– Не боюсь… не боюсь тех пауков, которые живут в горах. Но, мне кажется, я столкнулся с более опасным пауком.
В его голосе прозвучала грусть. Я почувствовала, как он придвинулся ко мне, и внезапно его лицо оказалось совсем близко.
– Ненавижу звук выстрела из винтовок. И прикосновение спускового крючка к моему пальцу.
Резкий запах соджу, которое пил Дэн, бил мне в нос. Он не отрываясь смотрел мне прямо в глаза. Мне показалось, его плохо различимые в сумраке глаза закрылись, а затем он прижался к моим губам. Его форма терлась о мою городскую одежду, он прерывисто дышал и вдруг запустил руку мне под рубашку, коснулся груди. Я резко оттолкнула его, а затем ощутила силу его рук, когда он обхватил мои запястья.
– Дэн!
– А!
– Не надо!
Я отталкивала, но он упорно продолжал обнимать меня. Я ударила его по лицу и в этот момент почувствовала его горячие слезы. Он снова прижался губами к моим губам и попытался расстегнуть мою рубашку.
– Ты – единственная моя надежда! – воскликнул он.
В следующее мгновение он наполовину стянул с меня рубашку и теперь пытался расстегнуть мои брюки. Я с силой рванулась в сторону, но он уселся на меня сверху и не отпускал. Возможно, всему виной оказались его слезы на моей ладони, но я пришла в замешательство и совсем не могла ему сопротивляться. В этот момент я поняла, вернее в глубине души чувствовала, что произойдет нечто подобное, еще когда раздумывала над письмом Дэна с просьбой приехать сюда.
– Ты не любишь меня, – сказал Дэн и, словно смирившись, отодвинулся в сторону. – Это все из-за него, не так ли?
И кажется, я поняла, кого Дэн имел в виду.
Смущенные, мы всю ночь не могли уснуть. Я коснулась руки Дэна, но он не пошевелился. В какой-то момент начался дождь. Если бы я могла сосчитать капли, то узнала бы в цифрах, сколько дождя выпало на землю. Утром, аккуратно сворачивая одеяла, мы встретились взглядами. Белки его глаз покрывала красная сеточка лопнувших сосудов. Мы покинули дом, где провели вместе непростую ночь, и отправились обратно той же тропой, по которой пришли вчера. Меня терзала саднящая грусть. Мы осторожно ступали по мокрым после вчерашнего дождя сосновым шишкам, проходили по безлюдной лесной тропе, а затем остановились на краю скалы, глядя на море. В ослепительных лучах поднявшегося над горизонтом солнца на волнах качались баркасы. Возможно, именно из-за вчерашнего дождя солнце светило так ярко и радостно. По берегу были разбросаны обломки досок и рыболовные сети, и между ними пробирался трактор. И что это трактор делает на берегу? Это зрелище показалось мне необычным, поскольку я привыкла видеть трактора и другую сельхозтехнику исключительно на полях за городом. С каждым порывом ветра волны одна за другой лениво набегали на песчаные отмели, а затем отступали. Издалека доносился приглушенный шум моторов, словно во сне. В утреннем небе с резкими криками кружила стая чаек.
– Насчет прошлой ночи, – с мрачным видом начал Дэн, но я оборвала его на полуслове:
– Ничего страшного. Со мной все в порядке. Через несколько дней все забудется.
– Хорошо. – Он угрюмо кивнул.
– А ты когда-нибудь ловил шпиона? – Нелепый вопрос сорвался с моих губ, прежде чем я успела подумать.
– Еще никто в моей части не поймал шпиона. Но говорят, несколько лет назад кто-то поймал кита.
– Кита?
– Да. Обычно киты не водятся в нашем Западном море. Но время от времени киты сбиваются с курса и заплывают сюда из Южного моря. Мне рассказывали: когда кит плыл к берегу в темноте, он издавал такой шум, словно настоящая субмарина. Как будто северокорейские шпионы собрались проникнуть в тыл противника. В тот момент солдат на посту сделал все по инструкции – выпустил сигнальную ракету, затем взорвал подводную мину, действующую на расстоянии, и открыл огонь из автомата. На рассвете патруль вышел посмотреть, что же произошло, и обнаружил не шпионов, а огромного кита, плавающего на спине и изрешеченного пулями.
– Бедный кит.
– Полковник выразил солдату благодарность и наградил семидневным отпуском за отличное несение службы.
После истории о несчастном ките, которого по ошибке приняли за шпиона, нам больше нечего было друг другу сказать. Впервые в жизни мы не находили слов и чувствовали себя неловко друг с другом. Мы прошли той же узкой тропкой между кукурузным и перечным полем, что и прошлой ночью, и добрались до части Дэна. Я сказала, что дальше пойду одна, и начала уходить. Через несколько шагов я обернулась и увидела – он стоит на том же месте и смотрит мне вслед. Пройдя еще немного, я снова обернулась, и он по-прежнему стоял на том же месте. Я помахала ему и рукой показала, что ему стоит возвращаться, но он не двинулся с места. Я отошла подальше и снова обернулась. Он стоял на том же месте, понурив голову.
