Анна обратила внимание на заголовок, который привлек внимание Гольского:
ОТ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КПСС, ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА И СОВЕТА МИНИСТРОВ СССР
ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета и Совет Министров СССР С прискорбием извещают, что 17 июля 1978 года на 61-м году жизни скоропостижно скончался видный деятель КПСС, член Политбюро, Секретарь ЦК, депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда Федор Давыдович КУЛАКОВ. Смерть вырвала из наших рядов выдающегося…
– От чего он умер? – спросила Анна.
– А? – как-то глухо отозвался Гольский. И тут же сам, посмотрев в следующий столбец, в «Медицинское заключение», прочел вслух: – «Страдал атеросклерозом… кардиосклерозом… пневмонией… В ночь с 16 на 17июля развилась острая сердечная недостаточность с внезапной остановкой сердца…» – Гольский сел, взялся рукой за лицо, закрыл глаза.
– Что с вами? Вам плохо? – спросила Анна. – Это ваш друг?
Гольский открыл глаза.
– Нет, нет! Что вы! Просто это так неожиданно… Пневмония!… О чем мы говорили? Ах да – этот врач… – И Гольский вдруг усмехнулся: – А вы знаете, Анна, что вы везучая?
– Правда? А что – Кулаков бы меня не выпустил?
– Нет! При чем тут… Я не в том смысле… – запротестовал Гольский.
Но по его убежавшим от ее взгляда глазам она поняла, что он врет. И встала:
– Вам, наверно, нужно идти. У вас в конторе вам доложат подробности… – И она кивнула на газету, чтобы он понял, какие подробности она имеет в виду.
Гольский поднял на нее глаза и сказал глубоко, с упором:
– Анечка, с сегодняшнего дня меня интересуют только подробности жизни. Не смерти. И если вы действительно нашли мне целителя…
– То я смогу уехать? «Да» или «нет»? Только твердо! – приказала Анна.
– Слово мужчины! – сказал Гольский.
Анна насмешливо глянула ему в глаза. И с трудом удержала себя от едкой реплики.
Глава 10
Лозановский метод
С каждым годом мир узнает все больше о тайном сотрудничестве сионистов с фашистами. Так, стало известно, что польские сионисты, перебравшиеся теперь в Израиль, в годы войны бок о бок работали с гестапо, с фашистской военной разведкой. Они создали организацию «Факел», члены которой имели задачу проникать в движения Сопротивления и помогать гитлеровцам ликвидировать их. Многие и многие сионисты работали капо – надзирателями в лагерях смерти и специальной полиции, следившей за порядком в еврейских гетто. Трагедия Бабьего Яра в Киеве, Богдановского лагеря смерти на Одесщине и Николаевских пороховых складов в Одессе навсегда останется олицетворением не только каннибализма фашистов, но и несмываемого позора их сообщников – сионистов.
«Ландскнехты Гитлера», газета «Вечерняя Одесса», 23 июня 1975 г.
Черный правительственный лимузин появлялся у ее подъезда каждый понедельник, среду и пятницу ровно в 6.30 утра. Нина Антоновна Миронова, полная жизнерадостная шатенка сорока семи лет, заведующая кафедрой иностранных языков Московского государственного университета, доктор филологических наук и автор нескольких учебников английского языка, выходила из дома, садилась на заднее сиденье автомобиля и ехала по рассветной Москве в сторону, совсем противоположную от МГУ – по набережной Москва-реки, мимо Киевского вокзала на Кутузовский проспект. Хотя постоянные пассажиры этих черных имперских лимузинов ездили в них только с закрытыми окнами, затененными или занавешенными от уличных зевак, Нина Антоновна, сев в машину, немедленно опускала стекла в обеих задних дверцах и ехала по Москве, наслаждаясь утренней прохладой и воздухом, не испорченным дневным «трафиком». Она любила Москву, и ей нравились эти ранние поездки по широким московским проспектам, еще пустым от легковых и грузовых автомобилей, с радужными валами воды из поливальных машин, с влажными сиреневыми мостовыми и с толстыми дворничихами в фартуках, которые подметали тротуары.
Правда, после поворота на Кутузовский проспект настроение у Нины Антоновны несколько менялось и расслабленность кайфа покидала ее. Она доставала из портфеля зеркальце и пудреницу и придавала своему лицу то деловое выражение, которое, ей казалось, должно было соответствовать предстоящей работе. Спустя минуту лимузин подкатывал по Кутузовскому проспекту к дому, известному в Москве как «брежневский». Там два офицера наружной охраны немедленно подходили к машине с обеих сторон, заглядывали в окна, говорили Мироновой «доброе утро», и один из них, открывая дверцу машины, с офицерской вежливостью предлагал Нине Антоновне руку. Нина Антоновна легко выбрасывала из авто свое тяжелое тело – она была из тех крупных женщин, полнота которых является лишь дополнительной емкостью для их избыточной энергии и оптимизма.
Выйдя из машины, Нина Антоновна входила в подъезд, где немедленно отдавала свой портфель на проверку одному из четырех дежурных внутренней охраны. Затем, получив этот портфель обратно, Миронова в сопровождении одного из офицеров охраны лифтом попадала в прихожую квартиры Юрия Владимировича Андропова, члена Политбюро и Председателя КГБ СССР. Обычно это происходило ровно в 7.00 – встречавшая Миронову домработница говорила ей «здрасти» и вела по длинному коридору в кабинет Юрия Владимировича.
На этом «здрасти» употребление русского языка кончалось – Нина Антоновна не позволяла своим ученикам говорить с ней по-русски, даже если этот ученик – сам Председатель КГБ СССР. И нужно отметить, что Андропов легко подчинялся этому правилу. Да и вообще при близком знакомстве, то есть во время вот таких домашних занятий английским языком, он вовсе не выглядел тем жестоким гэбэшным монстром и палачом Пражской весны, каким описывали его английские и американские газеты, поступающие по спецразрешению для закрытого чтения на кафедру иностранных языков МГУ. Наоборот, он был интеллигентным и интересным собеседником, к тому же, надо отметить, они никогда не говорили о политике, а только о театральных спектаклях, кинофильмах и классической литературе. Правда, английский Андропова еще не позволял ему излагать свои мысли с достаточной полнотой и тонкостью.
Конечно, с другим учеником Нина Антоновна уже давно бы продвинулась на следующий уровень языковых знаний, она была ярой сторонницей группового обучения иностранным языкам по методу болгарского профессора Лозанова и в группах добивалась феноменальных успехов – ее студенты после пятого занятия преодолевали свою иноязычную немоту, а после десятого – разговаривали по-английски на уровне студентов второго курса иняза. Собственно, этими успехами она и была обязана приглашению к Андропову – он посмотрел фильм, который сделали о ней киевские кинодокументалисты, и сам позвонил ей домой, попросился в ученики. «А вы будете заниматься с группой?» – удивленно спросила она по телефону. «Нет, конечно», – улыбнулся низкий голос на том конце провода. «Но тогда восемьдесят процентов эффекта пропадает! – воскликнула Миронова. – Я же преподаю игровым методом! Вы видели в этом фильме: мои студенты один и тот же текст то поют хором, то кричат, то шепчут. И вообще, когда человек в группе, в бригаде, в роте – он не так зажат и легче идет за лидером…»
Андропов, не перебивая, выслушал всю ее тираду о преимуществах группового метода обучения, а потом сказал: «Ничего, Нина Антоновна. Мне будет достаточно двадцати процентов эффекта. Могу я завтра прислать за вами машину?»
С тех пор вот уже пять месяцев черный андроповский лимузин регулярно появлялся у ее подъезда по понедельникам, средам и пятницам, и с 7.00 до 8.30 она учила главу КГБ английскому языку. При этом изобретать для каждого урока новую тему становилось все трудней, хотя Юрий Владимирович регулярно вручал ей конверт с билетами на лучшие московские спектакли и закрытые премьеры советских и иностранных фильмов в Доме кино для последующего обсуждения во время их занятий. Денег в конвертах никогда не было, и разговора об оплате ее уроков тоже не возникало ни разу, просто через месяц после начала этих занятий ректор МГУ вручил Нине Антоновне ордер на новую четырехкомнатную квартиру на Ленинском проспекте взамен ее двухкомнатной в Черемушках. А когда она приехала с этим ордером домой, муж сказал, что только что звонили из какого-то Транспортного управления и спросили, на какое число им нужны грузчики и транспорт…
Пройдя за домработницей Андроповых в глубину коридора, освещенного ранним и еще нежарким утренним солнцем, Миронова ощутила, как у нее самопроизвольно подтянулись живот, грудь и даже лицевые мускулы. Как у актрисы перед выходом на сцену.
– Good morning, Tony! How are you today?[1] – бодро сказала она, входя в домашний кабинет Юрия Владимировича.
