— Ну и заезжайте к нам. — Я помолчала и для пущей убедительности добавила фразу из какого-то кинофильма: — В нашем доме всегда рады гостям.
Гость прибыл примерно через час. Он был высок и красив, в руке держал круглую высокую коробку, в каких раньше перевозили шляпы. Внутри оказался торт в форме сказочного дворца.
Мы пили чай. Разговаривали. Иногда повисала очень пустая пауза. Гость отрезал очередной кусок торта. Я ела. Он смотрел в пустоту, потом словно спохватывался и задавал мне какой-нибудь вопрос о школе. Я отвечала, но такой скучный диалог не мог продолжаться бесконечно, и снова наступало молчание.
— Сколько тебе лет? — спросил он.
— Девять.
— Когда мне было столько же, — улыбнулся гость, — со мной произошел интересный случай. Я шел с товарищем по улице и врал ему, что я колдун. Я рассказывал ему, как летом приехал к бабушке в деревню и выловил всю рыбу из пруда. Всю-всю, ничего не оставил местным жителям. После этого они решили, что я колдун, и старались наловить рыбы впрок, пока я не приехал на каникулы. А мою бабушку считали бабушкой колдуна и в деревенском магазине продукты ей давали без денег. И когда я заканчивал свой рассказ, от дерева сверху отломилась здоровенная мокрая ветка и упала мне на голову. С тех пор, когда я вру, никогда не хожу под деревьями. Вот так. Тебе мама про меня не рассказывала?
— Мама мне пока ни про кого не рассказывала. Хотите, я вам поиграю на флейте?
Гость кивнул. Я развернула ноты.
Он слушал, наклонив голову к плечу. Внимательно, не обращая внимания на ошибки и неточности. Меня так никогда не слушали. Я играла, сожалея о своем маленьком репертуаре.
Последний звук исчез. Мы опять молчали, но это уже не было в тягость. Пауза была заполнена пониманием.
Я принесла глянцевую розовую тетрадь с рассказами. Положила перед гостем и позволила почитать. Его взгляд отъехал недалеко от начала и оцепенел. Затем вернулся и еще раз скользнул по строчке. Чтобы поддержать его волшебное состояние, я снова взяла флейту и заиграла. Во мне поднималась радость оттого, что я гостеприимна по высшему разряду.
До прихода мамы гость больше не вымолвил ни слова.
Мама вернулась домой не одна. Через десять минут тетрадь, оставленная на столе, превратилась в длинные узкие клочья и полетела в унитаз. Вода не могла утопить такое количество бумаги, и на поверхности плавали вполне узнаваемые фрагменты текста…
На следующий день мама говорила по телефону приятельнице:
— Ну кто бы мог подумать, что она такая дура… да… да… Где могла набраться?.. Не говори! Ну что делать… гены, да… вся в него… Единственная отрада, что вырастет, выйдет замуж, разведется, а внуки останутся при мне…
Вот, собственно, и все.
Потом настал 1977 год. И мама, и отец создали новые семьи — оба весной, и этот факт сложно назвать случайным совпадением: слаженность осталась даже здесь.
Потом настал октябрь и приняли новую конституцию. Ее отпечатали громадным тиражом на газетной бумаге и в каждый киоск «Союзпечать» привезли по миллиону экземпляров. Киоскеры сидели по уши в этом товаре и раздавали его бесплатно. Я взяла громадную кипу и притащила домой. Мама стелила ее в помойное ведро вплоть до крещенских морозов.
А вот теперь действительно все.
Виктория Фомина
МРАМОРНОЕ МЯСО
Голод. Он наступает независимо от… Есть деньги или нет. Воет ветер или льет, как из ведра. Одеваешься, а ведь лень. Не могу приучить себя к запасам. Не могу выбирать, каждый раз покупаю одно и то же — капусту, капусту, капусту, разные виды капуст. Я медитирую по утрам. Мои друзья — сидхи. А я — еще нет. Но учитель нашел меня. Он появился из Швеции, ученик Махариши, похожий на Тотошку из Изумрудного Города с другом-кроликом, который изобретает натуральные пищевые добавки и читает лекции московским докторам о пользе вегетарианства. «Health and Beauty» и oxygen — такова их программа. Он, учитель, поклонился мне несколько раз, сложив руки домиком, поколдовал над бананом и грушей, раскрошил хлеб и под строжайшим секретом передал мне мою и только мою, единственную, мантру. Он сказал, что я готова и могу медитировать. Я тоже понимала, что готова, что без мантры я, как без… Но к чему я готова, осознаю смутно. На уровне ощущений.
Иногда учитель звонит мне из своей Швеции и говорит запредельным торжественным голосом: «Do you meditate?» «Yes, — я говорю, — I do». «This is very important for you and me». «Why?» — говорю. «Your karma is my karma and my karma is your karma now because… Do you meditate every morning as I said?»
Я медитирую каждое утро, каждое утро божьего дня. Иногда я улавливаю запредельное, но если верить инструкции, это не запредельное, а мой неуспокоенный ум, или один из уровней моего неуспокоенного сознания. На такие видения не стоит обращать внимания, даже говорить о них не стоит, так себе, какие-то полеты и голоса… Нужно добраться до Бога в себе, вот что нужно сделать. В конце концов. Но вдруг я и Его приму, как собственное видение? Правильно, ничего нет, кроме видений. Мир, в сущности, это и есть видения медитирующего Бога. Хорошо, но если я могу отличить себя от своих видений, значит, я — не видение? И если существуют видения Бога, то кто-то реальный ведь должен медитировать, чтобы видеть эти видения?
В такие моменты я начинаю волноваться, бороться со страстями и чувствами. Нервно грызу морковку, а хочется большего.
Помогают окуривания. Мне подходит сандал, его сладковатый дымок. Ставлю кассету с индийскими мантрами. Сижу в позе лотоса. Жрать охота до посинения. Нужно прерваться и сходить в магазин.
Голод. Он наступает независимо от… Есть деньги или нет. Воет ветер или льет, как из ведра. Одеваешься, а ведь лень. Не могу приучить себя к запасам. Не могу выбирать, каждый раз покупаю одно и то же — капусту, капусту, капусту, разные виды капуст. Сегодня куплю фасоль, приправлю её майонезом, ничего, что там яйца, совсем немного.
— Алле?
— Маня, ты тут?
— Ну?
Звонит friend:
— Скажи мне, в чем счастье?
— В жизни.
— Хочешь, с дяденькой богатым познакомлю?
— Откуда?
— С мясокомбината. Американский миллионер.
— Да брось ты…
— Ему девушка нужна, серьезная и порядочная. Он в Москву часто наезжает — свой завод и ресторан. Говорит, не женат, что может оказаться правдой. Позвони, а?
— Пускай сам звонит.
— Значит, я передаю ему трубочку?
Японские быки не узкоглазые, на них не распространяется японский менталитет. Глаза у них, как у коров, с ресницами и поволокой, влажные, словно от слез. Японские быки, знают ли они, что такое любовь? Знают. Они тяжелые, коровы тяжелые, любовь в рапиде, колышутся складки, тонны дрожат, туши не забитые, упитанные, плотные. Пар из ноздрей, вздох и выдох — тихое мууууу… Разрешается любить — сколько еще? На скотобойне брачная ночь среди бела дня. Или нет, скотобойня — потом. Сначала любовь.
Я видела голову коровы. Тушу разделали и продавали на вес: мясо — из него выходил пар, теплые внутренности, вымя и требуху. Продавали у всех на глазах, на глазах у головы — корова смотрела на себя глазами с ресницами и поволокой. Застывшими, мертвыми. Люди хвалили и выбирали мясо. Даже спорили и ругались, бабы хватались за лучший кусок.
А бык, который ее любил? Или у коров всё не так?
