* Высочайшее таинство – это Евхаристия, причащение Плоти и Крови, реальное соединение с Богом, реальное соединение с Иисусом Христом. Только после принятия этого таинства христианину открывается путь пребывания в непрестанном молитвенном зрении Бога. Из этого проистекает обращенность внутрь себя (в Иисусовой молитве), к сердцу, где Царствие Небесное, где через Причастие Иисус Христос – в нас.
Чтобы такое духовное делание было успешным, нужен труд по воссоединению трех сил собственной души, нужно собирание себя, вхождение в себя и познание самого себя.
* Истинный исихазм (аскетический путь молитвы и безмолвия) обязательно Христоцентричен. Исихазм ведет к святости, а святость – это Христоподобие.
* Святые в своем Христоподобии раздают свою жизнь ближним, как Христос отдает нам Свое Тело и Кровь в Евхаристии.
Святые выражают традицию Вселенской Христовой Церкви, эта традиция и есть святость, т. е. жизнь во Христе.
Святые составляют Церковь, которую мы исповедуем в Символе Веры, как Церковь Святую, Соборную и Апостольскую.
Каждый святой человек был, кроме прочего, верен свой церковной традиции. Эта верность – одно из условий святости, и она одинакова у разных святых, к какой бы церковной традиции они не относились.
В каждой местной Церкви заключена и отображена полнота Единой, Соборной Церкви.
Так как по определению Символа Веры истинная Церковь Христова – Святая Церковь, то в ней должны быть живые святые. Их можно видеть, разговаривать с ними. Они скрывают себя, но наши души чувствуют их. В их присутствии светло и легко.
· Для спасения необходимо быть православным, а для этого нужно прежде всего стать христианином, открыть для себя неевклидову геометрию Христианства. Стать христианином – это значит пробиться ко Христу, сокрытому в собственном сердце, – это значит через толстую кору внешних установлений и наслоений "человеческого", исторически неизбежных и закономерных в церковной организации, пробиться к Божественному, узреть, познать и полюбить красоту Евангельского идеала, приобщиться неотмирности, юродству Христа ради, небесномудрию, незлобию, кроткой всепрощающей любви, иными словами, всему, что и есть Христианство в его первом и последнем значении.
Глава сорок восьмая.
Вечерние новости
Отец Понтий был дома один. Жена с дочерью уехали на неделю в паломническую поездку в Святую Землю. Священник коротал остаток вечера за телесериалом "Граница". Звонок в дверь заставил его вздрогнуть; нервы в последнее время были перенапряжены. А когда в дверной глазок он увидел лицо уже знакомого ему милиционера, то совершенно потерял самообладание. С гневом распахнув дверь, отец Понтий рявкнул:
– Зачем пожаловали? В грехах каяться пришли!?
Нимало не смутившись, пришелец ответил вопросом на вопрос:
– Может быть, вы меня сначала в дом впустите, гражданин Копьев? Мы ведь не в церкви на исповеди. Я, можно сказать, при исполнении. Отец Понтий сразу заметно сник и простенал:
– Входите.
Войдя в пятикомнатную квартиру, милиционер начал вести себя по-хозяйски. Не разуваясь, он прошел в гостиную, выключил телевизор, уселся на стул и предложил сесть ошарашенному священнику.
– Долго я вас не задержу, – начал разговор милиционер. – Нам нужна ваша консультация. Скажите, пожалуйста, может ли Христос являться нормальному человеку?
Отец Понтий молчал.
– Что не отвечаете, батюшка, вы же не на допросе? Меня в данном случае интересует такое религиозное понятие как "прелесть".
– Ну, есть такое понятие, – выдавил отец Понтий.
– А скажите на милость, если современный человек станет утверждать, что он видит Христа, то можно сказать, что такой человек в прелести?
– Слушайте, как вас там…?
– Майор Князев, – учтиво ответил милиционер.
– Вот-вот, майор Князев, если вы какого-то психа поймали, то пусть его ваши психиатры освидетельствуют, а Церковь у нас от государства отделена. Что вы ко мне-то пришли?
– Ну да, простите, отвлек вас от святых молитв за грешный род человеческий. Давайте без эмоций. Если мы к вам пришли, значит так нужно. И лично вам это нужно не в последнюю очередь. Психов мы не ловим, а вот опасного рецидивиста, хорошо известного вам Филимонова, мы скоро действительно поймаем. Но человек он хитрый и упрямый. Своими силами мы его остановить не можем. Сажай его – не сажай, все равно, смертная казнь пока отменена, отсидит свое и опять всплывет, – майор понизил голос: – И вот мы решили, дорогой отец Понтий, вновь прибегнуть к вашей помощи. Это, поверьте, в последний раз. Мы привезем вас, как религиозного эксперта, на очную ставку с Филимоновым. Вы оцените его состояние, лично убедитесь, что он в глубочайшей религиозной прелести и…
– И что?
– И скажете ему об этом.
– И все?
– Все! Понимаете, наш расчет в том, что он послушает, так сказать, официального представителя Церкви.
– А если он не в прелести?
Майор выпучил глаза:
– Как не в прелести? Вы же мне сами сказали…
– Я пока еще ничего не сказал. Конечно, видения очень часто бывают ложные, то есть прелестные, но все же один случай из нескольких тысяч может быть и неложным, непрелестным видением. Понимаете? Вдруг это тот самый случай?
– Хорошо. А как выяснить?
– Святые отцы учат, что выясняется по плодам. Если видения приводят человека к гордости, самомнению, унынию, сомнениям, страстной горячности и прочее, то это – от врага, а если человек становится лучше, скромнее, смиреннее, любвеобильнее, тише, внимательнее к себе, то это признак благодатного посещения.
– Ну вот и увидите, каким тихоней стал рецидивист Филимонов! По вине Филимонова, между прочим, с момента его появления в Москве, погибло уже два человека!
– Если так… Хм. Не думал…
– Увидите, увидите. Уже скоро. Завтра, во второй половине дня, мы за вами заедем. Я пришлю машину. Рад, что сегодня мы быстро сговорились. Досматривайте вашу "Границу". Всего доброго и до завтра.
* * *
Когда после разговора с Замоскворецким в ресторане Влас вернулся домой, ему позвонила взволнованная Мила:
– Слушай, Власик, – залепетала она, – прости, что я так долго не звонила. Я про тебя все время думала и молилась за тебя. Прости, что тогда так получилось…
– Милочка, здравствуй. Ну что ты! Все хорошо. Не вини себя… Ты знаешь, а мы ведь Влада крестили! Он теперь не Владлен, а Владислав. Представляешь!
– Вот дела! Молодцы. Слава Богу. Давайте как-нибудь встретимся, но только сейчас я по другому делу…
– Да? А что?
– Я сама удивилась. Мне сейчас звонил отец Понтий… Ты знаешь, Влас, он про тебя все подробно расспрашивал, и знаешь… Он в конце сказал, что у тебя какие-то неприятности с милицией. Это правда?
Влас горько усмехнулся:
– Мил, батюшка твой с какой-то не той милицией связан. С российским МВД у меня, слава Богу, неприятностей больше нет.
– Ну и хорошо, что нет! Я так и думала, кто-то видно ему наврал. И вот что еще. Ты уж прости меня, Влас, я ему твою историю рассказала; как тебе явление было в камере… Как-то нехорошо получилось, он как будто что-то знал уже. Как сказать? Намекал мне что ли. А я ведь тогда, в храме, догадалась что между вами было что-то нехорошее. Вроде, он перед тобой виноват. Простишь меня?
– Бог тебя простит. Рассказала – и рассказала, я ведь не скрываю про Гостя.
– Очень, очень рада, успокоил ты меня, а то я места себе не находила после разговора с батюшкой. Душа в какое-то мрачное смущение впала. Дай Бог тебе всего доброго и светлого. Спокойной ночи. Ты позвони обязательно, когда вам с Владом удобно встретиться будет.
– Позвоню. И тебе спасибо за звонок. А то мне тоже как-то неудобно перед тобой было после той встречи. Ты ведь как лучше хотела. Спокойной ночи.
Когда Влас закончил разговор, мать позвала его из своей комнаты, где она гладила белье и смотрела телевизор:
– Сынок, иди, твою любимую "Криминальную хронику" передают!
Влас вошел в комнату. На экране он увидел крупным планом окровавленное лицо. Куда-то несли труп убитого мужчины. Диктор бойко и хладнокровно комментировал: "…убитый – Замоскворецкий Юлий Юрьевич, известный криминальный авторитет столицы. Убийство, безусловно, заказное, и, как обычно в таких случаях, найти преступников будет крайне сложно. По заявлению руководства ресторана "Царская охота", ресторан возобновит работу завтра. А теперь послушайте сообщение о деле валютчиков с Сиреневого бульвара…".
Влас схватился рукой за сердце и, пошатываясь, вышел из комнаты. Хорошо, что мать сидела к нему спиной и не видела этой сцены.
– Ты куда? – окликнула она, обернувшись.
– Устал я что-то, мамуль. Пойду в душ, потом помолюсь немного и спать. Прости.
Помявшись, Влас вернулся в комнату, подошел к матери и попросил:
