспутству. После перехода меня волей-неволей потянуло в это болото. У меня теперь были молодость, красота, образование, талант и даже определенное положение в обществе, однако во всех прочих отношениях мужчина, одолживший мне новое тело, уступал мужчине, тело которого принадлежало мне ранее. Жубер был напорист, Фёй слабоволен; Жубер — жизнерадостен, Фёй склонен к унынию; Жубер легко заводил друзей, Фёй с той же легкостью обзаводился врагами; Жубер обладал практической сметкой, Фёй был бестолков и неряшлив. С тех пор та моя часть, которая совершила переход, и та, что изначально жила в этом теле, постоянно противоборствовали.
Я оказалась заложницей порывов, которые с трудом могла сдержать.
При переходе ты вселяешься в тело и наследуешь его достоинства и недостатки, однако вселяешься ты и в разум. В теле Фёйя вместе со мной поселились все воспоминания, накопленные за две предыдущие жизни. Достался мне в наследство и набор новых воспоминаний, воспоминаний о моем новом «я», все его радости и невзгоды, достоинства и недочеты. Насколько сильнее новый мой хозяин боялся боли, чем Жубер! Насколько сильнее нуждался в удовольствиях!
Сам по себе переход, хотя и свершился полностью и без препятствий, был следствием спонтанного решения. Сразу по завершении меня стали посещать сожаления. Передо мной сидел Жубер, и в глазах у него стояло то же изумление, которое когда-то стояло в глазах Алулы: изумление попавшей в ловушку души — души, сознающей, что нечто произошло, но не способной понять, что именно. Дело в том, что, стоит переходу начаться, человек испытывает очень странные и приятные чувства, и противостоять им способны разве что самые сильные духом. А противостоять, по сути, несложно: чтобы прервать переход, достаточно отвести глаза. Однако, если переход уже начался, лишь очень немногие в силах противиться этому упоительному искушению. Грустно было смотреть на мужчину, тело которого совсем недавно было моим и служило мне обиталищем более трех десятилетий, — и вот он сидел напротив меня в глубочайшем смятении.
Оставалось лишь забрать у него все имевшиеся деньги — он был слишком ошарашен, чтобы сказать хоть слово поперек, — пожелать ему всего лучшего и выйти. Зная в точности, сколько денег он держит на лодке, где ночует, мне не составило труда спуститься к реке, отыскать суденышко и прикарманить остальное.
Почти сразу после того, как я вышла из этой кофейни в Новом Орлеане, я поняла: что-то не так. Я совершила неправое, возможно даже и дурное дело, и сколько ни старайся, никогда уже не сбросить мне с себя груз собственной вины. Первый переход был совершен под влиянием любви к тебе, причина второго представлялась мне более расплывчатой. Я довольно скоро осознала всю глубину своего проступка. Пока я оставалась Жубером, сохранялась возможность, пусть и весьма туманная, что мне удастся вернуться в лоно Закона. В обличье Фёйя я такой возможности лишилась. Обратный переход был мне заказан. Я отказалась от всяких надежд на соблюдение Закона. Он поруган раз и навсегда, и поругание совершено мною. Однако — к таким убеждениям прибегал мой разум — нарушить целостность чего бы то ни было можно лишь единожды. Нарушив раз, далее ты волен нарушать снова и снова.
И о тебе я забыла, Коаху, — вернее, сделала все, чтобы стереть тебя из памяти. Свои убеждения я поставила на службу своим интересам. Сказала себе, что Закон — всего лишь суеверие отсталого племени. Переход не может — не должен — повлечь за собой разрушение мира. Закон — изобретение людей, людей, которые стремились к власти и владычеству над другими. Целью Закона было ограничить нашу свободу. Я отреклась от веры в него и решила дать себе неограниченную свободу, превратившись создание, внушающее ужас: в обворожительного ловеласа, ищущего лишь удовлетворения самых низменных своих желаний.
