— Вы часто ссорились. У Луи тяжелый характер. Но он не способен…
— Говорю тебе: это всего лишь предположение.
— Ты поделился им с полицией?
— Нет. Обвинение слишком серьезное, голова у меня сейчас не в порядке, я не могу себе полностью доверять и не хочу делать из Луи подозреваемого.
— Что ты собираешься предпринять?
— Пока не знаю. Подумаю. Сейчас я слишком устал.
* * *
У Габриэля оставалось очень мало времени. Он понятия не имел, как отреагировали на его письма Клара и родители. Лежа в темноте, он старался придумать самый действенный способ. Теперь он уже не мог увидеться с Кларой. Дженна ему сказала, что у нее был Панигони, и уж он наверняка показал ей фотографию Александра…
Внезапно он почувствовал, что не один в комнате. Дженна скользнула к нему на кровать, прижалась к нему. Габриэль, смутившись, застыл в неподвижности. Она губами искала его губы.
— Не стоит, Дженна, — прошептал он.
Оскорбившись, она приподнялась.
— Извини, — сказала она. — Глупое и ненужное желание нежности.
— Я понимаю, но…
— Я идиотка, Александр. Я так за тебя переживаю, а твое отношение в последние дни… И я подумала… — На глазах у нее блестели слезы. Она уже собиралась встать с постели, но он взял ее за руку и удержал.
— Подожди. Ты ни в чем не ошиблась. Но все, что со мной произошло, так на меня подействовало, что сейчас я не могу заниматься любовью. И все-таки… останься со мной.
Дженна колебалась.
— Останься. Мне не хочется быть одному.
И она сдалась, легла, прижалась.
Смущение, неуют, владевшие Габриэлем, оставили его, он внезапно почувствовал глубокий покой.
Профессор Атали уселся за письменный стол. Работа хирурга приучила его отстраняться от любых эмоций. Она требовала предельной концентрации и исключала вмешательство чувств. Долгий опыт научил его относиться к операциям как к техническим задачам. Но в данном конкретном случае профессор не мог обойтись без эмоций. Молоденькая пациентка была жертвой трагедии. Последствия этой трагедии все еще длились. И у него было слишком мало возможностей, чтобы изменить что-то и как-то помочь.
Сейчас он ждал результатов еще одного обследования Габриэля. Но каковы бы они ни были, его случай безнадежен. И все же профессору хотелось знать, откуда взялся неожиданный всплеск, который заметил его ученик. Эта ошибка. Этот сбой.
Но он запретил себе об этом думать. Закрыл глаза и мысленно шаг за шагом начал делать предстоящую операцию. Сейчас он должен стать совершенным инструментом, ничего больше.
В дверь неожиданно постучали. Все коллеги знали, что отсутствие ответа означает: тревожить его можно лишь в случае крайней необходимости. Однако стук повторился.
— Войдите, — сердито разрешил он.
На пороге стояла перепуганная медсестра.
— У нас проблема, — объявила она.
Профессор недоуменно поднял брови, он не привык к обилию чувств у своего персонала.
— Клара Астье… Она исчезла.
* * *
Габриэль даже не притронулся к стоящему перед ним кофе. Уставившись глазами в кухонный стол, он старался понять, смог ли защитить Клару от самой себя и что может еще сделать в оставшиеся ему несколько часов?
Элоди вошла в кухню, наклонилась к нему и поцеловала.
— Мамы нет?
— Нет. У нее встреча.
Элоди налила себе кофе, добавила молока и села напротив него.
— Я рада, что ты с нами, папа, — прошептала она и заслонилась большой чашкой.
Габриэль слабо улыбнулся.
— Я просыпалась ночью… И я вас видела, — прибавила она.
Дженна и Габриэль уснули спина к спине, по-дружески.
— Что будешь делать сегодня? — спросила Элоди.
— Не знаю. Мне не дает покоя молоденькая пострадавшая.
— А почему?
— Знаешь, у меня какое-то дурное предчувствие.
Элоди отпила глоток из чашки.
— Сегодня ее должны оперировать, — сообщила она.
Габриэль вздрогнул.
— А что с ней такое?
— Внутреннее кровотечение.
У Габриэля закружилась голова, и он схватился руками за край стола, чтобы сохранить равновесие.
— И когда назначена операция?
— На сегодня на восемь часов.
Габриэль взглянул на стенные часы, висевшие на кухне. Девять. Значит… А что это значит? Если Клара лежит сейчас на операционном столе под наркозом, у нее нет доступа к собственной жизни. Или… А что, если ее душа в свободном полете, пока тело спит под анестезией?
