— Черт, знатные помидоры! — говорит он, прикрыв глаза.
— Признание от шефа полиции самого прекрасного города на земле дорогого стоит.
— Когда я родился на свет, черные даже не имели права голосовать, — усмехается Айк. — Нам с тобой не удалось бы купить пакет молока в одном и том же магазине на Кинг-стрит.
— А теперь ты большой человек. Представь только, что я буду сдавать все парковочные талоны тебе. Ты заслужил эту должность, парень. Никто не работал больше, чем ты. Одно только волнует меня со вчерашнего вечера. Тебе полагалось бы арестовать Шебу. Она поставила тебя перед тяжелым выбором.
— Да, это верно. Я все понимаю, не сомневайся. И чтобы выполнить свою работу, ты должен написать статью о том, что я не выполнил свою.
— Я этого никогда не сделаю.
— Знаю. И Шеба тоже знает. — Помолчав, он добавляет: — У меня к тебе серьезный разговор.
— Дай угадаю. Насчет Чэда?
— Как ты догадался?
— Я пишу колонку шесть раз в неделю. Естественно, я знаю все обо всем. Или почти все почти обо всем.
— Чэд трахает свою секретаршу из адвокатской конторы. Она живет в Фолли-Бич.
— Полулегальная эмигрантка из Бразилии?
— Нет, эта любовница не из Ипанемы.[54] Ей девятнадцать лет. Только что закончила школу. Из хорошей семьи.
— Откуда ты знаешь?
— Привратник из ее дома посещает мою церковь. А ты откуда знаешь?
— Анонимное письмо. Я их много получаю.
— Как ты думаешь, кто его написал?
— Человек, который не знал, что эта счастливица родом не из Бразилии.
— Из Бразилии была предыдущая, — говорит Айк. — Вы, белые, очень странный народ.
— Да, нам нужно поучиться у вас, черных, правильно и осмысленно жить.
— Молли не заслуживает, чтобы с ней так обращались.
— Ей придется привыкнуть к этому. Это не первый раз и не последний. Хочешь еще кофе?
Я иду на кухню и застаю там Найлза — он наливает себе кофе. Помидоры уже себе в тарелку положил. Смотрит на меня своими ярко-голубыми глазами, взгляд у него оценивающий и непроницаемый. Он тоже сегодня пришел рановато. Мне понятно, что он намерен либо дать мне совет, в котором я не нуждаюсь, либо сообщить новость, которую я не хочу знать. В Найлзе меня более всего восхищает простодушие, но его потребность говорить правду, даже горькую, отравляет отношения. В принципе, он добрый, чуткий человек, и я боюсь его только тогда, когда он приходит с явным намерением что-то сказать.
— Простите, сэр, — говорю я. — Мне кажется, вы только что спустились с гор. Или вас смыло горным потоком по Аппалачской тропе?[55]
— Твой разговоры всегда забавляли меня, Жаба. — Найлз делает глоток кофе. — Они, может, и полная чепуха, но чепуха неглупая.
— Айк сидит в саду.
— Видел его машину. Не понравился мне вчерашний вечер.
— Да, у нас бывали встречи и получше, — соглашаюсь я.
— Шеба закатила целый спектакль. Да и твоя мать постаралась.
— Моя мать ненавидит таких женщин, как Шеба.
— Чэд звонил тебе сегодня утром? — спрашивает Найлз.
— В пять утра.
— Чего хотел?
— Узнать, с каким счетом сыграли наши. — Я наливаю себе чашку кофе. Моя реплика рассердила Найлза. — Пойдем в сад. Я хочу, чтобы Айк слышал наш разговор.
Айк по-прежнему читает газету. Когда мы с Найлзом подходим, он поднимает голову и кивает нам.
— Найлз, ты тоже сегодня с утра пораньше? Что привело тебя к Лео?
— Чэд позвонил нам спозаранку. Трубку взяла Фрейзер. Чэд был уверен, что Молли у Лео, спит с ним, — объясняет Найлз.
— Молли с Жабой уединились во время танцев и танцевали в темноте, — говорит Айк. — Чем еще вы там занимались, старина?
— Ничем, можешь быть уверен.
— Айк, он женат на моей сестре. — Найлз медленно отпивает кофе. — Старла звонила мне на этой неделе, Лео.
— Спасибо, что не забыл сказать, — киваю я.
— Собственно, из-за этого я и пришел. Я не думал, что Айк опередит меня.
— Я могу уйти, — фыркает Айк. — Тем же путем, как пришел.
— Нет, останься, — говорит Найлз.
— Вы, ребята, завтракать будете? — спрашиваю я.
— Отличная идея! — откликается Найлз. — Мне нужно собраться с мыслями. Я не такой скорый на язык, как вы с Айком.
— Ты беложопый тупица с гор, — говорит Айк, возвращаясь к газете. — И всегда таким был.
