— Дуг, — вздыхает она, — Клэр сейчас плохо, разве ты не заметил?
Я вспоминаю, как Клэр спала, свернувшись калачиком на диване, будто маленькая девочка, положив голову матери на колени, и тут до меня доходит, что я что-то упустил.
— Черт, — говорю я, чувствуя себя последним идиотом.
— Дуг, — мягко произносит Дебби.
— Я знаю, — обрываю я. — Я стараюсь.
— Старайся лучше. Ты ей нужен.
— Ага.
— И мне тоже.
— Пух, — зову я, но она уже повесила трубку.
Час спустя мы с Дебби уже в больнице Ленокс-Хилл. В помещении, где мы сидим, принимают пять врачей, имена которых написаны на непрозрачной стеклянной двери, в приемном отделении полным-полно молчаливых женщин, которые улыбаются тихо и терпеливо. Я никогда не был в приемной гинеколога. Здесь буквально видны излучины витающего в воздухе эстрогена. Как и Клэр, все женщины приодеты и накрашены, и меня осеняет курьезно-сентиментальная мысль, что им хочется хорошо выглядеть для любого, кто собирается залезть к ним под юбку, даже если дело происходит в больнице. Многие женщины находятся на разных сроках беременности, рядом с некоторыми из них неловко пристроились встревоженные мужчины. Они ерзают, как дети, смотрят на часы, читают газеты, бессмысленно нажимают на кнопки сотовых или вполголоса беседуют с женами, а те спокойно листают женские журналы о здоровье, отвечают мужьям, не поднимая глаз, и тихонько подпевают популярной мелодии, которая доносится из колонок, благоразумно установленных порознь друг от друга.
Мы пытаемся договориться со стервозной секретаршей, когда в приемную торопливо входит раскрасневшаяся и слегка запыхавшаяся мать.
— Мама, — удивленно говорю я, — что ты тут делаешь?
— Где Клэр? Я опоздала?
— Мы как раз с этим разбираемся, — отвечает Дебби и поворачивается к секретарше, угрюмой девице с накладными ресницами. Ее рот намазан губной помадой так, что она выходит за контуры губ; на носу секретарши, точно сверкающий прыщ, торчит крошечный гвоздик с бриллиантом, а ногти изгибаются, как накрашенные когти.
— Я не могу никого впустить, пока идет обследование, — твердо заявляет девица.
— Понимаю, — в тон ей отвечает Дебби. — Но мы — ее семья, и она хочет, чтобы мы были с ней. Мы просто немного опоздали.
— Она мне ничего об этом не говорила. Я могу пропустить только отца будущего ребенка.
— Отец пока не в курсе дела, — заявляет Дебби. — Она фактически мать-одиночка, и вы можете себе представить, как ей сейчас нужна наша поддержка.
— Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь. Мать подходит к стойке и мерит девицу взглядом.
— Я мама Клэр.
Девушка равнодушно кивает и берет трубку телефона.
— Приемная врача, — говорит она, глядя матери в глаза.
Мать смотрит на нее долгим взглядом, потом медленно кивает, мило улыбается и, не отрывая глаз от секретарши, во весь голос кричит:
— Клэр!
Девица от изумления чуть не падает со стула. Не дожидаясь, пока она придет в себя, мать поворачивается и шагает по длинному коридору к смотровым.
Все, кто сидит в приемной, поднимают глаза, секретарша вскакивает и кричит матери вслед:
— Эй, леди, вам туда нельзя!
— Клэр! — орет в ответ мать и пропадает из вида. Мы с Дебби переглядываемся и быстро устремляемся за ней, за нами по пятам несется секретарша.
— Вам туда нельзя! — выкрикивает она, хватая Дебби за локоть.
Дебби стремительно поворачивается, ее глаза сверкают от ярости.
— Бы уверены, что вам уже не нужна эта рука? — интересуется она.
Девушка выпускает ее руку и, воинственно пожав плечами, отступает на шаг.
— Ну и ладно, — произносит она.
Из смотровой выходит парень примерно моих лет, с лицом, заросшим щетиной, и биркой «медбрат», видит нас и интересуется:
— Извините, я могу вам чем-то помочь?
— Клэр! — орет мать ему в лицо.
— Эй! — кричит он в ответ.
И тут из-за одной из дверей доносится голос Клэр.
— Мама?
— Клэр, дорогая!
— Мама!
Я обхожу парня, иду на голос Клэр и рывком распахиваю дверь. Верещит какая-то полуголая женщина, лежащая на гинекологическом кресле. Доктор, орудующий между ее ног, словно механик, поднимает голову и откидывается на табурете, так что я вижу все ее влагалище; теперь это зрелище будет терзать меня в кошмарных снах, точно злой дух.
