Она улыбнулась, потом вскочила и потянула меня за руку:
— Подожди, ты еще не видел сад. Сад совершенно прекрасен.
Мы спустились по ступенькам. В кухне нам приветливо помахал Роланд. Я прихватил еще две банки пива и вышел за Джо в сад. Там было жарко. Я видел дождь на грязном стекле, чувствовал удушливую влажность воздуха. Джо отвела в сторону лист папоротника, и я последовал за ней по мшистой тропинке. Стена папоротников сомкнулась, и мы оказались в полной тишине, нарушаемой лишь мягким плеском воды. Справа от тропинки с топкого берега падал в крошечное озерцо небольшой водопад. Разнообразные животные, сделанные из подручных материалов и выброшенной за ненадобностью утвари, стояли у воды с опущенными головами. Уже знакомые мне птицы свисали с потолка и сидели на верхушках пальм. Здесь были иволги, удоды, пчелоеды, все ярко раскрашенные, сияющие в мерцающем рассеянном свете.
— Я часто приходила сюда, когда решила бросить коммуну. Роланд — удивительный человек. Они с Фрэнком — это его бойфренд — практически удочерили меня на какое-то время. Иногда я оставалась здесь на всю ночь. Сидела, смотрела на животных, на водопад. Видел броненосца? А вон там обезьянки — посмотри! Есть еще малютка-гиппопотам. Здесь так чудесно. Я рада, что смогла показать тебе все это.
Она повернулась ко мне, и я поцеловал ее в теплые губы. Мы оба вспотели в тропической духоте оранжереи. Я сбросил с плеч пиджак и расстелил его на земле. Мы сели, и я обнял ее, привлек к себе и поцеловал. Ее юркий язычок нырнул мне в рот. Я немного смутился, вспомнив про съеденное карри. Она отстранилась и вопросительно улыбнулась.
— Лучше бы я не ел карри.
— Не говори ерунды. Выпей еще пива. Ты отличный парень, Чарли.
Мы полежали еще немного, потом, держась за руки, вернулись в дом. Джо легко заговаривала с незнакомцами, без проблем общалась с художниками и артистами, учеными и мелкими знаменитостями. Наблюдая за ней со стороны, я проникался гордостью и старался не думать о Генри.
В ту ночь я пошел домой к Джо, вместе с ней прокрался по лестнице в доме ее родителей на Элгин-кресент и лежал потом в ее постели на чердаке с застекленной крышей, переделанном в жилую комнату. Целый час мы разговаривали, держась за руки, прижавшись друг к другу под теплым одеялом. В полутьме я видел, как она улыбается. А потом что-то подхватило нас, и она сорвала с меня трусы, а я стащил с нее пижаму. Мы сшиблись телами, ощутили, как бьется внутри нас жизнь, ее жестокую силу, что прижала ее худенькие алчные бедра к моим.
Потом мы лежали, запыхавшиеся, умиротворенные. Я обнял ее крепко, прижал ее голову к груди. Она быстро уснула, а мне не спалось. По ясному, безмятежному небу медленно крался рассвет. Джо позабыла опустить жалюзи, и я смотрел, как свет ползет к ней, касается ее грудей, как бьется о ребра сердце. Я приник губами к соску, она проснулась, и мы снова занялись любовью, как старые друзья, которым приятно и легко быть вместе. Джо кончила бурно, вскинулась, затрепетав, и резко выпрямилась, схватившись за грудь.
Утром я позавтракал с ней, смущенный, как мальчишка, знакомством с родителями. Ее седовласый отец смотрелся благородно; мать, смуглая, моложавая, живая, слушала, настроив приемник на Радио-3, Малера, Брамса и Шуберта. Джо дала мне адрес Рэя и пообещала позвонить ему и предупредить, что я приду в полдень. Мы стояли на крыльце, она — в японском халате поверх пижамы. На прощанье Джо наклонилась и поцеловала меня, а я, просунув руку под халат, погладил ее по мягкой коже, округлому животу. Потом она долго смотрела мне вслед и вернулась домой, когда я уже поворачивал за угол. Я поймал такси и поехал к себе, наслаждаясь тишиной утренних улиц.
Отец Рэя жил в квартире на первом этаже уродливого серого дома неподалеку от Кингслэнд-роуд. Оставив «поло» у тротуара и немного нервничая, я прошел к нужной двери мимо других квартир. Кое-где окна были заколочены досками; где-то плакал ребенок, где-то орал телевизор, пахло жареным беконом и сыростью. Я остановился у двери с номером двенадцать. Позвонил. Подождал. Дверь приоткрылась. Рэй выглянул в щель, снял цепочку и настороженно посмотрел на меня. К двери подбежала собачонка. Я протянул руку, но она настороженно зарычала. Следующим в прихожей появился плотный мужчина в белой жилетке и джинсах. Беззлобно выругавшись, он ухватил пса за ошейник и оттащил в сторону.
— На место, зараза. Ну-ка, пошла. Ты, должно быть, Чарли. Джо говорила про тебя. Хорошая девушка, Джо. Добрая. И про ту, последнюю, рассказала. Как ее там… Мэдисон, да? Вот же хрень какая, а? Рэймонд хочет поплавать. Можешь отвести его в бассейн? Это в сторону Клэптона.
