На почте он купил три открытки и отослал их матери, отцу и Эрике.
Он долго думал, прежде чем подписать открытку, предназначенную отцу. Андерс не представлял, что может его заинтересовать. В конце концов он написал, что из-за кризиса экономика страны серьезно пострадала. Это, по крайней мере, Патрик способен понять.
Когда плавание по реке подошло к концу, американцы собрались в пятидневный тур по гольф-клубам. Они звали его с собой, но Андерс отказался. В сплаве по Шэннону от него было мало пользы; еще меньше ему хотелось разочаровать бывалых игроков своей неопытностью в гольфе.
Вместо этого Андерс поехал в автобусное турне по западной части страны.
Джон-Пол, жизнерадостный краснолицый водитель автобуса, объявил, что знает все самые лучшие музыкальные пабы на побережье и что каждый вечер они будут ходить на великолепные концерты. Джон-Пол был лично знаком со всеми музыкантами и рассказывал участникам турне об истории групп и их репертуаре, прежде чем вечером вести их на концерт.
— Попросите Микки Мура исполнить для вас «Мою красавицу» — вот увидите, у вас мурашки побегут по спине, — говорил он.
Джон-Пол всегда первым узнавал, что какой-нибудь ушедший со сцены волынщик собирался тряхнуть стариной и дать пару концертов. Андерса это очень увлекало.
Оказалось, что Джон-Пол сам играл на волынке. Но не на такой, в которую надо дуть. Это шотландская волынка, а настоящая — ирландская — с мехами. В нее не дуют, а сжимают мехи локтем. Называется иллиан — локтевая волынка, потому что «иллиан» по-ирландски «локоть».
Музыка оказалась завораживающей — Андерс был ею покорен.
Джон-Пол сказал, что, будь у него достаточно денег, он открыл бы собственный паб и приглашал туда лучших музыкантов.
— Тут, на западе? — спросил Андерс.
— Возможно, но мне бы не хотелось отнимать хлеб у людей, которые уже владеют здесь пабами. Все они мои друзья, — ответил тот.
Джон-Пол и Андерс много беседовали о Боге и судьбе, о зле, о воображении. Андерс спросил, сколько их водителю лет. Тот удивленно посмотрел на него.
— Ты так хорошо говоришь по-английски, я и забыл, что ты не из наших краев. Я родился в 1980-м, через девять месяцев после того, как в Ирландию приезжал папа Иоанн Павел. Большинство младенцев мужского пола, родившихся в тот год, окрестили в его честь, Джон-Пол.
— И ты собираешься всю жизнь водить свой автобус? — продолжал расспрашивать Андерс.
— Нет, рано или поздно мне придется вернуться домой к моему старику. Мои братья и сестры давно разъехались, устроили свою жизнь. А я, недотепа, так и остался один. Отцу все труднее управляться с фермой самому. Похоже, скоро наступит момент, когда мне надо будет обосноваться в Стоунбридже и заменить его.
— Это тяжелый труд, — посочувствовал Андерс.
— Чепуха! Разве плохо иметь собственный дом и стадо на поле, и хозяйство, которое дожидается тебя? Большинство в Ирландии душу бы продали за такую жизнь. Просто это не то, чего бы мне хотелось. Я не очень-то мечтал бродить по лугу, отыскивая овец, лежащих кверху брюхом, и поднимать их на ноги. Я ненавижу все эти квоты на молоко и указания Европы что нам сажать, а что нет. Некоторые мечтают о собственной ферме, для меня же она — тяжкая ноша, но все-таки это верный хлеб. И даже с маслом.
— А как же твой паб и музыканты?
— Придется отложить до следующей жизни, Андерс.
Его большое, круглое, обветренное лицо было исполнено решимости.
В последний вечер турне все его участники собрались вместе и пригласили Джона-Пола на ужин. В благодарность он сыграл им несколько мелодий на волынке. Они сделали групповое фото, а на обороте каждый написал свое имя и электронный адрес. На следующее утро Андерс присел рядом с Джоном-Полом в баре — в последний раз выпить с ним кофе.
— Я буду скучать по нашим разговорам, — сказал Андерс. — Мне не приходилось встречаться ни с кем, кто так же мудро рассуждал бы о жизни и судьбе, как ты.
— Ты что, шутишь? Ведь шведы же все как один философы и музыканты!
Андерс был до смешного польщен тем, что его сочли философом и музыкантом.
— Может, оно и так. Правда мне они почему-то не попадаются.
— Надо получше искать, — убежденным тоном произнес Джон-Пол. — У нас тут много шведов путешествуют, и они все играют на разных инструментах и поют «Дикий тимьян». Да ведь сам Джо Хилл родом из Швеции!
— Наверное, ты прав. Я тебе сообщу, если встречусь с кем-то из них.
— Обязательно пиши, Андерс. Ты хороший человек, — сказал Джон-Пол.
Однако стоило Андерсу вернуться на работу, как он был вынужден усомниться в том, что и правда хороший человек. В первый же день ему сообщили, что его кузен Матс, некогда страдавший пристрастием к алкоголю, вернулся к прежним привычкам — и с еще большим размахом. Один из крупнейших клиентов компании сбежал с молоденькой секретаршей и значительной суммой денег за неделю до аудиторской проверки.
Отец выглядел еще более суровым и сосредоточенным, чем всегда. Уже через пару часов после возвращения Андерс ощутил, что от положительного эффекта каникул, проведенных в Ирландии, не осталось и следа. Дома он включил музыкальные записи, которые привез с собой. Он слушал, как плачет волынка, как к ней присоединяется стройный хор голосов, и вспоминал те беззаботные дни и задушевные разговоры. Он понимал, что все это не может длиться вечно. Андерс, как ребенок, хотел, чтобы день рождения не кончался.
Отец не проявлял ни малейшего интереса к подробностям его поездки, сколько Андерс ни пытался поделиться с ним.
— Хочешь, я покажу тебе фотографии? — предлагал он. — А может, послушаем вместе музыку? Я привез диски с потрясающими ирландскими песнями…
— Да-да, очень интересно, Андерс, но это всего лишь каникулы. Ты как фру Карлссон, которая вечно пытается рассказать, что ей приснилось ночью. Какой в этом смысл?
Именно тогда Андерс решил выехать из отцовской квартиры. Снять себе собственное жилье, разорвать замкнутый круг работы и разговоров о ней с утра до ночи.
Он надеялся, что ему хватит выдержки для подобного шага. Наверняка все станут его отговаривать. Зачем переезжать из комфортабельной, шикарной квартиры, которая однажды перейдет к нему? Зачем нарушать заведенный фру Карлссон распорядок? Зачем покидать отца, когда его долг — стать компаньоном?
Андерс вспоминал Джона-Пола, который собирался заботиться о своем отце и поднимать овец, лежащих кверху брюхом, отказавшись от планов посвятить себя музыке в пользу сыновнего долга. Тем не менее Джон-Пол наверняка нашел бы время, чтобы поиграть на волынке. Он не стал бы говорить об овцах до глубокой ночи.
Будь у Андерса собственный сын, он с самого начала советовал бы ему прислушиваться к зову сердца, а не готовил бы из мальчика будущего главу компании «Алмквист». Однако, судя по всему, вряд ли у него когда-нибудь будут дети. Он не хотел заводить семью ни с кем, кроме Эрики. А она для него потеряна навсегда.
И все-таки он позвонил ей рассказать о поездке в Ирландию.
Эрика оживленно расспрашивала его и делилась своими познаниями в ирландской музыке. Оказывается, она недавно купила ирландскую дудку и училась на ней играть.
— Приезжай ко мне на выходные, и я свожу тебя в «Голуэй». Тебе понравится, — предложила она.
Поехать на выходные, отвлечься от компании, от проблем кузена с выпивкой, от клиента, сбежавшего с деньгами и молоденькой подружкой, от отцовской тревоги, от экономического спада… Это было именно то, в чем он так нуждался.
Катя в машине по направлению к Гётеборгу, где студентом он был так счастлив, Андерс гадал, поселит ли его Эрика у себя в квартире. Они это не обсуждали; возможно, она забронировала ему место в отеле. А если все-таки он остановится у нее, то лягут ли они спать вместе? Положить его на полу на матрасе будет ханжеством с ее стороны. Ни у него, ни у нее на данный момент никого нет, так что об измене речь не идет.
Однако и на восстановление прежних отношений надеяться не приходилось. «Поживем — увидим», — со вздохом подумал Андерс.
Эрика выглядела великолепно; с блестящими глазами, оживленная, она рассказывала ему о том, что проект оказался очень успешным, что их достижения заметили и выделили им большой грант. Она приготовила для него ужин: шведские фрикадельки, которые у них считались праздничным блюдом. Квартира почти не изменилась; Эрика разве что сменила занавески да добавила еще книжных полок. У стены Андерс заметил запасной матрас.
После ужина они отправились в «Голуэй», паб, где Эрику приветствовали как завсегдатая. Она познакомила Андерса с посетителями и барменом, а вскоре заиграла музыка. Он словно в одночасье перелетел назад, на запад Ирландии, где бились о берег волны и каждый вечер новые музыканты играли на скрипках, волынках и аккордеонах. Музыка захватила его.