За едой мы ведем разговор о спорте, тот пустой разговор, с помощью которого мужчины выражают дружескую симпатию и избегают осложнений, какими часто бывают чреваты разговоры на более глубокие темы. Из всех моих друзей Найлз загородил путь к своей душе наибольшим количеством препятствий и предупреждающих знаков. Причина его скрытности — тяжелое детство. Но если уж Найлз открывает рот, можно быть уверенным — он хочет сказать что-то действительно важное. Он из тех засранцев, которые все копят в себе, копят, пока не станет невтерпеж, и тогда вываливают все, что накопили, прямо перед тобой — давай, разбирайся.
— Спасибо за отличный завтрак, Лео, — произносит Айк, откидываясь на спинку стула. — Ну давай, Найлз, выкладывай, что там тебя распирает. Авось полегчает.
— У Шебы По большие проблемы. Она этого не заслуживает.
— Позволь, я сбегаю за репортерским блокнотом, — говорю я. — Такую новость нужно записать до последнего слова.
— А конкретней? — спрашивает Айк.
— Чэд сейчас у меня дома. У него серьезный разговор с Фрейзер. Заявил, что вышвырнет Шебу из гостевого дома, как только она проснется. Он просто озверел, когда узнал про кокаин.
— Скажи Шебе, что она может переехать ко мне, — откликаюсь я. — У меня есть симпатичная комната для гостей на третьем этаже.
— Она может переехать и ко мне, — вступает Айк. — Бетти любит ее, да и мои дети тоже.
— Фрейзер сказала Чэду, что наш дом в распоряжении Шебы до конца ее жизни, — продолжает Найлз.
— Тогда какая разница, что говорит Чэд? — пожимает плечами Айк. — Этот парень много чего говорит, он не жалеет своего языка. Он всегда любил поднимать шумиху. Собака лает, ветер носит.
— Лео, Чэд узнал, что ты каждый день звонишь Молли, — сообщает мне Найлз.
— Небольшая поправочка. Мы звоним друг другу. Иногда я звоню ей, но чаще она звонит мне. И это не секрет. Мы разговариваем каждый день со школы. Заметь, Найлз, все эти годы я также разговариваю по телефону с Фрейзер и с Бетти.
— Вечно Лео пытается вытянуть что-нибудь из наших девчонок, — улыбается Айк.
— Эти девчонки в курсе всего, что происходит в городе, — отвечаю я.
— Чэд не хочет, чтобы ты и дальше звонил его жене, — говорит Найлз, явно испытывая неловкость.
— Значит, он должен сказать это мне лично, глядя в глаза. Найлз, маленький совет тебе. Ты не должен служить Чэду мальчиком на посылках.
— Я решил сказать тебе сам, потому что боялся, что ты набьешь Чэду морду, если скажет он. Он на взводе сейчас, тормоза совсем отказали.
— А как дела у Старлы? — решил я переменить тему на более безобидную.
— На Старле нужно поставить крест, Лео, — трясет головой Найлз. — Ты должен выбросить ее из своей жизни. Мне тяжело говорить это. Но брак с моей сестрой потихоньку убивает тебя. Ты заслуживаешь нормальной жизни.
— Я привык, — огрызаюсь я.
— Ты заслуживаешь нормальной жизни и нормальной жены. Тебе нужны дети. Все мы понимаем это. Твоя жизнь не наладится, пока ты не разведешься с моей чокнутой сестрой. Дальше будет хуже, Лео.
— Что она сказала? Где она сейчас?
— Ничего она не сказала. Просто контрольный звонок, как всегда у нее. Хотела узнать, что у нас нового. Как ты поживаешь.
— Что ты ответил?
— Что ты вот-вот затеешь бракоразводный процесс. Но она только рассмеялась.
— Рассмеялась? — переспрашивает Айк. — Чего это она?
— Старла хорошо знает Лео. Этот истый католик дал обет перед алтарем. Он каждый месяц переводит деньги на ее счет. Я просил ее, Лео, чтобы она дала тебе свободу. И знаешь, что у нее хватило наглости заявить?
— Нет, но интересно узнать.
— Что она даст тебе свободу, когда ты ее разлюбишь.
— Она не дура, твоя сестрица, — присвистнул Айк.
— Но жена из нее поганая, — отвечает Найлз. — Старла тот еще подарок, а ты, Лео, кретин. Разведись с ней, Жаба. Мы познакомим тебя с лучшими девушками в мире. У нас у всех душа за тебя изболелась. Мы только и думаем, как тебе помочь. Может, встать перед тобой на колени? Скажи ты ему, Айк.
— Тут выяснилось, что моя младшая дочка Вернета даже не знает, что ты женат, Лео, — говорит Айк. — Учти, Найлз все говорит правильно. Ты ведь понимаешь, как трудно ему говорить об этом.
— И твоя мать, я уверен, успокоилась бы, — добавляет Найлз.
— Ну нет, тут все сложнее, — возражает Айк. — Если Лео кого-нибудь полюбит, того доктор Кинг тут же возненавидит. Это, между прочим, касается и всех нас.
