— Почему ты не отвечаешь на мои звонки?
Я смотрю на нее, раздумывая, как бы успокоить Лейни, чтобы та не вышла из себя.
— Мне было очень хреново, — отвечаю я.
— А я думала, Дуг, что мы с тобой друзья. Кем бы мы ни были, я думала, что мы друзья. Я заботилась о тебе. А ты оттрахал меня и свалил. Из-за тебя я чувствую себя шлюхой.
— Прости. Я не хотел.
— Что случилось? Это из-за той девушки?
— Нет. Она тут вообще ни при чем.
— Так в чем же дело? Думаешь, я не знаю, что ты ходишь на свидания? Да об этом весь город знает. Куда бы я ни пошла, мне непременно об этом рассказывают, все судачат о том, с кем бы тебя еще свести. А я лишь киваю и улыбаюсь, как будто мне ни капельки не больно при мысли, что ты встречаешься с кем-то еще. На прошлой неделе ты занимался со мной любовью, а сейчас ты ужинаешь с женщинами, которых едва знаешь, и мне приходится отлавливать тебя в мужском туалете. Мне противно, что из-за тебя я забыла гордость. Неужели я для тебя ничего не значу?
— Ну конечно же, значишь, но, если честно, чем все это, черт подери, может кончиться? Это ни к чему не приведет.
Она подвигается ко мне, так что мы стоим практически впритирку в узкой кабинке.
— Я тебя люблю, — признается она, и в ее глазах внезапно набухают слезы, готовые вот-вот пролиться. — Я обещала, что не влюблюсь в тебя, но все-таки влюбилась.
— Лейни, — говорю я и беру ее за руку. — Ты замужем.
— Раньше тебя это не останавливало.
— А теперь останавливает.
— Я могу и развестись.
Я качаю головой.
— Не надо.
— Я все равно рано или поздно хотела его бросить.
— Возможно, но не стоит делать этого ради меня. Я не лучший вариант.
— То есть спать со мной ты можешь, а завести роман — нет.
— Я не стану ни спать с тобой, ни заводить роман.
— Ты меня использовал.
— Ты меня тоже.
И тут слезы переполняют ее глаза и проливаются, они текут по щекам, оставляя линии, похожие на двойной черный след от реактивного самолета, и мне ничего не остается, как легонько утереть ее слезы большими пальцами. Лейни ошибочно принимает мой жест за призыв, прижимается ко мне, обвивает руками мою поясницу, пальцами поглаживая мне спину.
— Дуг, — произносит она и приникает ко мне.
Дверь туалета открывается, и мы замираем в кабинке, как спрятавшиеся дети. Мы задерживаем дыхание; шаги приближаются к писсуарам. Лейни кладет руки мне на плечи, опирается о них и забирается с ногами на стульчак. Мы стоим неподвижно, прислушиваясь к журчанию мочи, льющейся в фарфор писсуара. Потом Лейни трогает языком мочку моего уха и зажимает ее между зубов.
— Дут, — шепчет она, жарко и влажно дыша мне в ухо.
Я отклоняюсь от нее, но в кабинке очень тесно. Лейни приоткрывает рот, медленно трогает губами мой подбородок. Ее ладонь скользит по моему животу за ремень, и вот уже она сжимает и гладит мой член. Я хватаю ее за руку, чтобы вытащить ее ладонь из штанов, но она сопротивляется, улыбаясь мне, как будто это игра. Тогда я выкручиваю ей руку и прижимаю к ее спине, нечаянно притиснув Лейни сильнее к себе; она наклоняется и целует меня в шею.
— Ты же сам знаешь, что хочешь этого, — шепчет она.
В писсуаре спускают воду, слышно журчание воды в раковине. Потом дверь туалета открывается и закрывается. Я выдыхаю и, извиваясь всем телом, отчаянно пытаюсь отделаться от Лейни, ее нога со всплеском соскальзывает со стульчака в унитаз.
— Вот дерьмо! — вскрикивает Лейни и вытаскивает ногу из унитаза, обрызгав мне штанину.
— Черт! — выпаливаю я, и мы вываливаемся из кабинки.
— О господи! — произносит Лейни, отряхиваясь, и неуклюже ковыляет к выходу. — У меня нога вся мокрая.
— Извини.
Она поднимает на меня глаза и глубоко вздыхает.
— Так мне и надо.
Ее взгляд тускнеет, она устало прислоняется к стене. Лейни выглядит маленькой, печальной и побежденной, и от этого мне становится хреново.
— Послушай, — начинаю я.
— Пожалуйста, не надо. Хватит с меня унижений. — Она стаскивает туфлю, дорогую эспадрилью песочного цвета, и, припадая на одну ногу, как калека, бредет к сушилке. — Знаешь, я ведь и правда собираюсь от него уйти.
— Лейни!
Я делаю шаг к ней, но она протягивает руку.
— Уходи, — просит она и нажимает серебристую кнопку.
Туалет заполняет шум сушилки, похожий на рев реактивного двигателя.
Позже мы сидим с Брук в машине на какой-то стоянке, поцелуй затягивается и перерастает в нечто большее, жаркое, от чего у нас перехватывает дыхание и запотевают стекла моего «сааба». Мы ненасытно открываем рты, прижимаемся губами к губам, гладим друг друга по лицу, наши языки танцуют и переплетаются, а руки с легкостью скользят под майками по обжигающе-горячей коже. Мы задыхаемся и стонем — диалог наслаждения, всем понятный без слов.
В конце концов мы оказываемся у меня в холле. Прижавшись к стене, мы целуемся и ласкаем друг друга, и если с минуты на минуту не разденемся, то жар движений спалит одежду, прикрывающую наши тела. Но я просто не знаю, куда идти. Я не хочу вести ее вниз, в гостевую комнату, как Лейни, но и боюсь вести ее к себе в спальню: это значит нарушить неприкосновенность последнего святилища Хейли, заявиться с бульдозером в единственный нетронутый тропический лес, убить целый вид, чтобы выстроить отели и торговые центры.
«Хейли, — мысленно произношу я. — Хейли, Хейли, Хейли». От двух слогов ее имени у меня предательски бьется сердце.
Но Брук мила, сексуальна, она само совершенство. В ресторане, когда мы целовались, я почувствовал, как что-то во мне, доселе болтавшееся без дела, встает со щелчком на свое место, почувствовал, как планета на мельчайшую долю секунды остановила вращение, залюбовавшись нами…
Хейли, Хейли, Хейли…
И вот влажные губы Брук блестят в рассеянном свете, льющемся из кухни, ее глаза подернуты пеленой, веки полуприкрыты и чуть дрожат от страсти…
Хейли, Хейли, Хейли…
Ее кожа сверкает, словно освещенная внутренним светом. Мы молоды и прекрасны, мы не всегда будем такими, но сейчас это так. Где надо — у нас мягко, где надо — твердо, и мы просто обязаны заняться сексом, как положено, и от нее пахнет корицей, сексом, и, черт подери, мы просто обязаны заняться этим, мы созданы для этого, каждая молекула наших тел этого требует, нам не остается ничего другого.
Поэтому я веду ее наверх, к себе в спальню. Мы срываем майки, я трогаю губами гладкую кожу ее живота, нежную и горячую. От прикосновения к телу Брук меня словно бьет током. Я не думаю о Хейли, о том, как мы в последний раз ночью лежали в этой кровати, а днем она улетела, о том, как она кончила и легла на меня, прижавшись коленями к моим ребрам, ее лицо разрумянилось, она улыбалась мне в рассеивающемся тумане нашего секса. Как мы обнялись и прижались друг к другу, голые и потные; мы думали, что это всего-навсего еще один прекрасный день, а впереди у нас целая счастливая жизнь. У меня была жена. Ее звали Хейли.
— Что не так? — спрашивает Брук и, задыхаясь, отстраняется, чтобы взглянуть на меня.
— Все в порядке, — отвечаю я. Но что-то изменилось — какой-то неизвестный, но жизненно важный элемент нашей химической системы, и она чувствует это.
— В чем дело?
— Не знаю.
— Ты не хочешь?
— Хочу.
— Может, мы слишком поспешили?
— Нет.
— Ты уверен?
— Уверен.
— Нам ведь не обязательно.
— Я знаю.
Вот оно: мы слишком долго обсуждали секс, чтобы просто им заняться. Я чувствую, как проседают слои почвы, стрелки циферблата бешено вращаются в обратную сторону, исчезают молекулы и воздух становится разреженным.
— Прости, — говорю я и скатываюсь с нее.
— Не надо извиняться, — отвечает она.
Мы лежим на спине рядом друг с другом и смотрим в темноту. Ни звука, только наше успокаивающееся дыхание. Сердца стучат медленнее, надежды пропадают. В комнате все еще пахнет сексом и потом, но это уже не наши запахи, и они меня раздражают.
— Просто скажи, если дело во мне, — произносит она.
— Ты тут ни при чем, — отвечаю я. — Не знаю, почему все так.
Она поворачивается на бок, смотрит на меня и кладет мне руку на грудь.
— Пожалуйста, поговори со мной, Дуг.
Но я не хочу разговаривать, не хочу проводить очередное болезненное вскрытие, которое с неизбежностью следует за неудавшимся сексом. Я хочу, чтобы у нас все было хорошо, я знаю, что, может, завтра все получится, но что бы мы ни сказали, сегодня ничего не будет — так зачем же причинять друг другу боль? А раз я не хочу разговаривать, то мне не остается ничего другого, как натянуть одежду, лежащую в куче в ногах кровати, и молча отвезти Брук к ее родителям, в дом, похожий на жилище семейки Брэди.