Связали, скрутили, отобрали теленочка. Бык в загоне — бока дрожат. Успокойся, остынь. Силен, но не-хва-та-ет силы. Размести всё, смести, разогнать, раздавить. Чтобы копыта скользили, размазать. Рога-лиры, изгиб шеи мужской, мускулистой, последнее мууууууу… или что это? Родился, чтобы тебя кто-то съел. Пока молод и полон сил. Выпей, бычок.
Целое ведро сладко-кислого вина. Заливай тоску и презрение. Мне бы воды… Не положено — чем не вода. Мечта. Ещё несколько дней — упиться, не встать. Бык потягивает мордой, пары хмельные мутят, но вино — почти что вода, можно пить. И бык пьет. Пьет по-коровьи, пьет, как умеет — мордой из ведра.
Так где, вы говорите, мы встретимся?
У театра, у входа, у касс. Я — Джордж. А я — Маня. У меня — «Жигули», как ни странно. Верно, вы богатый человек. Относительно. У театра — ресторан, бывали? Это мой, но мы не пойдем туда. Мы пойдем туда, где нас никто не знает. А вы шутница. Я плохо знаю Москву. Я уехал в Америку из Одессы в тринадцать лет. Друзья говорят, что у меня акцент. Правда, акцент, только не американский. Я был женат, мы расстались, решили продлить молодость, сын вырос, имеет свой бизнес. Ваши глаза хороши. Я не люблю блядей из ресторанов. У них ноги длинные, вы говорите? Правильно, но взгляд другой. С женой мы друзья, и только. Я говорю правду. Привет-привет! У ресторана — мои друзья, нет, не пойду. Куда мы поедем? Вы знаете, очень хочется есть. Я не успела перед звонком, решилась на ресторан. Конечно, вкуснее. И любопытно, вы человек интересной судьбы. Я вам всё расскажу о себе. Да, пожалуйста.
Я сделал деньги на торговле недвижимостью. Знаете, интуиция и решительность, умение контактировать. Наши люди живучее и предприимчивее. Вы не любите новых русских? Они просто не умеют себя вести, если бы они понюхали порох в Европе или Америке… Школа нужна, школа хороших манер. И аккуратность. Конечно, авантюрная жилка в хорошем смысле. Без неё не разбогатеешь. Знаете анекдот? Один еврей всю жизнь работал сторожем на автомобильном заводе, а его сосед, тоже еврей, — рабочим, автомобильным мастером. Каждый вечер он выезжал на легковом автомобиле за ворота завода, и сторож, его сосед, строго следил, чтобы тот, случайно, чего не вывез — детали, там, какие-нибудь, дорогие части автомобиля. Постепенно рабочий разбогател, построил трехэтажный дом с подземным гаражом, дачу за городом на всякий случай, каждый год с семьей отдыхал за границей. А сторож жил, как жил, в однокомнатной квартире. И вот, однажды, сторож спросил своего соседа, как ему удалось разбогатеть на одну зарплату, если он ничего с завода не вывозил. «Как это — не вывозил? — обиделся рабочий. — Каждый день вывозил по одному автомобилю». Мне понадобилось, примерно, двадцать пять лет, чтобы встать на ноги. Некоторые успевают быстрее. Другие так и не поднимаются, только дети. Эмиграция — это проверка на выживаемость. Вы кладите себе рыбу. Давно вы вегетарианка? Почти два года. Щадящее вегетарианство, рыбу позволяете и молоко, понимаю. Я, знаете, тоже мясо не могу. Неужели? Ей-богу. Приходится дегустировать. Я марку держу, мясо — только из Америки, у меня постоянные компаньоны, и клиенты уже определились. Я вкус понимаю, что нашим людям по душе — знаю, все компоненты контролирую. Очередь выстраивается в пять утра, разбирают мою колбасу, развозят во все уголки России контейнерами. Мощности не хватает, буду расширяться. В Россию приезжаю три-четыре раза в год. Да, контролирую. Есть, конечно, представитель. Совместный бизнес — я ему в Америке помогаю, он мне — здесь. Салатик? Да. пожалуйста.
