— Анна, ответь, — сказал дежурный офицер. — Ты что, не слышишь — тебя вызывают!
Меня действительно вызывали. Я встряхнулась и доложила обстановку. Здание стояло на отшибе, на пустыре — один из новых, красивых домов, построенных в Шхеме в короткий период между интифадами. Видимо, планировался целый квартал, да вот не успели. Так или иначе, укрыться вокруг было практически негде: каждый метр прекрасно просматривался со всех сторон. Убейди, должно быть, совсем потерял осторожность, если заночевал здесь, а не в касбе. Работая джойстиком камеры, я тщательно изучила местность и не обнаружила ничего, что могло бы угрожать оцеплению; привычный к такого рода операциям город как ни в чем не бывало занимался своими обычными утренними делами.
Я вернула камеру на дом. Он выглядел совершенно необитаемым, но я-то знала, что в нем находятся сейчас семеро: Рани с его ребятами и Убейди, крысой затаившийся где-то в подвале или в одной из квартир. Я слышала по связи переговоры раниной группы. Спецназовцы заканчивали прочесывать нижний этаж, уже в третий раз безрезультатно пройдя все здание сверху донизу. Голоса звучали недовольно: ребята досадовали, что их снова и снова заставляют совершать бесполезную работу. Они были уверены, что хватило бы и одного прохода — максимум двух.
Наконец Рани вышел на связь и доложил о завершении осмотра — отрывисто, с рокочущим «р», как всегда, когда он бывал раздражен.
«Он еще не знает про ребенка, — подумала я и улыбнулась от этой несвоевременной мысли. — Посмотрим, станет ли он рокотать тогда… И что он вообще скажет? И с каким выражением лица?»
Командный пункт озадаченно помолчал, а затем дежурный радист передал приказ: прочесать дом заново.
— Заново? — возмутился Рани. — В четвертый раз?
Честное слово, я еще никогда не слышала его таким сердитым. На связи снова воцарилось смущенное молчание.
— Вот же холера, — пробормотал наш дежурный офицер. — Взорвать бы эту дерьмовую коробку, и дело с концом. Черт его знает, какие там могут быть схроны — в стенах, между перекрытиями. Поди все простукай в таком большом здании…
Я вспомнила, как доктор ощупывал мой живот, и мне показалось, будто что-то шевельнулось там, внутри, хотя, конечно, этого не могло быть на таком маленьком сроке. В динамике щелкнуло, и прежний начальственный голос произнес:
— Несси, здесь Полюс. Ты уверен, что нет смысла продолжать? Подумай, прежде чем ответить.
— Если и продолжать, то не так, — сказал Рани. — Трижды уже каждый метр прошли. В каждой комнате, на крыше, в подвале… Глухо.
— Подумай еще раз, — устало проговорил командир. — Шабак мамой клянется, что Убейди там.
— Пусть лучше не клянется, а скажет, где искать, — с досадой хмыкнул Рани. — Мы не рентген, чтобы сквозь стены видеть.
«То-то и оно, что не рентген, — подумала я. — Так и не догадался, что происходит у тебя под носом. Хотя мог бы и почувствовать по моему поведению. Какие все-таки мужчины невнимательные. Если бы, к примеру, Рани забеременел, я бы сразу заметила.»
Я представила себе беременного Рани и прыснула. Дрор недоуменно взглянул в мою сторону и снова вперился в монитор. Рани немного помолчал и осторожно добавил:
— Взрывать надо…
Связь притихла, словно затаив дыхание.
— Надо?! — сердито выпалил командир. — Что надо, а что не надо — без вас разберутся. Я от вас результата жду, а не советов. Советовать жене своей будешь, при родах. Как понял?
Я чуть со стула не упала. Этот генерал определенно был настоящим провидцем. Странно, что при таких способностях он не мог указать точное место убейдовского схрона.
— Понял, — мрачно ответил Рани.
— Что ты понял? Двадцать четыре квартиры я сносить не стану. Не стану! Короче, так: если ты не можешь выполнить задание, операция закончена. Подумай еще раз.
— Я уже подумал, — сказал Рани, помолчав. — Не вижу смысла делать то же самое в четвертый раз.
— Тогда выходите. Сворачиваемся. Конец.
Связь смолкла. Рядом со мной Дрор с досадой хлопнул ладонью по столу.
— Снова ушел, сволочь! Тьфу!.. Теперь когда еще такой случай будет? Тоже мне, шайетет… Хотя они-то что, они-то свое дело делают. А вот начальнички… Каждый о своей шкуре печется.
Наконец-то. Я посмотрела на часы. Теперь у них, наверное, будет разбор операции. Это два-три часа… потом еще час на туда-сюда… в общем, к двум он должен включить свой мобильник. Начну звонить с двенадцати. Я навела камеру на вход в здание. Хотелось увидеть, как Рани с ребятами смотрятся при полном вооружении, в касках и бронежилетах.
