– То есть музыка тебя совершенно не интересовала?
– Нет. Разве что самую малость. А теперь интересует и того меньше. Это жизнь, понимаешь?
– Как ты… Музыка – все, что у меня есть. Ничего, кроме нее. Если тебе плевать на музыку, значит, плевать и на меня. И какой после этого смысл оставаться вместе?
– Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
– Да. Посмотри на меня. Посмотри на мою квартиру. Там разве можно найти что-то, кроме пластинок, компактов и кассет?
– И тебя такое положение дел устраивает?
Я пожимаю плечами:
– Не вполне.
– В том-то и смысл оставаться вместе. У тебя есть задатки. Моя обязанность – помочь тебе их реализовать.
– Задатки кого?
– Задатки человека. У тебя есть почти все, чтобы им стать. Ты бываешь весьма мил, когда постараешься. Ты умеешь рассмешить, когда тебе не лень, ты добрый, а если тебе приглянулась женщина, умеешь сделать так, чтобы она почувствовала себя центром вселенной, а это очень возбуждает. Но, к сожалению, обычно тебе лень все это делать.
– Не лень. – Ничего лучшего мне в голову не приходит.
– Да ты просто… просто ничего не делаешь. Вместо того чтобы чем-то заняться, ты сидишь погруженный в свои мысли, а мысли у тебя все больше о какой-то ерунде. Все, что случается вокруг, похоже, проходит мимо тебя.
– Это уже вторая песня «Симпли Ред» на твоей пленке. Одна-то – уже непростительно. А две – и вовсе почти военное преступление. Можно промотаю?
Я перематываю вперед, не дожидаясь ответа. Дальше оказывается кошмарная вещь Дайаны Росс. Я испускаю жалобный стон, а Лора знай себе немилосердно гнет свое:
– Знаешь, говорят, «под лежачий камень вода не течет»? Так вот это про тебя.
– Ну и чем прикажешь заняться?
– Не знаю. Чем угодно. Работай. Общайся с людьми. Стань вожатым скаутов или даже хозяином клуба. Все лучше, чем сложа руки ждать, пока жизнь переменится, и радоваться, что у тебя всегда остается возможность выбирать. Так ты до конца жизни будешь оставлять за собой эту самую возможность. Лежа на смертном одре, на который тебя уложит какая-нибудь болезнь, связанная с курением, ты будешь думать: «Что бы там ни говорили, я всегда имел возможность выбирать. Я никогда не связывал себя ничем, от чего бы потом не мог легко отплеваться». Но пойми, всякий раз, оставляя за собой эту возможность, ты тем самым себя ее лишаешь. Тебе тридцать шесть, а у тебя до сих пор нет детей. Когда ты думаешь их заводить? В сорок? В пятьдесят? Положим, заведешь ты ребенка в сорок, а он вырастет и скажет, что не станет заводить детей, пока ему не исполнится тридцать шесть. А это означает, тебе пришлось бы протянуть гораздо дольше отведенных человеку семидесяти лет, чтобы хотя бы мельком взглянуть на собственного внука. Теперь видишь, чего ты сам себя лишаешь?
– Ага, к этому все и шло.
– К чему?
– Заводим ребенка или до свиданья. Старая песня.
– Роб, твою мать! Я совсем не об этом тебе говорю. Да мне дела нет до того, хочешь ты детей или нет. Я лично хочу, но не уверена, что от тебя, да и вообще не знаю, хочешь ли их ты. С этим мне еще предстоит разобраться. Я просто пытаюсь разбудить тебя. Пытаюсь, чтобы ты понял: полжизни у тебя уже позади, а всем тем, что ты успел нажить, может похвастаться любой девятнадцатилетний пацан. Я не имею в виду деньги, недвижимость или там мебель.
Я знаю, она имеет в виду не это. Она имеет в виду детали, фактуру, суматоху вокруг, все то, что может остановить дрейф по течению.
– Легко вам говорить, мисс Крутой Адвокат. Я же не виноват, что дела в магазине так себе.
– Господи ты боже мой! – Она с подчеркнутой яростью переключает передачу и на какое-то время умолкает.
Я понимаю, что мы с ней чуть было до чего-то не договорились; понимаю, будь у меня побольше мужества, я бы признал, насколько она права и разумна, сказал бы, как она мне нужна и как я ее люблю, и попросил бы ее выйти за меня замуж или о чем-нибудь еще таком. Но так уж получается, что я снова предпочитаю оставить за собой свободу выбора, да и времени сказать все это у меня нет, поскольку она еще не закончила.
– Знаешь, что в тебе бесит меня больше всего?
– Ага. Ты говорила. То, что я вечно оставляю за собой возможность выбирать, ну и понятно…
– Нет, помимо этого.
– Тогда хрен его знает.
– Я могу от начала до конца – от начала до конца – рассказать, что с тобой не так и как с этим бороться, а ты не можешь даже попытаться сделать того же самого для меня. Или можешь?
– Угу.
– Так давай, слушаю.
– Тебя достала твоя работа.
– И это все, что со мной не так?
– Более или менее.
– Вот видишь, не попал.
– Попробую в следующий раз. Мы же только-только снова вместе. Через пару недель, глядишь, и придет в голову что-нибудь еще.
– Но ведь и работа меня совсем не достала. Она мне, собственно, вполне по душе.
– Ты это нарочно, чтобы я почувствовал себя дураком.
– Нет, правда. Я довольна своей работой. Она придает мне сил, мне нравятся люди, с которыми я работаю, я привыкла к деньгам… Но мне не нравится то, что я довольна своей работой. Это меня смущает. Я стала не тем, кем хотела в детстве.
– А кем ты хотела стать?
– Уж во всяком случае не дамой в деловом костюме и с собственным секретарем, метящей в полноправные партнеры фирмы. Я хотела работать в бесплатной юридической консультации и иметь приятелем диджея, но, увы, не сложилось.
– Ну и найди себе диджея. От меня-то что в этой связи требуется?
– Ничего от тебя не требуется. Кроме того, чтобы ты понял: помимо наших с тобой отношений в моей жизни есть и что-то другое. Если у нас потихоньку получается разобраться в наших делах, это еще не значит, что у меня получается разобраться в своих. Мне хватает собственных сомнений, страхов, амбиций… Я не знаю, какой жизни хочу, не знаю, какой мне нужен дом, а еще меня пугает то, какую кучу денег я буду загребать через два-три года, и…
– Почему было прямо с этого не начать? Или я сам должен был догадаться? Тоже мне большой секрет.
– При чем тут секрет? Пойми, происходящее между нами – это еще не все, я продолжаю существовать, даже когда тебя нет рядом.
В конце концов, я мог бы и сам до этого додуматься. Мог бы заметить: если я совершенно расклеиваюсь, когда у меня никого нет, это еще не значит, что то же происходит и со всеми другими.
4. (У телевизора, на следующий вечер.)
– …где поинтереснее. В Италию. В Штаты. Или даже на Карибы.
– Блестящая мысль. Завтра же раздобуду коробку нулевых синглов Элвиса Пресли, продам их и за все заплачу.
Вспомнив о даме из Вуд-Грин, о ее блудном муже и о фантастической коллекции синглов, я испытываю минутное сожаление.
– Полагаю, это одна из тех язвительных шуточек, что в ходу у мужчин, коллекционирующих пластинки.
– Ты же знаешь, у меня ни гроша.
– Платить буду я. Даже несмотря на то, что ты так и не вернул долг. Какой смысл иметь работу вроде моей, если все равно приходится проводить отпуск в палатке на острове Уайт?[97]
– Как это «какой смысл»? А кто заплатит за мою половину палатки?
Мы наблюдаем, как Джек Дакворт пытается спрятать от Веры выигранную на бегах полусотенную бумажку.[98]
– Про деньги… знаешь, это все ерунда. Меня совсем не волнует, что ты мало зарабатываешь. Главное, чтобы работа приносила тебе радость, а заниматься ты можешь чем угодно.
– Но раньше мы это как-то по-другому представляли. Мы были похожими, когда встретились, а…
– Как это «похожими»?
– Ты была человеком, который ходит в «Граучо», а я – человеком, который крутит там музыку. Ты носила кожаные куртки и футболки, и я тоже их носил. Но я ношу до сих пор, а ты нет.
– Потому что мне не положено. Разве что вечером.
Я стараюсь найти какие-нибудь другие слова, чтобы сказать, что мы уже не такие похожие, какими были тогда, что мы сделались разными и так далее, но это оказывается выше моих сил.
– «Мы уже не такие похожие, какими были когда-то. Мы сделались разными».
– Откуда такой придурковатый тон?
– Он изображает кавычки. Я старался найти какие-нибудь другие слова, чтобы сказать это. Как ты старалась найти другие слова, чтобы сказать, мол, или заводим детей, или до свиданья.
– Я не…
– Я пошутил.
– То есть нам лучше расстаться? Ты об этом? Если об этом, моего терпения надолго не хватит.
– Нет, но…
– Что – но?
– Но почему то, что мы перестали быть похожими, – не важно?
– Во-первых, должна заявить, что в этом нет ни капли твоей вины.
– Спасибо.
– Ты остался в точности таким же, каким был. За все годы, что я тебя знаю, ты ни чуточки не изменился. Если мы и сделались разными, то это не ты, а я сделалась. И ведь я всего-то поменяла работу.
