Про свои детские комплексы и фобии сыновья мне никогда не рассказывали. Как боролись с ними, победили ли — не знаю. То ли к слову не приходилось, то ли до сих пор не избавились.
Одна знакомая мне как-то призналась, что больше всего боится, когда на природу выезжает, что ей в ухо заползет какая-нибудь букашка. В детстве, у бабушки в деревне, она спала только в платочке.
— Чем это страшнее укуса змеи, например? — удивилась я.
И потом рассказала, что есть такой медицинский термин — «таракан в ухе». В университете на военной кафедре нас учили на медсестер, поэтому знаю. «Таракан в ухе» фигурировал в билетах на экзамене. Нужно не ковырять пальцем, а пустить в ухо сильную струю воды — вымыть пришельца. Мои объяснения нисколько не притупили крепко въевшегося страха.
Образно говоря, если в детстве не вытащить таракана из уха, он поселится надолго.
Мальчики дружат совершенно не так, как девочки.
Однажды мы были в гостях. Две хозяйские дочки и две маленькие гостьи играли в детской комнате. Час тишина, второй час из детской ни звука. Я стала ерзать на стуле, подумала: «Померли, что ли?»
Вслух спросила:
— Они там не заснули?
— Почему заснули? — удивились родители. — Просто играют.
Я пошла удостовериться. Действительно — спокойно играют с куклами, с детской мебелью и посудой. Тишь, гладь, божья благодать.
У нас по-другому. В аналогичной ситуации: у нас гости, сыновья с друзьями, соседскими мальчиками, изолированы в детской. Какое-то время тихо. Наверное, с конструкторами занимаются или железную дорогу собирают. Но потом начинается: шум, стрельба, вопли. Гости смотрят на нас с удивлением, потому что мы с Женей спокойно продолжаем беседу. А моя мама так же спокойно в своей комнате читает книгу. Гости нервничают: что у детей происходит?
— Обычная война, — пожимаю плечами.
— Можно посмотреть?
— Пожалуйста.
Мы заглядываем в комнату в момент, когда атака перешла в рукопашную. Бойцы вылезают из-под стола, выскакивают из платяного шкафа, спрыгивают со второго яруса кровати. На ковре в центре комнаты образуется вопящий клубок мальчишеских тел.
Перекрикивая шум схватки, одна из гостий восклицает:
— Они могут травмироваться!
— Естественно! — громко отвечаю. — Какая война без ранений? Эй, войско! Ну-ка встали все на ноги! Быстро! Никто не пострадал? Орите потише!
— «Орать потише», — ехидничает Женя. — Это ты здорово сказала.
— Пойдемте за стол? — приглашаю я друзей.
Супруги, у которых две дочки, когда мы вернулись к столу, переглянулись: как хорошо, что у нас девочки! Я их понимаю.
— И у вас часто такой бедлам?
— Всегда, когда приходят друзья Никиты и Мити. Это же мальчики. Мальчики! — обращаюсь я теперь к присутствующим мужчинам. — Вы просто себя забыли. Зона агрессии, — стучу себя по лбу.
— Чего-чего? — не понимают меня друзья.
Поясняю:
— Зона агрессии в мозге мужчин намного больше, чем в женском мозге. Можете себе представить человеческую историю наоборот: бесконечные войны, в которых армии женщин, а не мужчин? Бьются на поле брани, штурмуют крепости, плывут на хилых посудинах неведомо куда? Да нам, женщинам, это даром не нужно. А у вас — зона агрессии, — насмешливо кручу пальцем у виска. — Она-то и требует постоянного выхода энергии. Обуздать взрослого мужчину сложно, пацана обуздывать — вредно. Эта проклятая зона еще и за психическое здоровье отвечает. Хотя, конечно, иногда подмывает: вставить им кляпы в рот, спеленать как мумии, насладиться тишиной.
Родители девочек снова обменялись понимающими взглядами. Я их понимаю.
К вопросу о травмах. Когда я второй раз для хорошего роста волос решила остричь детей наголо («Эта стрижка называется «под Котовского», на обратном пути из парикмахерской, сыночки, я вам расскажу про легендарного героя Гражданской войны»), случилось массовое травмирование. Никита решил попробовать слезть с верхней (двухъярусной) кровати головой вперед и врезался в последнюю ступеньку. Над правым глазом у него расплылся синяк. Под левым глазом синяк он получил в результате плохого маневрирования: мчался в свою комнату, поскользнулся, припечатался к углу стола. Митя фингалы заработал не по своей вине. Прямо сказать — от родителей подарочки. Я сына не заметила, открывала дверцу тумбочки. Дверцу заело, Митя склонился, я рванула дверцу и заехала ему по лицу. Под правым глазом — синяк. Под левым — папа постарался. Утверждал, что, мол, Митька сам виноват. Они играли, боролись. Женя выставил кулак, Митя в пылу схватки на этот кулак и налетел.
Нарочно не придумаешь: у двух сыновей мордашки украшены фингалами. И еще мальчики лысые! Сочинишь — не поверят. А ведь было! Иду с ними по улице: народ озирается, народ в шоке — два ребенка, стриженные под уголовников и отчаянно избитые, а мамашке хоть бы хны. Но никто не схватил меня за руку, не отвел в милицию. По дороге встретилась будка фотоавтомат, я решила, что момент надо увековечить. Мы заснялись: на ленточке с четырьмя мутными фото мы смеемся: счастливая мама и радостные глаза детей, в темном окружении фингалов.
У Никиты друзья не переводились, Митя дружил выборочно. Никита обычно проходил все этапы дружбы, весьма схожие с любовью, — от пылкой привязанности до скуки и разочарования. У Мити первый этап не затягивался, да и второй быстро наступал. Никита «раздруживался», потому что мальчик оказывался недостаточно авантюрным, азартным и проказливым. Митя прерывал дружбу, если ему не о чем было говорить с приятелем.
Как любая мать, я, конечно, хотела, чтобы сыновья дружили с хорошими мальчиками, которые окажут благотворное влияние, и не дружили с плохими, от которых наберутся дурного. При этом мысль: а чего от моих детей наберутся? — никогда не приходила в голову. Когда мне хотелось отвадить сына от дурно влияющего мальчика, я никогда не действовала в лоб, а применяла тактику, которую в свое время мама отработала на мне.
После школы у меня закрутился роман с парнем, который, с точки зрения мамы, решительно мне не подходил. Мама всполошилась и принялась меня разубеждать. Но любое слово критики в адрес моего избранника я принимала в штыки. Чем больше мама хулила Игоря, тем сильнее разгоралась моя любовь. Буквально — в геометрической прогрессии. Тогда мама изменила тактику. Делала вид, что смирилась, потеплела и — из добрых побуждений — дает советы: «Что ты все время Игорю книги подсовываешь? Ставишь его в неловкое положение. Он ведь книг не читает, — и тихо добавляла: — Наверное, последней прочитанной им книгой был Букварь». Или: «Посоветуй Игорю не носить пеструю сатиновую рубашку с не менее пестрым галстуком. Ведь это дурной вкус, а ты не подскажешь человеку». Или мама рассуждала: «Игорь, конечно, тебя очень любит. Но, похоже, это единственное его достоинство. Да и достоинство ли?» Мама своего добилась: мой роман затух, толком и не разгоревшись.
Кто-то из великих педагогов сказал, что если ваш сын или дочь дружит с ребенком, у которого плохие наклонности, то вам следует поднапрячься и воспитывать обоих — своего и чужого. Великие педагоги, как известно, были сплошь бездетны.
Никогда не запрещая дружить с тем или иным мальчиком, уж тем более не выставляя из дома неугодных мальчиков, я тихо капала на мозги сыновьям — подтрунивала над их приятелями, которые, по моему разумению, ничему хорошему научить не могли. По педагогической науке, мои действия, наверное, были возмутительны. А с родительской позиции — в самый раз.
Настоящие друзья у Никиты и Мити появились в университете. Я люблю, когда они заваливаются большой оравой на дачу. Молодые, сильные, веселые, умные. Но нам с мужем в этой компании уже не место. Мы не сильны в предметах споров, которые ведут дети, музыку, которую они любят, я только под угрозой расстрела стала бы слушать, они сыплют фамилиями, которые мне неизвестны, и читают книги, которые мне не интересны.
Все повторяется. Во времена нашей молодости старшее поколение таращило глаза на наши клеши и мини-юбки, а песни «Битлз» им казались кошмарными.
Оставив молодежь, мы едем домой. В машине я бурчу:
— Как тебе нравится? Они приехали… оттянуться! Что за вульгарные словечки!
— А мы как говорили? — спрашивает Женя.
Задумываюсь. Вспоминаю:
— Мы говорили — загудеть.
— «Загудеть», — смеется Женя, — конечно, во всех отношениях культурнее, чем «оттянуться»
Детские происшествия, точнее — происшествия с нашими детьми — делятся на две группы. Те, о которых с интересом слушают, и те, про которые не хотят вспоминать.
— Помнишь, как ты Брежнева с Индирой Ганди замочил? — спрашиваем Никиту.
— Не помню! — весело откликается он. — Расскажите!
Четырехлетний Никита погрузил в ванну газеты «Правда» с большими портретами советского и индийского лидеров и пустил воду. Никите надоело, что взрослые постоянно смотрят новости по телевизору.