«Юн!
Сейчас идет дождь. Плотный синеватый туман нависает над сосновым лесом и морем. Я снова и снова представляю – ты оборачиваешься и смотришь на меня в тот день, когда мы расстались. Вот я лежу под одеялом, твое дыхание и твой голос ласкают мое ухо, представляю, чем ты сейчас занимаешься. Ты тоже смотришь в окно на дождь?»
После возвращения в город я перестала отвечать на письма Дэна.
Я сидела за столом, так низко опустив голову, что мой подбородок почти касался листа бумаги. И вот я принялась писать ему письмо.
«Дэн!
В этом городе я чаще всего бывала во дворце Кёнбоккун и в музее на улице Сечонно. Поначалу мне требовался час и еще десять минут, чтобы добраться от своего дома до дворца Кёнбоккун и музея. Теперь я добираюсь туда за пятьдесят минут. Я не стала ходить быстрее, просто теперь лучше знаю город. Но я не всегда захожу внутрь. Просто иду на занятия и прохожу мимо. Иногда я и в самом деле оказываюсь там, но внутрь не вхожу, а двигаюсь вдоль дворцовой стены до улицы Самчхондон и возвращаюсь домой. Я захожу в музей или покупаю билет во дворец Кёнбоккун в те дни, когда непрошеные мысли, несмотря на все мои старания, лезут в голову и наслаиваются одна на другую, создавая хаос. Войдя во дворец, я словно попадаю в другой мир. В тот момент, когда я прохожу через ворота и ступаю на дворцовую территорию, суета привычного мира, мчащиеся по улицам машины, взмывающие в небо здания – все это перестает для меня существовать. Вероятно, именно поэтому я туда и прихожу. Во дворце я забываю, какой была за его пределами. Когда я впервые оказалась в музее и зашла во дворец Кёнбоккун, меня захлестнула новизна незнакомых, свежих ощущений. Это стало для меня открытием, и я пожалела, что раньше и не задумывалась, что удивительное находится в двух шагах от меня. Я рассказывала тебе, что решила ежедневно гулять по городу не менее двух часов, когда переехала сюда? Благодаря этим прогулкам я и познакомилась с такими чудесными местами. Все обитатели города живут в тени этого дворца, так почему они так редко туда ходят? Мне это кажется очень странным. Мне всегда казалось, что ворота Кванхвамун – это еще одна точка пересечения двух миров, а не просто вход во дворец Кёнбоккун. При посещении музея и дворца я стала внимательнее рассматривать ворота. Но только сев за это письмо, я поняла, что чаще всего посещаю именно эти два места в городе.
В прошлое воскресенье с утра начал моросить дождь. Я встала очень рано и отправилась к дворцу Кёнбоккун. Мне не хотелось брать с собой зонт, и я натянула куртку с капюшоном. Дождь едва моросил. Но к тому времени, как я добралась до дворца, мои волосы и полы одежды сильно намокли. По воскресеньям во дворце обычно полно народу, но в тот день там было абсолютно безлюдно. Скорее всего, из-за мелкого дождя и темной пелены облаков в небе. Я не собиралась заходить во дворец, но в билетную кассу не было очереди, и я неожиданно изменила свое решение. Дворец выглядел заброшенным. Я много раз бывала внутри и считала, что хорошо его знаю. Но в тот день, уже с билетом войдя внутрь, я поняла: под дождем старинные здания выглядели совершенно иначе, чем в солнечные дни. Даже гора Букак, которую мне было видно из павильона Гунчон, выглядела по-новому. Шестиугольный павильон Ханвон на островке в центре широкого, заросшего лотосами пруда, куда я постоянно приходила, тоже выглядел необычно. И это еще не все. Под дождем павильон Кёнхверу казался таинственным. Казалось бы, это был обыкновенный дождь, но дворец вдруг изменился до неузнаваемости. На территории я натыкалась на что-нибудь новое. Раньше при каждом посещении я заглядывала в павильон Кёнхверу. Я знала здесь каждый камень, но в этот раз вдруг обнаружила лестницу, которую раньше не замечала. Ступеньки вели на второй этаж павильона, перед лестницей табличка гласила: „Проход запрещен“, но я все равно поднялась по ступенькам. Павильон был открыт со всех сторон. Я замерла на месте от неожиданности – передо мной открылось огромное пространство. Меня потрясло еще и то, что раньше я обращала внимание лишь на внешнюю часть восьмиугольной крыши, а сейчас крыша казалась воздушной, восхищали украшения в виде птиц с раскрытыми клювами, которые кто-то вылепил из влажной глины, а затем обжег на огне и закрепил на крыше. На нижнем этаже были каменные колонны, поэтому мне просто в голову не приходило, что на втором этаже колонны деревянные.