— Конечно, отведу. Мне только купить кое-что надо. Для купания. Но конечно, мы туда сходим.
— Да не дури ты. Одолжу я тебе плавки. Проходи, не стесняйся. Кстати, меня зовут Тони. Рэймонд — мой сынишка.
Я прошел в тесную, душную квартирку, прокуренную, провонявшую псиной. Тони усадил меня в кухне, налил чаю и ушел в спальню — искать плавки. Через щелку в двери было видно, что у отца с сыном одна комната на двоих. В углу стояла раскладушка, аккуратно застеленная одеялом с изображением Бэтмена. Там же лежала школьная форма Рэя. Поиски завершились победным воплем Тони. Через секунду он вернулся в кухню с пластиковым пакетом из «Теско» и черными, еще влажными плавками «спидо».
— Держи, приятель. Пользуйся. Можешь не стирать. Только занеси на обратном пути. Как чай?
— Спасибо. Вкусный. Если вас устраивает, привезу его после ланча. Сходим в «Сабвэй». Как, Рэй, согласен?
— Ладно, ребята, пока. Ключи не забыл, Рэймонд? Я тут к Дэнни загляну, посмотрим футбол.
Увидев мой неказистый «поло», Рэй презрительно поморщился, а устроившись с опаской на переднем сиденье, настроил радио на местную музыкальную станцию.
— Ты же в Сити работаешь, должен бабло лопатой грести, а ездишь на такой говнюшке. — Он закивал головой в такт музыке.
— Я работаю в хедж-фонде. Как бы в Сити. Но я еще молодой. Мой праздник впереди. Надеюсь, ждать не слишком долго.
— А разве вы сейчас не в дерьме? Отец говорит, что вы все скоро потеряете работу. Если так, придется мне забирать тебя оттуда и платить, чтоб ты в бассейн сходил. — Его, похоже, страшно развеселила собственная шутка, и он зашелся от смеха.
— Думаю, в конце концов все уладится. И работа у меня останется. Просто придется работать еще больше, отдавать все силы. — Я понимал, что должен подавать мальчишке положительный пример, являть собой позитивный образец.
— А она тебе нравится? Ну, работа. Нравится этот… как его… хедж-фонд?
Я придавил педаль газа, медля с ответом.
— Нет, Рэй, не нравится. Работу я не люблю. Мне нравятся люди, нравится разговаривать с ними, нравится то, что можно потрогать, подержать, оставить себе. В этом смысле моя работа дает не так уж много.
— Не понимаю. Если бабки не грести и работа не по вкусу, то зачем туда ходить?
— Потому что однажды, когда-нибудь, я получу кучу денег и смогу уйти и заниматься тем, что нравится по-настоящему. Я бы хотел писать пьесы или быть журналистом, рассказывать о тех пьесах, что пишут другие. Если все будет хорошо, то смогу уйти из Сити годам к тридцати пяти.
— Херня какая-то, Чарли. Если не нравится что-то делать, не делай. А таскаться куда-то только потому, что когда-нибудь кто-то выпишет тебе большой чек, по-моему, глупо.
— Спасибо, Рэй. Спасибо за совет.
Мы припарковались возле бассейна и вошли внутрь через широкие деревянные двери. Я заплатил за нас обоих. Рэй протянул мне замызганное серо-зеленое полотенце:
— Это я для тебя прихватил.
В раздевалке меня встретили запахи и виды, с которыми я не сталкивался с тех пор, как уехал из Уэртинга. Пол застелен синими резиновыми ковриками, хлипкие шкафчики не внушали доверия, в воздухе стоял запах дезинфицирующего раствора, хлорки и антигрибковой пудры. Переодевались мы вместе. Уже голый, Рэй, ничуть не стесняясь, делал растяжки, упирая ноги в скамейку. Я взглянул на него и тут же смущенно отвернулся.
— Это хорошо, что ты не педо. Я про тебя и не думал, но в наше время осторожность лишней не бывает. — В его речи нередко проскальзывали взрослые интонации — эхо наставлений Мэдисон — и грубоватые отцовские обороты.
Плавки оказались мне очень велики, приходилось следить, чтобы спереди не выскочило ничего лишнего. Наблюдая за моими ухищрениями, Рэй только что не покатывался со смеху.
— Ну ты и дрочила, Чарли. Серьезно. Такой дрочила.
В душе он вдруг повернулся ко мне с серьезным видом и, подбоченясь, объявил:
— Вообще-то, Чарли, чтоб ты знал, — плавать я не умею. Чего притворяться, да? Мы на той неделе классом в бассейн идем, и мне сегодня же надо научиться. Не хочу позориться перед девчонками. Ты меня научишь?
Отваги ему было не занимать. Он барахтался, бил ногами и руками, глотал литрами воду и пару раз шел ко дну. Поддерживая рукой, я пытался показать, как нужно двигать руками и ногами. Ему удавалось преодолеть какую-то дистанцию, но, как только я убирал руку, Рэй начинал паниковать, колотить по воде и тонуть, и мне приходилось тащить его наверх. Через час я сказал, что нам надо уходить.
