— Пойдемте, — Линин жестом поманил за собой Конни и Тину. Девушки встали.
Дженна в смятении огляделась. Увидев Джордана, она скрестила перед собой руки:
— Тебя только здесь не хватало.
Джордан прошел мимо Конни и Тины и протянул руку плачущей девушке:
— Пойдем прогуляемся.
— Отвали, я сказала.
Джордан не опускал руки. Конни замешкалась в дверях, глядя на него и на Дженну. Может, все-таки ей остаться и присмотреть за подругой? Линин мягко подтолкнул ее вперед, и они вышли в холл.
— Пусть сами разбираются, — шепнул он ей.
Они вернулись на дискотеку.
Конни больше не хотелось танцевать, и она прошла прямиком через дом во двор. Ник с Ричи все еще сидели на ящиках у костра. Она села на колени к Ричи и зарылась лицом в его волосы.
Он погладил ее плечи:
— Все нормально, Кон?
— Ммм… — она подняла голову, — Дженна с Джорданом ругаются. — И улыбнулась Нику: — Балдеешь?
Ухмыляясь во весь рот, Ник энергично затряс головой. Она рассмеялась:
— Еще, что ль, добавили?
Ричи кивнул.
— Хочешь?
Конни задумалась. Она все еще пребывала в эйфории, наступившей после «экстези», но обостренность восприятия притуплялась. Появлялось ощущение, что она пьяна. Конни нехотя мотнула головой:
— Нет. А то совсем ошалею.
— Это самое лучшее состояние.
Страстность, прозвучавшая в голосе Ника, удивила и ее, и Ричи.
— Я хочу всегда быть таким, — добавил он. — Не хочу опять становиться нормальным.
— Старик, а ты вовсе не нормальный.
Ник сердито глянул на Ричи:
— Ты о чем?
— Что хорошего в том, чтобы быть нормальным? — вмешалась Конни. — Лучше уж быть другим, не таким, как все. Кто хочет быть нормальным в Австралии Джона Говарда[79]?
Ричи издал непристойный пукающий звук.
— На этой вечеринке все козлы. Я рад, что ты не нормальный, малыш Ники.
Конни показала Ричи кулак:
— На мой взгляд, Ник вполне нормальный парень. Не то что ты.
— Большое спасибо.
Она руками обвила своего друга за шею:
— Я не хочу, чтобы ты был нормальным. Будь всегда таким, какой ты есть.
Ник встал и, не говоря ни слова, пошатываясь пошел прочь по тропинке.
— Опять в туалет?
Ричи кивнул и рассмеялся.
— Весь вечер ходит туда-сюда. Я ему говорю: давай прямо здесь, в саду. Кому какое дело? — Он показал куда-то за эвкалипты, туда, где вдоль заднего забора стояли кусты жасмина и других растений. — Я вон туда хожу.
Конни посмотрела на небо. Звезды и луну затянули облака.
— Жаль, я не могу пописать стоя.
— А ты попробуй.
— Нет, в этом платье нельзя. Неприлично.
Ричи столкнул ее со своих колен.
— Тяжело что ли?
— Да, зад у тебя тяжелый. — Он сунул руку в карман, вытащил нечто похожее на клочок разорванной фотографии и дал ей.
— Что это?
— Фото Гектора.
Она молчала. Хотела сказать: забудь все, что я наговорила тебе днем. Хотела извиниться. Хотела, чтобы он извинился. Но знала, что он не станет извиняться, да и она сама тоже. Ричи поднялся и бросил обрывки снимка в костер. Клочки несколько секунд покружили над огнем, потом их подхватило пламя. Они скукожились и превратились в пепел. В нос ударил горький химический запах. Конни пыталась вспомнить, какой был Гектор на фотографии. Молодой, как она сама, как Ричи, Ник, Дженна, Али. Молодой, как она. Хотя он не был таким юным. Она смотрела на обуглившиеся останки фотобумаги и жалела, что не может выжечь его из себя, изгнать его образ из своего сознания. Я ему не нужна. Это так больно, как ожог, будто у нее внутри один сплошной волдырь. Она вспомнила, какое облегчение было написано у него на лице, когда он сказал ей, что между ними все кончено. Горилла, обозвала она его. Глупый ребяческий поступок. Она была рада, что языки пламени пляшут перед ней, ибо в отблесках огня не было видно, как ее лицо заливает краска стыда.
— Кон, что с тобой?
Она отошла от костра и вновь села Ричи на колени. Положила голову ему на плечо. Он погладил ее по лицу.
Вернулся Ник. Остановился у ящика, нервно переминаясь с ноги на ногу.
— Хочешь сесть здесь? А я на траве посижу.
Глаза он таращил, как зверек. Вид у него был беззащитный и немного испуганный. Интересно, их грибы так уж хороши, как они говорят?
Она встала:
— Холодно. Пойду в дом. Вы бы тоже пошли туда, потанцевали.
Ричи опять непристойно фыркнул:
— Не с этими придурками.
— Они нормальные.
Ричи повернулся к Нику:
— Видишь, я же говорил, что она инкубаторская. Одна из «нормальных».
Порой он был такой козел. Все ребята на вечеринке были хорошие, никто не выпендривался. Сегодня ей все нравились.
Она протянула руку Нику:
— Пойдем потанцуем.
Парень опешил, тряхнул головой:
— Я плохо танцую.
— Не парься. Это же не конкурс.
— Не-а. Я буду чувствовать себя идиотом.
— Ты не идиот.
— Идиот, идиот. Как и я.
Не обращая внимания на Ричи, она продолжала протягивать Нику руку:
— Идешь?
Ник сел на ящик. Уставился взглядом в землю.
Она пожала плечами:
— Ладно, пока.
Удаляясь, она слышала, как Ричи напевает, фальшивя, песню «Шугарбейбс» «Freak Like Me».
Ник велел ему заткнуться, но Ричи продолжал петь.
— Хочешь покурить?
К ней обращался Али. Он взял ее за руку — ладонь у него была огромная, ее рука утонула в ней — и потащил за собой к двери в конце коридора. Они вошли в какую-то комнату, и он плотно закрыл дверь. Они оказались в темноте. Шум вечеринки внезапно стих. Али включил свет. Они находились в спальне.
— Чья это комната?
— Гостевая.
— Надо же какая большая.
Конни увидела огромную кровать, большую репродукцию картины Мане на стене и на комоде у кровати — маленького золотого Будду в полулежащей позе. Али бухнулся на середину кровати, скрестил ноги. Вытащил мешочек с табаком, папиросную бумагу и маленький комочек гашиша. Он начал сворачивать сигарету. Конни в смятении думала, куда бы ей сесть. Она сбросила туфли и опустилась на краешек кровати, наблюдая за Али. Сесть, как он, скрестив ноги, в этом своем платье она, разумеется, не могла.
— Ты такая красивая, — прошептал он.
Она тронула кончики его волос. На ее пальцах остался липкий гель. Наверно, косметика на лице размазалась от пота, когда она танцевала, подумала Конни. Она огляделась, ища зеркало. Али, прочитав ее мысли, показал на дверь с облезающей поблекшей красной краской:
— Ванная там.
Она пошла в ванную, умылась, зачесала назад волосы. Не так уж и плохо она смотрится, отметила Конни. Она отступила от зеркала, оглядела себя. Платье, казалось, мерцало в неярком освещении ванной. У нее начинали стучать зубы: пожалуй, нужно еще выпить. Завтра утром изо рта у нее будет вонять. Она постарается больше не курить: от сигарет сохнут губы. Она широко открыла рот. Зубы, что ли, желтые? Улыбка слишком большая для ее лица. Вот если б у нее губы были поменьше, зубы помельче… А платье красивое.
Она вернулась в комнату, забралась на кровать. Али протянул ей сигарету, дал прикурить. После нескольких затяжек гашишем по телу разлилось умиротворяющее тепло. Она легла поперек кровати, отдала сигарету Али. Тот, перепрыгнув через нее, скрылся в ванной. Вскоре он вернулся с небольшой прозрачной чашей в форме полумесяца, в которой лежали морские камешки и ракушки. Он высыпал содержимое чаши на комод и стал стряхивать в нее пепел.
— Предки Джордана уже вернулись? — Наверно, уже было далеко за полночь. Фильм давно кончился. Дом пропах марихуаной и табаком.
— Они не придут, остались в городе. Мистер А. снял номер в гостинице на сегодняшнюю ночь. До утра их можно не ждать.
— Они слишком доверяют Джордану.
— Джорду можно доверять. Он не козел. Бардака не допустит.
Конни смотрела на потолок. Он был сделан под старину, с круглым панно из лепнины по центру, с середины которого свисала люстра. Панно представляло собой сложный растительный орнамент, раскрашенный вручную в красный, желтый, белый и зеленый цвета, так что оно было похоже на акварель. Али передал ей сигарету, и она посмотрела на него. Волосы его взмокли от пота, на смуглой коже — ни единой отметинки. У Али тоже был большой рот, но это его не портило. Он вполне мог бы стать моделью, хотя в его внешности не было ничего мягкого или женственного. Вид у него был властный. Властный. Она повторила это слово про себя. Ей было немного боязно оставаться с ним наедине.
— На что смотришь?
— Да так… — Она быстро затянулась и вернула ему сигарету. — Просто подумала, как так получилось, что вы с Джорданом стали друзьями.
— Ну да, ведь он весь из себя такой положительный, умный, а я всего лишь тупорылый мусульманин?
Конни покраснела. Она знала, что ее щеки и шея пылают. А смутилась она от того, что он угадал ее мысли — в какой-то степени. Нет, она вовсе не думала про то, что он мусульманин, да и неумным его не считала. Он просто плохо учился. Али рассмеялся над ее смущением:
