— Я не кусаюсь, — заверила Анджела. — Посещение только для родственников, но вы можете пройти. — Она зашла за мной в палату. — Мне рассказали о том, что здесь произошло, когда вы приходили в прошлый раз. Жаль, что это было не в мое дежурство. Я бы вам посоветовала никоим образом из-за этого не переживать. Его жене очень тяжело, она ищет кого-то, кого можно обвинить. Вы ни в чем не виноваты.
— Я была там. Я была с ним, и я единственная…
— Вы ни в чем не виноваты, — твердо повторила она. — Девочки сказали, она потом ужасно переживала, когда вы уже ушли. Ей было так плохо, что им пришлось увести детей и вколоть ей успокоительное.
Как ни печальна была нарисованная ею картина, мне все же стало чуть полегче.
— Вы так ни к кому и не обратились? — спросила Анджела, и я поняла, что она имеет в виду профессионального психолога.
Я не забыла, что Лео советовал мне насчет Адама, но здесь был совсем другой случай. Как бы то ни было, размышляя об этом, я в конце концов поняла, с кем именно мне нужно поговорить.
Анджела ушла, мы остались с Саймоном вдвоем. Тихо жужжали мониторы, и шелестел аппарат искусственного дыхания. Я села у его постели.
— Привет, — шепотом поздоровалась я. — Это Кристина. Кристина Роуз, та женщина, которая не смогла уберечь вас от самого себя. Иногда я думаю, что вас надо было уберечь от меня. — На глаза мне навернулись слезы, я с трудом справлялась со своими эмоциями. — Я прокручивала события той ночи много-много раз, пыталась понять, что же тогда случилось. Наверное, я ляпнула что-то не то. Не могу вспомнить. Я так обрадовалась, что вы отложили пистолет. Простите меня, если я сказала что-нибудь, от чего вы ощутили себя лишним, а свою жизнь никому не нужной. Это совершенно не так. Если вы меня слышите, Саймон, прошу вас — сражайтесь, боритесь за свою жизнь. Пусть даже не для себя, а ради жены и детей, вы очень, очень им нужны. И будете нужны дальше. Я выросла без мамы, я знаю, каково это — постоянно ощущать рядом чью-то тень. Ты все время думаешь — а что бы она сказала, а что бы подумала, гордилась бы она мною…
Я замолчала и долго сидела, дав волю слезам, потом взяла себя в руки.
— И теперь, из-за того что чувствую свою вину перед вами, я встряла в большие неприятности. Встретила человека, он хотел прыгнуть с моста, а я решила показать ему, как прекрасна жизнь, как хорошо жить на свете. Мне обязательно нужно его в этом убедить, иначе я его потеряю. — Слезы ручьем бежали по щекам, я смахнула их рукой. — Кроме всего прочего, мне надо помочь ему вернуть его девушку. Если она не полюбит его снова, он покончит с собой. Так сложилась судьба. Это случилось всего неделю назад, но иногда, иногда время бежит быстро. Я многое поняла за эту неделю, — сказав это, я осознала, что это правда на все сто процентов.
У меня была надежда, что мне станет легче, но облегчения эта исповедь не принесла. У меня раскалывалась голова, болезненно стучало сердце, и никакого отклика я не почувствовала — все так же мерно и безучастно жужжали приборы и двигался аппарат искусственного дыхания. Я надеялась на сочувственный кивок, надеялась услышать слова ободрения, заверения, что все хорошо, моей вины нет и вообще я сумею со всем справиться. Мне требовалось на что-нибудь опереться, обрести подспорье. Господи, где же оно, в чем? Была бы такая книжка, ну, скажем, «Как сделать так, чтобы абсолютно все опять стало хорошо», простая, доходчивая инструкция, где шаг за шагом описывалось бы, как устранить сердечную боль, как сделать сознание ясным и чтобы все всех простили.
Наверное, внутреннего молчаливого осознания мало, наверное, нужно сказать это вслух. Я подняла на Саймона заплаканные глаза и честно, из самой глубины души, как будто это могло заставить его вернуться, твердо проговорила:
— Я полюбила Адама.
Глава XIX
Как собраться и встряхнуться
— Все в порядке? — спросил меня самый лучший человек на свете, когда я села к нему в машину. Пат завел двигатель, и мы тронулись в путь.
Я кивнула.
Он нахмурился и внимательно посмотрел на мое заплаканное лицо. Я тоскливо отвернулась.
— Ты плакала.
Я шмыгнула носом и уставилась в окно.
— Как его дела? — мягко спросил Адам.
Я молча покачала головой, не в силах выдавить ни слова.
— Что, опять его жена тебе что-нибудь сказала? Кристина, ты же знаешь, она зря на тебя нападает. Это несправедливо, и она неправа.
— Мария тоже может напасть на меня, ровно так же, через несколько дней, — вдруг выпалила я, сама толком не понимая, почему эти слова сорвались у меня с языка.
Пат включил радио.
— Извини, не понял?
— Что же непонятного? И Мария, и все твои родные будут меня винить. Скажут, что я попусту болталась рядом с тобой две недели, вместо того чтобы направить к тем, кто реально мог бы помочь. Ты не задумывался о том, что будет со мной, если ты не откажешься от своего намерения?
— Не будут они тебя винить. Я им не позволю. — Он расстроенно пожал плечами, огорченный моей реакцией.
— Да тебя же не будет рядом, Адам, ты не сможешь меня защитить. И окажется мое слово против их. А ты и не узнаешь, какие проблемы оставишь после… себя, — гневно заявила я, с трудом справляясь с душившими меня спазмами. Я говорила обо всем сразу: и о его родных, и о компании, и о себе.
В этот момент у Адама зазвонил телефон. Едва взглянув на его лицо, я поняла, о чем ему сообщили. Его отец скончался.
Адам не захотел поехать в больницу и не стал отменять нашу поездку. В любом случае теперь нам необходимо было попасть в Типперэри, чтобы он мог заняться организацией похорон. И мы продолжили свой путь, как будто ничего не изменилось, хотя, разумеется, изменилось очень многое: он потерял отца и официально стал главой компании «Бэзил».
— Что-нибудь слышно от твоей сестры? — спросила я. Он не доставал телефон из кармана с тех пор, как узнал о смерти отца. Ни с кем не связывался, не разговаривал. Я решила, что, возможно, у него шок.
— Нет.
— Ты не проверял телефон. Не хочешь ей позвонить?
— Уверен, что ее известили.
— Она приедет на похороны?
— Надеюсь.
Меня обнадежил его позитивный настрой.
— И надеюсь, полиция ее встретит. Вообще-то надо бы мне самому им позвонить и предупредить.
Это уже радовало меньше.
— Может быть, теперь они отменят празднование дня рождения, — тихо заметила я. Мне очень хотелось его поддержать, но нелегко обнаружить нечто хорошее в утрате близкого человека. А ведь Адам явственно нуждался в помощи.
— Ты что, шутишь? Да теперь они ни за что не отменят прием — это же идеальная возможность продемонстрировать, что они по-прежнему сильны и готовы к борьбе.
— О-хо-хо. Я могу сделать что-нибудь полезное?
— Нет, спасибо.
Он молчал и тревожно смотрел в окно, впитывая проносящийся мимо пейзаж, словно хотел замедлить движение машины, отсрочить тот миг, когда он снова окажется там, где ему плохо и страшно. Интересно, а хочет ли он, чтобы я была рядом? Это ни на что не повлияет, я все равно никуда не денусь, но тем не менее хотелось бы знать. Наверное, не хочет. Думаю, он предпочел бы остаться один на один со своими мыслями, и именно эти его мысли меня пугали.
— Послушай, — вдруг сказал он, — а ты не могла бы прочесть еще раз то, что читала на похоронах матери Амелии?
Меня удивила его просьба. Он ничего не сказал мне на похоронах, да и потом не спрашивал, сама ли я это написала. Я была глубоко тронута его словами. Для меня этот отрывок значил чрезвычайно много. Отвернувшись к окну, я сморгнула, чтобы не расплакаться.
Мы ехали по узкой сельской дороге, все вокруг было зеленым, полным жизни даже в это морозное утро. В этих краях занимаются коневодством, повсюду можно увидеть конюшни, где разводят и тренируют скаковых лошадей, — прибыльное дело, которому посвятили себя многие здешние жители, кроме тех, конечно, кто работает на компанию Бэзилов. Пат вел машину весьма небрежно, не притормаживал на крутых поворотах, мало беспокоясь о встречных автомобилях. Я невольно впилась ногтями в кожаную обивку сиденья.
Посмотрела на Адама — волнуется ли он так же, как я. Он, оказывается, пристально за мной наблюдал. Я застала его врасплох.
Он кашлянул и отвел взгляд.
— Я хотел… хотел спросить: ты знаешь, что потеряла сережку?
— Что? — Я пощупала мочку уха, сережки не было. — Черт! Неужели она выпала? Я лихорадочно рылась в складках одежды, обшарила сиденье, но ничего не нашла. Это невозможно, я не могла ее потерять! Я встала на коленки и принялась искать на полу.
— Осторожно, Кристина. — Адам положил руку мне на голову, чтобы я не стукнулась лбом о дверцу, когда Пат закладывал очередной лихой вираж.
— Это мамина сережка. — Я сдвинула его ногу, проверяя, не наступил ли он на нее.
Адам вздрогнул, как будто ему передалась моя нервная тревога.