Габриэль встал, взял телефон и начал набирать номер.
— Я уже звонила Кевину сегодня утром, — сообщила Элоди, радуясь своей предусмотрительности. — Операция не состоялась, потому…
Габриэль застыл в ожидании, чем закончится фраза.
— Потому что Клара сбежала этой ночью из больницы.
* * *
Габриэль позвонил Сабрине и Кевину. К кому, как не к ним, могла сбежать Клара? Но они ничего не знали и паниковали оба. У Клары кровотечение, если не сделать операцию в ближайшее время, ее жизнь под угрозой.
Запаниковал и Габриэль, кляня себя за то, что не предусмотрел такого развития событий. Он нервно расхаживал по кухне, пытаясь поставить себя на место беглянки и понять, где она могла укрыться. И вдруг пришел ясный и отчетливый ответ: в той самой гостинице, где началась их история. Да, Клара решила умереть там, где они в первый раз любили друг друга. Когда они впервые поссорились, она сбежала именно туда.
Он нашел номер гостиницы, позвонил, но телефон был занят. Нельзя было терять ни минуты. Он спустился, сел в машину Дженны и помчался, решив, что дозвонится по мобильному.
Затылок взмок от пота, по спине побежали холодные струйки. Габриэль протянул руку, чтобы вытереть затылок и шею, но рука наткнулась на холодный металл. Вздрогнув, он уставился в зеркало заднего вида и обнаружил на сиденье позади себя нежданного гостя. «Гость» наставил револьвер ему в затылок.
* * *
Клара лежала на постели. Той самой, на которой они впервые прикоснулись друг к другу.
Она подложила руку под подушку, пытаясь представить себе, что рядом с ней лежит Габриэль. Движения ее были механическими, руки холодными. Она ничего не чувствовала, кроме опустошенности. Не было печали, не было ностальгии. Клара задержала дыхание и представила, что уже умерла. Через несколько секунд кровь забилась у нее в висках. Какое же из сердец бьется? Ее или ребенка?
Мучительная боль скрутила ей живот. Клара задержала дыхание, пытаясь с ней справиться. Она положила на живот руки, пытаясь пообщаться с бедняжкой, который так печально начинал свою жизнь, но ощутила лишь ледяной холод. Неужели смерть? Бесчувствие, бездыханность, лед.
Зазвонил мобильник, но она не обратила на него внимания.
Час. Остался час. Через час Габриэль попрощается с этим миром. А она предоставит решать свою участь судьбе. Может быть, боль убьет ее, и она уйдет вместе с Габриэлем. Может быть, ее помилуют. Она покорится любому решению.
* * *
— Не останавливайся!
Голос незнакомца на заднем сиденье был жестким, приказ коротким. Откинувшись на спинку, он опустил револьвер, но Габриэль чувствовал его близость.
— Кто вы такой? — спросил он. — Что вам надо?
«Гость» не счел нужным отвечать на вопросы. По мрачному безразличию Габриэль угадал профессионала, и на него повеяло могильным холодом.
— На развязке свернешь на шоссе, — приказал «гость».
Габриэль взглянул на часы на панели. Жить ему оставалось ровно полчаса.
— Я не знаю, кто вы такой, но…
— Помолчи!
Они ехали по шоссе, потом незнакомец приказал снова свернуть. Из кармана он вытащил футляр, из футляра достал шприц.
— Видишь впереди озеро? Вот там ты и умрешь. Банальное самоубийство.
Габриэль задумался. У него оставалось всего двадцать минут, чтобы добраться до Клары. Если он избавится от этого типа и поедет быстро, то уложится.
Незнакомец держал в руке шприц.
— Остановись, — распорядился он. Они подъехали уже к самому берегу озера.
Габриэль понял, что его ждет. Сейчас ему вколют какую-то отраву, потом сбросят в озеро. Смерть сойдет за самоубийство. Ничего невероятного, замучили угрызения совести. Но этого не может быть! В сценарии, которым поделился с ним проводник, не было гибели Александра. Уверенность придала Габриэлю сил, он почувствовал, что неуязвим, его хранила сама судьба.
— Стоп, тебе говорю! — заорал убийца.
Но Габриэль надавил на педаль акселератора и резко повернул руль. Убийца потерял равновесие и выронил шприц.
— Стой, сука! Стой, говорю тебе! — орал он, направляя на Габриэля револьвер.
Габриэль резко затормозил, звук выстрела слился со скрежетом шин.
Резкая боль пронзила Габриэля.
