— Что тут происходит? — задал я, никого не обязывающий отвечать, первый вопрос.
— Внимание в отсеке! Дайте возможность моему командиру группы пройти! — скомандовал Ноздрёв. Народ нехотя расступился. В проходе между ракетных шахт и панелями приборов, широко расставив ноги как при качке, с лицом красным как стручок красного перца, собственной персоной стоял наш Ноздрюха. В одной руке он держал манёрку — чарку, сваренную из нержавеющей стали, так граммов на 150. В другой же — ржаной сухарь. Пока я пробивался к нему, Ноздрёв поставил манёрку рядом с ёмкостью литров на пять, понюхал сухарь, втянул добрую порцию воздуха и на выдохе бодро отрапортовал:
— В четвёртом отсеке идёт наладка при, при, при-бо-ров. Замечаний нет!
— Будут! — сказал я и пригласил мастера — старшего смены и Ноздрёва в каюту.
Там узнаю: это дурачьё поспорили на ящик водки, что после пятой выпитой манёрки Ноздрюха всё же свалится с «копыт». Днём он отсыпался и уже третью смену убеждал удивлённых работяг в стойкости Военно-морского флота.
— Ну и что дальше? — спросил Антон.
— Что дальше: пригрозил я мастеру написать его руководству рапорт. Для них это полный «капут» — отзовут, выгонят с корабля и лишат денежной работы. Вот они все хором запросили пардону, попросили пойти на «мировую», заверив, что больше «ни-ни». Ящик коньяку выставляют после завершения работ на ваше усмотрение.
— Ну и прохиндей ты, Василий! Я ещё не успел прибыть из отпуска, а ты уже меня заложил! — улыбаясь заметил Антон.
Дни, как плотно загруженные вагоны набравшего скорость поезда, замелькали один за одним: учёба, комплексные проверки приборов и систем, приёмка их от наладчиков и промышленности. Затем выходы в море на заводские и государственные испытания. И вот, пахнущий краской, подводный крейсер стоял у причала и готовился отплыть в свою базу в губу Западная Лица.
— Василий, а ты сток грязной воды с умывальника в цистерну одержания вывести не забыл? — спросил Антон.
— Конечно сделал, усё тип-топ! Работяги вварили красномедную трубу с запорными клапанами. Всё чин-чинарём, как учили! — ответил Лыткин.
— Почему же с раковины водичка не уходит? — задал второй вопрос Липовецкий.
— Товарищ капитан-лейтенант, — вмешался в разговор мичман Фесенко, — сейчас мы в один миг продуем ваш сток воды воздухом среднего давления.
— Нагрузи-ка редуктор ВСД на пару килограмм, — обратился он к Ноздрёву.
Они быстро протянули воздушный шланг. Его штуцер обмотали тряпкой и сунули этот кляп в отверстие сливного сифона раковины.
— Давай! — бодро скомандовал Антон. Воздух в две атмосферы, поднатужившись, пошёл по магистрали. Что-то смачно чмокнуло: то ли сверху, то ли снизу и уже более свободно он зашипел по трубам — ш-р-руп!
— Перекрывай! — опять дал команду Антон.
В образовавшейся тишине было слышно, как этажом выше на жилой палубе в каюте старпома голосом Кочета кого-то «раздалбливали»: мать-перемать, бога твою душу и далее лай и скуление тяжело раненной собаки…. Затем хлопнула дверь каюты, Кочет, ругаясь, грохнул переборочным люком и выбежал в центральный пост.
— Кому-то здорово «повезло». Во, как заливисто разоряется старпом! Хоть записывай на плёнку перлы старпомовского творчества, — прокомментировал всё услышанное Фесенко.
— Нам-то какое дело, пусть орёт себе на здоровье, — отозвался Лыткин. Ты лучше тряпкой убери брызги воды на палубе. Ишь, сколько её разбрызгано!
Сверху опять послышался шум, гам и более спокойный, выдохшийся в творческом поиске ругательств, оскорблённый голос старпома произнёс:
— Убрать тут всё и вымыть!
— Недоволен старпом своим приборщиком! Ишь, как на него наседает, — с опаской, поглядывая вверх, заметил Фесенко.
— Ноздрёв, спустись вниз и проверни запорный клапан на сточной водяной магистрали умывальника. Холера, вода-то всё равно из раковины уходит плохо, — заметил наблюдательный мичман.
— Клапан проворачивается свободно, — доложил Ноздрёв, вылезая из трюма. — Жалко вам воздуха что ли? Дайте килограмма 3–4 и дуньте ещё раз, — сказал он, настраивая редуктор на указанное давление.
— По готовности продувайте, — разрешил Липовецкий.