Всех этих парней я уже не раз встречала на свадьбах и пикниках. Они всегда выглядели так, будто сидят бок о бок, даже когда находились в разных концах комнаты; постоянно перебрасывались только им понятными шутками, взглядами и улыбками, словно на каждом было нацеплено устройство связи, как сейчас. Иногда они отходили в сторонку, чтобы вполголоса обсудить что-то без помех и без посторонних. Честно говоря, мне эти мальчишеские заговоры не нравились: я не собиралась делить Рани ни с кем.
Вот и теперь меня не слишком интересовала сама операция и сопутствующие ей разногласия. В какой-то мере это даже казалось продолжением все той же игры в индейцев на пикнике. По-настоящему важные дела вершились сейчас здесь, в моем драгоценном животе.
Снова проснулась связь — неразборчиво, словно кто-то говорил, одновременно постукивая ногтем по микрофону — проснулась, постучала и снова смолкла. Из коридора вбежал дежурный офицер Дрор: я и не заметила, как он вышел.
— Что это было? Неужели нашли?
— О чем ты? — не поняла я.
— Ну это, по связи! Ты что, не слышала?! Да что с вами сегодня такое, Анна? Сначала Лиора как с луны свалилась, теперь ты… Стрельба!
— Стрельба?
А ведь и впрямь это была стрельба… Мониторы по-прежнему показывали вход в здание, безлюдную улицу, неподвижные джипы оцепления.
— Что он сказал?
— Кто?
— Я тебе сейчас вмажу! — пообещал Дрор. — Под суд пойду, но вмажу! Что сказали по связи? Кто это был?
— Я тебе сама вмажу! — заорала я, отбрасывая наушник. — Пошел ты в задницу, сука! Идите вы все в задницу!
Не знаю, что со мной стало. Я ужасно испугалась, ужасно. Прямо вся дрожала и не могла с собой справиться. Почему-то я могла думать только о потерянной сережке. Только о ней и больше ни о чем. Куда она подевалась? Это все свитер. Я ведь была у врача, снимала через голову свитер. Нужно срочно позвонить в поликлинику, пусть ищут. Пусть ищут, пока не найдут. А советы мне не нужны. Пусть своим женам советуют. Мне нужна сережка.
Дрор стоял рядом со мной, уставившись в молчащий динамик, как будто ожидая, что эта сетчатая коробочка сейчас взорвется. И она действительно взорвалась — все вдруг разом заговорили, быстро, напряженно, без пауз и обычных шуточек. Кто-то требовал вертолет и врача, кто-то отрывисто отдавал приказы, кто-то подчеркнуто спокойно докладывал обстановку, кто-то спрашивал дальнейших указаний, и над всей этой разноголосой перекличкой отлетающим ввысь жаворонком трепетало одно и то же имя: Рани, Раанан, Раанан Цви. Рани, Рани, Рани.
Я не знаю, действительно ли они называли его по имени, или оно звенело у меня в голове, натыкаясь на мысли о потерянной сережке. Я утратила способность различать такие вещи. Утратила на время, хотя в тот момент казалось, что навсегда. Тот давний привычный страх, который уже очень давно постоянно, но не слишком обременительно ворочался в животе, вдруг взорвался и занял меня всю, как жидкий камень лавы заполняет впадину маленького озерца, мгновенно испаряя всю воду, всю жизнь, с ее рыбами, лягушками, водорослями и кувшинками.
Я окаменела, как умерла, вниз от головы; я не чувствовала себя — ни сердца, ни легких, ни крошечной закорючки в животе, нашей цели и смысла, нашего ребенка, о котором Рани так и не успел узнать. По связи еще не прозвучали страшные в своей окончательности слова. Никто еще не говорил: «погиб», или «ушел», или «его с нами нету», но я-то уже все знала точно — понятия не имею, как, но знала. Думаю, я предчувствовала это заранее, с самого утра.
— А сережка? Разве потерянная сережка не была знаком?
— А может быть, она была вовсе не знаком, а совсем наоборот — отвлекала меня от правильных действий, от правильных мыслей. Возможно, я могла сделать что-то такое, чтобы Рани остался жив…
— А разве он не жив? Что ты несешь, дура? Рани — и не жив… чушь какая-то…
— Он мертв, Несси.
— Несси? Разве Несси — это ты? Несси — это он, и если Несси жива, то жив и Рани.
— Кто же тогда мертв?
— Ты и мертва, дура. Мертва, мертва, мертвее не бывает… Ах, Рани! Рани! Рани, Рани, Рани…
На столе бубнила, свистела, верещала связь, вокруг ходили чьи-то ноги в армейских ботинках, я камнем лежала на полу, а надо мной качалось испуганное, залитое слезами лицо Светки; Светка шевелила губами, но я не слышала ни единого ее слова — одну лишь бубнящую связь, а может быть, не слышала и связи, и все это мне только казалось.