— Кабинетом ошибся, — произношу я и захлопываю дверь под ее возмущенные вопли. Медбрат оттаскивает меня от двери.
Мать открывает следующую дверь, за ней на столе навзничь лежит Клэр в бумажном халате. Живот ее обнажен; Клэр вытягивает шею, чтобы заглянуть в монитор. Доктор прикладывает к ее животу датчик, оборачивается и смотрит на нас.
— Привет, — озадаченно говорит он. — Я могу вам чем-то помочь?
— Это мои родственники, — поясняет Клэр и мгновенно заливается слезами.
— Маленькая моя! — произносит мама, подбегает к Клэр и обнимает ее, перепачкав всю блузку синим гелем.
— Все в порядке, Уилл, — говорит доктор, и медбрат меня отпускает. — Заходите.
Мы окружаем Клэр, и доктор продолжает обследование.
— Итак, — замечает он, — я показывал Клэр сердце ее ребенка.
На экране появляется растущий светящийся треугольник, как будто кто-то открыл люк в подвал. В луче света показываются две пересекающиеся белые линии, а между ними — крохотная пульсирующая горошина. Доктор прикладывает к животу Клэр второй прибор, и комнату наполняет ритмичное журчание, к которому присоединяется быстрый отрывистый стук.
— Ох, Клэр, — произносит мать и кладет ладонь Клэр на плечо, в глазах ее стоят слезы.
— Я знаю, — всхлипывает Клэр.
— Послушайте, как стучит сердечко малыша, — говорит Дебби и берет Клэр за руку.
Врач поправляет датчик, и мы видим очертания эмбриона: круглая, слишком большая голова, нос-кнопочка, вытянутые вперед тонкие руки с молитвенно сложенными ладонями.
— О господи! — визжит Дебби.
— Уже примерно двенадцать недель, — поясняет врач.
— У меня будет ребенок, — говорит Клэр, изумленно глядя на экран.
Я смотрю на экран и внезапно испытываю нехарактерную для меня уверенность, что я бы тоже так мог. Я бы мог зачать ребенка и наблюдать, как он растет в утробе, ждать, когда он, невинный и прекрасный, выйдет в мир, а потом приложить все силы к тому, чтобы он как можно дольше оставался таким. Я чувствую, что есть более глубокие, сильные чувства, чем радость и грусть. Я знаю, что сейчас переживаю не лучшие времена, но, быть может, в конце концов вся эта боль и неуверенность в сумме даст хоть немного мудрости, которая сделает меня хорошим отцом. И в первый раз на моей памяти такой вариант кажется мне вполне приемлемым — при мысли о нем я не покрываюсь холодным потом.
— Это мальчик или девочка? — спрашиваю я.
— В таком положении не видно, — отвечает доктор.
— Девочка, — заявляет Клэр и смотрит на меня, улыбаясь сквозь слезы.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я назову ребенка Хейли. Так что если это мальчик, ему придется научиться драться.
У меня перед глазами все плывет. Клэр берет меня за руку и притягивает к себе, а я закрываю глаза, и не остается ничего, кроме стука новехонького, только формирующегося сердца, чье неустанное биенье наполняет комнату ритмом крохотной, жадной жизни.
Родители Брук живут в скромном приземистом доме с комнатами на разных уровнях, который напоминает жилище семейки Брэди[26]. Он расположен в самой южной части Нью-Рэдфорда, в нескольких кварталах от дома Джима и Энджи, где здания стоят теснее и не так далеко от улицы. Отец Брук — инженер, а мать входит в Коллегию присяжных. Когда я заехал за Брук, ее родители еще были на работе. На Брук темные широкие брюки и белый свитер в резинку, волосы собраны в хвостик на макушке. Она отходит на шаг, чтобы меня впустить, но не отстраняется от меня. Наверно, нужно было наклониться и чмокнуть ее в щеку, но я замялся, и момент был упущен, а сейчас это вышло бы неловко и натянуто. Я знаю мужчин, которым это дается легко, но я также знаю и то, что к ним не отношусь.
Вместо этого я говорю:
— Не помню, когда в последний раз заезжал за девушкой домой к ее родителям.
— Не дави на больную мозоль.
— Да нет, все отлично. Я снова чувствую себя школьником.
— И родителей нет дома, — продолжает она и поднимает брови, как будто хочет меня соблазнить. — Мы могли бы пойти в подвал и заняться петтингом.
Наверно, я краснею, потому что она тут же хлопает меня по плечу и поясняет:
— Шутка.
— Понятно, — отвечаю я.
Брук подходит ко мне и заглядывает мне в глаза.
— В чем дело, Дуг? — мягко спрашивает она.
