Потом Бойс позвонил Сэнди Клинтик. Та удивилась. И даже не потрудилась скрыть свои чувства. Бойс сказал, что хочет с ней встретиться. С глазу на глаз.
Отлично, сказала она. Приходите ко мне в кабинет. Бойс вежливо отказался воспользоваться возможностью угодить в засаду, которую, прокравшись в Министерство юстиции через боковой вход, устроили бы фотографы. В качестве контрпредложения он назвал клуб «Метрополитен». Он заказал отдельный кабинет. В семь часов? Тогда до встречи.
Сэнди Клинтик проводили внутрь. Бойс протянул руку. Она лишь кивнула и села. Всем своим видом она говорила: «Ну что?»
— Возможно, — сказал он, — мне удастся уговорить свою клиентку согласиться с обвинением в непредумышленном убийстве. Но тогда я буду настаивать на двух с половиной годах. Домашнего ареста.
Сэнди Клинтик уставилась на Бойса. В конце концов появилась улыбка — не из тех, от которых делается теплее на душе.
— Взявшись за это дело, — сказала она, — я попыталась расследовать его так же, как и любое другое. Выполнить работу, избегая личных выпадов, и уйти. По правде говоря, мне не терпелось потягаться с вами в суде. Все эти годы я с интересом следила за вашими успехами. Иногда с восхищением. Потом я наконец-то с вами познакомилась. И, знаете ли, чуть не забыла о том, что у вас есть клиентка. Говоря по совести — вряд ли вам известно, что это такое, — сейчас ваша клиентка мне совершенно безразлична. Зато небезразличны вы. И я намерена разделать вас под орех.
Она немного помолчала.
— Вы помогли мне многое понять, мистер Бейлор. И я вам благодарна. Вы вернули мне веру в зло. Поэтому я отвечу так: идите к черту. Я намерена добиться осуждения вашей клиентки. Только потому, что ваше поражение доставит мне большое удовольствие.
— Справедливо. — Бойс ухмыльнулся. Правило действовало безотказно: прощай врагов своих. Это их чертовски бесит.
— Справедливо? — Заместительница генерального прокурора Клинтик рассмеялась, очень удивившись. — И вам наплевать на то, что вас считают злом?
— Меня еще и не так обзывали.
Она покачала головой.
— Если об этом разговоре пронюхает пресса, — сказал Бойс, — я буду знать, откуда просочилась информация.
— У меня куча куда более важных дел. Да и здесь, — сказала она, вставая, — рассиживаться некогда.
* * *
ПО СЛУХАМ, ЗАЩИТА МАКМАНН ДОБИВАЕТСЯ СДЕЛКИ
— Что это значит? Что за чертовщина?
В руках у Бет была «Вашингтон пост». Она прочла вслух:
— «Источники в Министерстве юстиции утверждают, что адвокат Макманн Бойс Бейлор предложил устроить встречу для изучения возможности переквалифицировать обвинение в убийстве без смягчающих обстоятельств на обвинение в непредумышленном убийстве. По словам источников, Бейлор получил отказ». — Бет подняла голову. — Это правда?
— Разве я похож на такого адвоката, который с шапкой в руках пойдет выпрашивать милостей у какого-нибудь жалкого наемного обвинителя? Я думал, ты обо мне лучшего мнения.
— Нет, нет и нет. Не увиливай. Отвечай на вопрос.
— Благодаря этому мы получим большое преимущество. В глазах общественности. За это мы распнем Клинтик. Преднамеренная утечка информации. Пресса в роли присяжных. Это же скандал. Может, мы даже добьемся ее отстранения от дела.
Бет взяла Бойса за руку и приложила ее к своему животу:
— Поклянись. На этом.
— Мы просто по-дружески поболтали.
— Черт возьми, Бойс!
— Ну ладно, — сдался Бойс, — я лишь хотел дать ей возможность излить душу перед заключительными прениями. Это все равно что подоить гремучую змею. Чтобы у нее осталось поменьше яда.
— Надо было попросить разрешения у меня.
— Я просил, — сказал Бойс, — не давать показаний.
— Значит, она жаждет крови?
— Есть хорошая новость: она жаждет моей.
— Ах, вот оно что! Вот как обстоят дела!
Бойс сел рядом с ней.
— Не всё так плохо. У тебя блестящий адвокат, лучший в стране, и… — Он вздохнул. — Конечно, ситуация не вполне идеальная. Только не вздумай сдаваться. Всё еще может перемениться. Никогда не знаешь, что может случиться в таком деле, как это.
— «В таком деле, как это»? Ты что, уже вел «такое дело» раньше?
— А-а, сто раз.
— Бойс!
— Что?
— Он ножками бьет!
Бойс пощупал.
— Ты уверена, что это не газы?
— Никакие это не газы. Я же чувствую.
— Разве они бьют ножками на таком сроке? Надо купить книжку.
— Он бил ножками.
— Возражал, наверно.
— Бойс, возможно, этот ребенок родится в тюрьме.
— Всё будет хорошо. — Он положил ладонь ей на живот. — Клянусь.
* * *
Присяжный номер пятнадцать вышел из душа в своей комнате в гостинице «Капитал Свитс» и, оставляя на ковре мокрые следы, прошлепал босиком к единственному предмету, который доставлял ему удовольствие в течение последних пяти месяцев, — к телевизору. Федеральная служба судебных исполнителей установила какое-то блокирующее устройство — кто-то из присяжных ласково назвал его судьей-блокатором, — и телевизоры в их номерах стали принимать не все программы, а только документальные и игровые фильмы, мультики и спорт. Канал «Домашняя стряпня», канал «Самопознание», канал «Знаменитости прошлого», канал «Полицейский надзор» и канал «Самоудовлетворение».
Почти полгода он не получал никаких известий о внешнем мире. Может, страна находится в состоянии войны. Может, потерпела крах фондовая биржа. Может, люди уже нашли средство от СПИДа и высадились на Марсе. А может, прилетели инопланетяне и захватили Землю. Как знать! Газеты и журналы они получали только после того, как судебные исполнители внимательно просматривали их с ножницами в руках и вырезали все упоминания о слушании дела.
Он сбросил с себя влажное полотенце и хорошенько почесал нежные органы. Вторая — и последняя — приятная особенность жизни в этом заточении, длившейся уже дольше типичной тюремной отсидки за массовое убийство, состояла в том, что можно было стоять посреди комнаты в чем мать родила и сколько душе угодно играть яйцами, не опасаясь, что тебя застукают жена и дети.
Крепко держась за яйца, он взял свободной рукой пульт дистанционного управления и включил телевизор. Потом взглянул в настольное зеркало. Питаясь тем дерьмом, которым здесь кормят, он уже набрал пятнадцать фунтов. Недовольно рассматривая выпуклую линию талии, он услышал непривычный звук — в программе новостей передавали репортаж. Он повернулся и стал смотреть. Перед ним был один из этих ребят, как их там, комментаторов. Он вспомнил, что видел его во время процесса О-Джея Симпсона — бойкий малый в очках.
— Питер, — сказал парень, — Бойс Бейлор опроверг слухи о том, что он пытался договориться с заместительницей генерального прокурора Сандрой Клинтик о предъявлении обвинения в менее тяжком преступлении. Но интерес к этой истории не угасает. В беседах со мной независимые источники подтвердили, что есть свидетели, несколько дней назад видевшие, как Бейлор и Клинтик вошли в клуб «Метрополитен» — поодиночке, буквально друг за другом.
Присяжный номер пятнадцать подумал: Что за чертовщина?
* * *
Схожие мысли возникли и у присяжной номер семь. Она вышивала тамбуром и одновременно смотрела Биографический канал, но, посмотрев минут пятнадцать, решила, что певица Мари Осмонд не такая уж и интересная особа. И как только эти люди получают право на «биографии»? Куда катится мир?
Переключая каналы в поисках «Домашней стряпни», она вдруг наткнулась на канал публичного телевидения. Откуда он здесь взялся? Передавали программу новостей, ту, которую ведет этот приятный мужчина из Оклахомы, мистер Маклерер. И, боже правый, они с молодым историком с накладкой на лысине беседовали о судебном процессе. Как же так? Почему это телевизор вдруг стал принимать выпуски новостей? Она смотрела как зачарованная. Ага, значит, Бойс Бейлор пытается договориться насчет обвинения в менее тяжком преступлении? Ну что ж, учитывая положение дел, ему больше ничего и не остается, и на вашем месте, мистер Знаменитый Адвокат, я бы долго не торговалась. Она никак не могла понять, зачем он вообще позволил этой женщине давать показания.
* * *
Присяжный номер девять полминуты слушал сообщение о процессе, после чего снова переключил телевизор на Спортивный канал. «Лейкерз» играли с «Никс».
Они ворвались в Бойсову гостиничную телестудию, когда в интервью для программы «Сегодня» он обвинял заместительницу генерального прокурора Сандру Клинтик в том, что она «нагло» сообщила прессе «неверные и клеветнические» сведения. Его арестовали во время интервью в прямом эфире. В результате оказалось вполне уместным выражение, которым сплошь и рядом злоупотребляют телеведущие: «Не пропустите нашу передачу!»
