Впоследствии на месте собора отстроили Дом правительства, и на могилы юнкеров легла массивная гранитная лестница...
Тогда же мне довелось быть свидетелем случаев беспощадной жестокости. Одни были вынужденными и оправданными, другие являли собой следствие необузданности, вспыльчивости. На даче в Пикетах у нас была кавказская овчарка, злая. Звали ее Огресом. Не знаю, был ли в том чей-то тайный умысел или случайное совпадение, но я воспринял собачью кличку как слово-перевертыш, и выходило здорово: Серго. Вождь коммунистов Закавказья и Грузии товарищ Орджоникидзе! Пес был злющим, и отец держал Огреса днем на цепи, а ночью, перед тем как лечь спать, спускал с привязи. Деду бросилось в глаза несколько необычное поведение пса. Едва его спускали с цепи, как он мчался из дому и возвращался лишь с рассветом. А отец приметил и то, что Огрес начисто утратил аппетит, шерсть у него стала лезть клочьями. Как-то раз ночью отец выследил овчарку... Роя братскую могилу на Коджорской возвышенности, где были захоронены русские солдаты, пёс жрал трупы! Когда Огрес возвратился домой, дед убил его выстрелом из ружья. Я плакал, меня с трудом успокоили.
Прошло время, дед объяснил мне свой поступок:
– Причины, по которым эти парни оказались здесь, разные: идея и принуждение. Но матери скорбят по ним одинаково. Пусть даже не это. Воин, павший на поле битвы, свой или чужой, достоин уважения и светлой памяти. По международному соглашению братские могилы неприкосновенны в течение пятидесяти лет. Надругательство над ними влечет за собой наказание. Правда, Огрес - пёс, знания закона с него не спросишь, но собака, пожирающая трупы, жить не должна. Это само собой.
Я принял объяснение как истину, но и по сей день в ушах стоит предсмертный собачий визг, и я вижу, как овчарка падает.
На ту пору приходится и этот случай. В годы недорода, когда трава в нашем кикетском саду была худосочной, отец отдавал ее на покос своим крестным, а тучную обычно приберегал для крестьян из местечка Дидеба, на условиях половинной доли. В это лето покосом занимались пришлые. Я спустился в сад. Крестьяне полдничали, беседовали, расположившись в тени. Один из косарей спал, приоткрыв рот и громко похрапывая, другой встал, переступил ногой через спящего, присел раскорякой и, нацелив свой зад на открытый рот спящего, сделал то, что Сулхан-Саба именует в своем словаре "пуком". Косари покатились со смеху. Спящий, открыв глаза, не вдруг сообразил, в чем дело, а поняв, разразился бранью. Схватились за грудки, даже разнимать пришлось. В конце концов вроде бы утихомирились, продолжили работу, причем повздорившие работали бок о бок.
Немного погодя затаивший обиду крестьянин внезапно всадил изо всех сил обидчику косу в голень! Со страху мне померещилось, что лезвие вошло по самое косовище... Раненый было взвился, побушевал малость, потом присыпал рану землицей и продолжил косить как ни в чем не бывало!..
Постигая науку бытия под солнцем, я пополнил ковчег моих знаний удивительным словосочетанием "уничтожить как класс!". Нет сомнения, что это выражение породила революция. Но как ни старался я, мне не удалось дознаться, какая именно революция обогатила международный лексикон этими "роковыми" словами. Добраться до источников мне не удалось. Неужели я так и умру, не выяснив этого?! Я не случайно назвал слова "роковыми". Главари Октябрьской революции только и занимались тем, что непрерывно кого-то уничтожали как класс. Первыми уничтожили как класс буржуазию и аристократию. Затем, навесив ярлык кулака на талантливых трудолюбивых крестьян, уничтожили их как класс эксплуататоров. Методично и постоянно уничтожали как класс тех, кто мыслил некоммунистически, оппозицию, настоящую и надуманную, людей аполитичных, в которых видели замаскированных врагов, колеблющихся или объявленных колеблющимися. Выражение "уничтожить как класс!" стало путеводной звездой большевизма, самым расхожим выражением с двадцать пятого октября тысяча девятьсот семнадцатого года до конца сталинской диктатуры. Позже словосочетание выпало из обихода, но суть его долго оставалась значимой. В детстве я только и слышал, что руководство Советской Грузии, в частности Серго Орджоникидзе со своими приближенными, по заданию Сталина уничтожало как класс бывших промышленников, священников, князей, офицеров царской или грузинской национальной армии... Слышал я это постоянно и пребывал в некоторой растерянности, поскольку соображал, что они уничтожают друг друга. Но я никак не мог взять в толк, из кого же еще состоит наша страна и, в частности, кого же большевики не уничтожают как класс. Уничтожали всех. Для этого власти пользовались любыми средствами, не брезгуя клеветой. В совокупности это называлось классовой борьбой.
В нашей семье, как, впрочем, и в обществе, бытовало мнение, что на мысль о восстании в Грузии меньшевистское правительство, находящееся в эмиграции, навели сами большевики. Навели и затаились. Это восстание ославили авантюрой по той причине, что меньшевики обманули грузинский народ, посулив поддержку государств Антанты, которые якобы тут же высадят десант в поддержку восставшим и сами завершат дело. Меньшевики руководствовались известным соображением: пролитая кровь, пусть даже капля, возопиет в будущем, спросит ответа у кровопролителя, и народ завершит начатое. Все это так. История борьбы за социальное и национальное освобождение тому подтверждение. Но меньшевики упустили из виду другое, не менее известное соображение: за поражением неорганизованного восстания, в основе которого лежит обман, следуют террор и долгая безучастность нации или класса... Чтобы сопротивление возродилось, нужно время - самое малое жизнь одного поколения, и эмиграции, спровоцировавшей восстание, не суждено было вернуться на родину. Вполне допустимо и такое толкование: меньшевики об этом знали, но хотели вернуть власть, утраченную по собственной глупости, и потому пошли на риск, может, что и получится. Зато большевики не преминули воспользоваться восстанием, чтобы уничтожить как класс всех тех, кто не сотрудничал с ними с должным рвением. Я был мал тогда, не понимал, что исполненная волшебной силы фраза "уничтожить как класс" должна была громом и молнией поразить нашу семью, коснуться всего грузинского народа... Я не ошибся. Все мое детство и вся моя жизнь прошли под этим клеймом.
Дата начала восстания была известна большевикам заранее. В этом нет никакого сомнения, хотя бы потому, что о ней знали решительно все, открыто высказывались, обсуждали. У самих большевиков была налажена связь с некоторыми членами паритетного комитета восстания. Во всяком случае, так говорили в кругу моих родителей. Непреложность этого факта подтверждается еще и тем, что в руках у коммунистов на местах были списки участников назревавшего восстания. План подавления был составлен загодя, причем его осуществление не предполагало участия русских войск. Большевики хотели продемонстрировать Москве, что никакая авантюра не помешает победоносному шествию грузинского народа под мудрым руководством коммунистов Грузии к вершинам социализма. А главное, грузинские большевики, просиживающие штаны в кремлевских коридорах, уже успели заполучить от Ленина войска для захвата Грузии под тем предлогом, что грузинский народ жаждет социализма. Пусть видят русские, что трудящиеся Грузии своими силами, без вмешательства русской армии, подавили восстание. Видят и не жалеют побрякушек.
Во время восстания красноотрядцы со списками в руках выволакивали из домов людей и пускали их в расход. По плану предполагалось расстрелять на месте десять тысяч человек. План перевыполнили. Последующие репрессии проводились выборочным методом: кому - пуля, кому - Сибирь. Даже могилы, и те были вырыты в некоторых местах заранее. Длинные, мелкие ямы...
Да, старик, до меня дошел слух, что отец Митиленича из сосланных грузин. Неужели может мой поимщик оказаться твоим сыном? А вдруг да удалось тебе избежать расстрела?.. Отличное развлечение, на досуге поразмышляем и об этом...
Что говорить, много было трагедий в дни восстания, много леденящих эпизодов. Меня больше других событий потрясла история, случившаяся где-то в Мегрелии. Согнали более двухсот человек, виновных и невиновных. Скрутив попарно запястья толстой проволокой, поставили их на краю ямы и расстреляли из пулемета. В толпе приговоренных оказались и двое братьев. Прикрученные один к другому, они стояли то ли в первом, то ли во втором ряду. Младший из братьев, потеряв сознание, упал еще до того, как застучал пулемет. Очнулся он уже в братской могиле, припомнил все, что произошло с ним накануне. Увидев руку брата, прикрученную к своему запястью, стал в ужасе искать его. Двигаться можно было, хоть и с трудом, поскольку слой земли над ними был невелик. Тело брата оказалось погребенным под трупами, высвободить его не удавалось, несмотря на нечеловеческие усилия, которые он прилагал. Когда надежда иссякла, парень стал думать о том, как самому выбраться из могилы. Выход был один - перегрызть локоть брата и выпростаться из-под земли... Он долго мучался... перегрыз. Принялся разгребать землю. Справился и с этим. Побрел домой. Брел и нес руку брата. С рассветом добрался до дома. Постучал. Голос отца откликнулся: кто это? Ответил. Отец, зная, что братьев вместе уводили на расстрел, спросил из-за двери о старшем. Услышав, что расстреляли, заподозрил младшего в том, что тот спасся предательством и, отрекшись от отцовства, велел сыну не попадаться ему на глаза. Тот молил открыть дверь, чтобы показать нечто такое, что прольет свет на случившееся. Умолил наконец. Отец открыл дверь.