Уже гораздо свободней воздух фыркнул и, явно выбравшись на свободу, пропел: «бр-р-ру-ух!».
— Другое дело! — не успел сказать Фесенко, как был заглушен рёвом уже двух матерящихся мужиков: старпома и приборщика.
— Не может быть, чтобы приборщик облаивал старпома — подумал Антон. — Пойду-ка, посмотрю кто кого там обижает, — сказал он и высунул голову из проёма выхода на жилую палубу.
— Боже, помоги и помилуй! Старпом весь мокрый и оплёванный — точно так же, как и его приборщик, снимал с себя сопли и кричал:
— Сейчас я их брошу в морду командира дивизиона живучести. — Видал!? — взглянул он на Липовецкого, — вот что вытворяют трюмные с цистерной грязной воды. Гады! — выкрикнул остервеневший старпом и опять метнулся в центральный пост.
— Э-э-э, сюда лучше не соваться, — убрал Антон свою голову от греха подальше. Далее просто невозможно было не услышать, как униженный старпом потоком отборных «хороших» слов пытался потушить пожар своей обиды и негодования. Он долго и обстоятельно возмущённо излагал комдиву живучести и командиру БЧ-5 всё о чём думал о них и об их подчинённых «маслопупах». Наконец всё утихло.
— Василий, ну-ка проверь куда выведен сток умывальника из каюты старпома? — засомневался в своей догадке Липовецкий.
Лыткин наперегонки с Фесенко и Ноздрёвым начали исследовать сточный трубопровод из старпомовской каюты. Сопоставив все факты, Антон уже и так безошибочно понял, что за соответствующую мзду слив из старпомовского умывальника, заодно с умывальником ракетчиков, сварщики вывели в одно и то же место — в цистерну одержания…. Об этом старпом запамятовал, а ракетчики только сейчас узнали. Пока не утихнут страсти о конфликтном открытии Антон решил благоразумно помолчать.
Подводный флот СССР стремительно расстраивался качественно и количественно. Со стапелей заводов начали сходить атомные крейсерские подводные лодки разного класса и предназначения — так называемые атомоходы второго поколения. В большой политике эпицентр Холодной войны наконец-то сдвинулся с места, принял более подвижной и маневренный характер, переместившись с континентов на бескрайние водные просторы глубин морей и океанов.
Самый мощный в мире Военно-морской флот США, теснимый молодым, крепнувшим изо дня в день, флотом СССР, огрызаясь, сдавал свои, казалось бы незыблемые позиции. Корабли 6 Флота США, крейсирующие в основном в Средиземном море, соблюдая морской этикет, нашим одиночным кораблям вначале слали семафоры типа: «Приветствуем вас в нашем Средиземном море!».
Однако, когда в этом море боевую службу постепенно начала нести оперативная эскадра кораблей Союза, то приветы стали более сдержанные типа: «Приветствуем вас и приглашаем к совместному плаванию!». Что ни говори, несмотря на сплошную потерю традиций гуманизма и аристократизма в строительстве Советских Вооружённых сил, некоторый этикет и примесь джентльменства на военных кораблях, все-таки сохранились и соблюдались. И тут главную роль сыграла не столько официальная политика КПСС, сколько морская стихия, которая ни государств, ни их политики не признавала. Эта стихия диктовала свои правила, которые уже нужно было выполнять обязательно или погибнуть.
Приехавший из отпуска капитан-лейтенант Данилович рассказал офицерам экипажа интересный случай из службы его брата — командира самолёта Ту-16р.
— За что ты получил орден Красного Знамени? — спросил я, увидев новую награду поблёскивающую на груди брата.
— За вылет на боевую службу и успешное выполнение задания, — ответил брат.
— Ни фига себе, да у нас, у подводников за боевую службу, кроме фитилей ничего не дают, — резонно возразил я ему.
— А у нас в ВВС за выполнение задания на боевой службе награждают. Сохранилась хорошая традиция со времён войны: награждать работников войны не за показуху, а за дело. Награды вручают экипажам за выполнение свойственных самолётам задач.
— И какую такую задачу ты выполнил? — не отступал я от него.
— Элементарную: нужно было сфотографировать маневры 6 Флота США, начавшего одно из своих учений.
— Ну и что: сфотографировал? — спросил я.
— Не сразу, — ответил брат. — Подлетаю я в заданный квадрат. Снижаюсь. Внизу кораблики: авианосец, фрегаты — как на картинке! Решил: подобраться поближе — дудки! С авианосца поднялось звено истребителей. Взяли меня «за крылышки» и начали отводить в сторону. Что делать? — ума не проложу…. У американских лётчиков морды серьёзные и не дружелюбные. Смотрю, недалеко летит «Орион» и голос моего старого знакомого Джона по радио спрашивает:
