Он: Деньги здесь гораздо нужнее, чем там.
Я (улыбаюсь): Зачем они здесь? Кормят, охраняют… За государственный, между прочим, счет…
Он: А адвокат? Хороший адвокат нынче дорог…
Откуда это? Островский? «Волки и овцы»? А может просто: «Собаки и кошки»? Нет, могут не понять. «…как фактор любви» конечно же – как фактор любви! Да взять хотя бы историю с вывалившейся из окна кошкой, с этой несчастной Муськой! В своей жизни я, кажется, не видел большей любви, чем та, которая появилась в глазах убитых горем бабушки, мамы и внучки, когда я сказал: «Жива будет ваша Муська!» Меня просто потрясла любовь в их глазах, если бы вы ее видели! ЛЮБОВЬ!!! Это длилось всего одно мгновение, и даже меньше, чем мгновение, но я увидел, потому что невозможно было не увидеть, потому что это было, как бы поточнее сказать, это было – ослепительно – вот! (Как какая-нибудь вспышка сверхновой.) В этот момент, мне кажется, они были готовы весь земной шар расцеловать, все человечество облобызать, и не только его прогрессивную часть, но и реакционную тоже – всех скопом, вплоть до самого последнего какого-нибудь Ким Ир Сена. А кто тому виной и что тому причиной? Муська! Вот вам и кошка как фактор любви! Я однажды поделился этими своими мыслями с одним онкологом с Каширки (у него и собака, и кошка) и спросил: встречал ли он в своей практике что-либо подобное, ну, когда, например, оказывалось, что человек был смертельно болен, а теперь – здоров, фактически, был к высшей мере приговорен, и вдруг приговор отменили? Ответ его был тверд: «Нет». Нет, радость, конечно, бывает, и радость огромная, но не любовь, ее не было, а если и была, то совсем немного, практически не видно, а то, бывает, кивнут и уходят, спасибо забывают сказать. Вот и сравните: на одной чаше весов – человек, царь природы и все такое прочее, а на другой – простая беспородная Муська. И она перевешивает! Именно она является сегодня фактором любви. Но речь в моем исследовании пойдет не о кошках и собаках, речь, как вы уже догадались, о людях! Люди, имеющие в домашнем содержании собаку или кошку, могут любить и любят так, как не могут уже любить и не любят не имеющие у себя вышеназванных животных. Это новые люди! Они идут! Они пришли! И их все больше и больше! А новые люди (вспомним того же Тургенева) требуют для себя новых времен. Грядут новые времена – таинственные, большие и прекрасные, и как бы я хотел взглянуть на них хотя бы одним глазком… Возможно, конечно, что все это чепуха, бред сивой кобылы, скорее всего, так оно и есть, но как теория, по-моему, имеет право на существование. В конце концов, есть теория, что на Солнце живут разумные существа, и в Америке (я где-то читал) существует даже общество, члены которого в этом убеждены. Тем более, у меня не научный труд, а, повторяю, что-то вроде эссе… А эпиграф я давно уже подобрал: «ВСЁ, ЧТО У НАС ЕСТЬ – ЭТО ЛЮБОВЬ» – тут не поспоришь, с Эразмом Роттердамским не поспоришь, это ведь он сказал, человек, похваливший глупость. В последнее время я, правда, перестал вести свои записи, ленюсь, наверное, но все же мечтаю (мечтал?), да нет – мечтаю: когда выйду на пенсию, то в перерывах между нянченьем Алискиных внуков, то есть, ха-ха, конечно же моих внуков, Алискиных детей, систематизировать свой труд, написать и издать. Пусть даже за свой счет. Я просто вижу эту книгу, можно сказать, держу ее в руках! Бумага может быть какая угодно, хоть самая плохая газетная, а вот обложка, извините, только твердая, темно-синего или темно-вишневого цвета, и никаких там картиночек, ни малейшей аляповатости, простые и строгие буквы (лучше золотом):
СОБАКИ И КОШКИ
КАК
ФАКТОР ЛЮБВИ.
А вверху, буквами поменьше – ваш покорный слуга – Е. Золоторотов. (Или все-таки Евгений? А что если – Евг.? Но не будет ли это подражанием Евгению Александровичу?)
– Адвокат. Вам нужен адвокат! – прямо-таки настаивает Слепецкий, и я задумываюсь: где-то я уже слышал эти слова? Именно эти! «Адвокат. Вам нужен адвокат». И вдруг вспоминаю – Неписигин! В сортире он произнес именно эти слова! Он сказал: «Адвокат. Вам нужен адвокат», а я услышал одно только «адвокат», да и не «адвокат» даже, а «Адвокат», вот уж правда – мы слышим только то, что хотим услышать. А ведь он не только это сказал, он сказал еще: «Ничего у них не подписывайте». Именно так – «у них». У кого у них? Чёрт! Чёрт побери, что это значит, что, в конце концов, все это значит?!
Он: Значит, вам не нравится «Закладная»?
Я: (уклончиво) Да нет, почему…
Он: По-вашему, «Записки заказчика» было бы лучше?
Я: Лучше.
Он: Интереснее?
Я: Интереснее. Только непонятно, какого заказчика…
Он горько усмехается.
– Какого…Того самого. Вы забыли, я заказал убийство человека.
Забыл. Отвлекся. На себя, любимого, как всегда.
Он: Что же вы молчите?
Молчу.
Он: Что же вы не спрашиваете, убил или нет?
Не спрашиваю.
– Убил, – успокаивает он меня и улыбается. (Самодовольно?) – А теперь спросите, сколько сегодня стоит заказное убийство?
– Не хочу.
Он: Нет, вы спросите…
– Да не хочу я про это спрашивать!
Он: Нет, вы спросите, спросите!
Ну хорошо… Пожалуйста…
– Сколько сегодня стоит заказное убийство?
Он: Сколько?
– Это вы меня спрашиваете? Не знаю и знать не хочу!
Он: Ну сколько? Сколько?
Вот привязался! Сначала я должен спрашивать, а теперь сам отвечать?
Я: Ну не знаю, миллион… Может, два…
Он: Чего? Рублей? Долларов?
Я: Не знаю… Мне все равно…
Он: Все равно? А если я скажу – две бутылки водки, все равно вам будет или нет?
Что? Две бутылки водки? Не может быть…
Он: Вы, я вижу по глазам, не верите? А между тем – это правда, это горькая правда нашей сегодняшней жизни! Я похоронил Изольду и пошел в милицию. Они прочитали мое заявление и стали ржать. Натурально – ржать! Я говорю: «Почему вы смеетесь?» Перестали, молчат… И тут один спрашивает: «Вы уверены, что это не самоубийство?» И снова ржут! Но это уже потом, когда переполнилась чаша моего терпения! А все началось с того, что в нашем доме в моем подъезде на моей лестничной клетке поселился… замечательный сосед… Сначала ничего: «Здравствуйте». – «Здравствуйте», а однажды разговорились, и я сказал, что я писатель… Обычно относятся с уважением, а тут… Усмехнулся злобно… И началось… Воровать из почтового ящика корреспонденцию – это еще мелочи. И телефонные звонки с гавканьем в телефонную трубку тоже опустим. Но когда он наложил перед моей дверью кучу, а я в нее… вступил… Вляпался… О, как же я вляпался! – Он горько усмехается.
Я: Он что, не любит писателей? За что?
Он: Не знаю… Сейчас в моде теория, что Россия – литературоцентричная страна и все зло от литературы, то есть от писателей… Может быть, ту печально знаменитую статью Венички Малофеева прочитал. Ее ведь не только «Литературная литература» напечатала, но и «Культурная культура» перепечатала. «Смерть советской литературы, или русише литературен шнель капут?» – так, кажется, называется? Прочитал и поверил. А вера, как они там говорят, горами ворочает. Вот он и навалил мне кучу… Фу!
Фу, вот именно, фу! Литература виновата…Советская, а значит, и русская… Да, ужасная статья Малофеева… Мама ужасно возмущалась… «Я готова его убить!»
Он (продолжает): Вы меня слушаете?
Я: Да-да…
Он: По дороге из милиции я встретил нашего сантехника. Он все время у меня закурить просит, а я ему объясняю, что курю только трубку, но это обстоятельство почему-то не держится в его памяти. А потом спрашивает: «Чего грустный такой?» Татарин обрусевший… Я и рассказал. А он предложил: «Ставь бутылку, я с ним поговорю». Я тут же зашел в гастроном и купил ему бутылку. Вечером приходит ко мне вместе с нашим дворником. «Дай еще на бутылку, мы с ним вдвоем поговорим»… Не хотел, но пришлось дать, чтобы отвязались. Я уже пожалел, уже тогда пожалел. Пошли к нему, выпили с ним мою водку и все ему рассказали. Ему это почему-то очень понравилось, и он захотел отблагодарить этих дураков. Но дома спиртного не было, и они втроем пошли в магазин. А по пути он позвонил какой-то своей женщине, мол, так и так, представляешь – меня заказали… А утром его нашли в подворотне с простреленной головой. Кто, что, за что – неизвестно… А женщина позвонила в милицию, сказала про заказчика…
И меня взяли… Только проснулся, ноги в тапочки сунул, вдруг – дверь нараспашку: маски, каски, автоматы, пулеметы – ужас! А если бы вы видели, сколько их собралось на моем первом допросе: полковники, генералы. Как же – первый арестованный заказчик…
Он плачет? Да, плачет, а я смотрю на него и думаю: а что если он и есть – Колька Золотоносов? Неужели я с ним все-таки встретился? Колька Золотоносов – человек, которому хуже, чем мне. Хорошо помню, как он появился, хотя было это очень давно – я учился то ли в первом, то ли во втором классе, и у меня разболелся зуб, верхний справа. Я ужасно разнервничался, но мама быстро меня успокоила, предложив представить себе мальчика, которому сейчас хуже, чем мне. Еще хуже. «Представь, у него болит сейчас не один зуб, а целых два: верхний и нижний. И не только справа, но и слева». Я представил, и сразу стало легче. Так родился мой Колька Золотоносов. (Имя и фамилия придумались позднее.) Он был на год младше меня и выглядел, как пародия на меня: еще более щуплый, еще более белобрысый, а нос торчал, как у Буратино! У него тоже не было отца, а мать работала продавцом в гастрономе, торговала колбасой и ветчиной и сама походила на ветчину – огромная, с красным бородавчатым лицом, крикливая, злая. Она била сына. Разумеется, Колька учился хуже меня: там, где у меня были четверки, у Кольки стояли трояки с минусом, у меня была всего лишь одна двойка (по математике), у него – четыре. Во всем, абсолютно во всем Колька Золотоносов был хуже меня: я прыгал в высоту метр пять сантиметров, что было самым плохим результатом в классе, но Колька не мог взять и метра; меня долго не принимали в пионеры, его, кажется, так и не приняли; наша школьная красавица Павлинова со мной иногда даже разговаривала, его же совершенно не замечала. Дружбы между нами быть не могло – мы просто «сидели» за одной партой, ни разу, правда, не попросив учителя нас рассадить. Уже став взрослым, я понял: мой эфемерный двойник помогал мне в детстве, которое, вопреки расхожему мнению, было не счастливым, а трудным и даже жестоким. Теперь я понимаю – если бы был жив мой отец, Колька Золотоносов не родился бы… О, как я завидовал всем дворовым пацанам, у которых были отцы! Те пили, матерились, по целым воскресеньям забивали во дворе «козла», обижали жен и лупили детей, по сути своей они были жалкими, никчемными мужичками, но они – были! Однажды (втайне от мамы) я пил газировку из уличного автомата (это запрещалось категорически), а рядом пили газировку до смешного похожие отец и сын – оба рыжие, оба с зелеными глазами, только у отца топорщились под носом проволочные усы. Я пил свою газировку без сиропа и, не отрываясь от стакана, скосив взгляд, утайкой за ними наблюдал. Они выдули по три стакана с двойным, удовлетворенно погладили животы, рыгнули, и отец сказал – серьезно и деловито:
