Эрнест повернулся и решительно зашагал вслед за молодым человеком. Он перешел на ту сторону улицы, чтобы обогнать своего соперника, не сводя глаз с конторы Дэнби, словно с ленточки у финиша. Он тоже не даст маху на этот раз. Он весь загорелся решимостью.
Даже когда молодой человек в полосатом костюме завернул в табачную лавочку, Эрнест не убавил шага. Теперь его лозунгом было: «Вперед, не отступать!» Он первым очутился у дверей конторы Дэнби, прошел в комнату прямо напротив, как предлагала указательная стрелка у входа, и перевел дыхание, только когда остановился перед исцарапанным, залитым чернилами прилавком.
Молодой человек в полосатом костюме миновал контору Дэнби и, насвистывая, пошел дальше своей дорогой. Эрнест подумал, что на этот раз он преувеличил опасность конкуренции. При ближайшем рассмотрении оказалось, что конкурент — самый обыкновенный малый, да еще весь в угрях.
Комната, в которую вошел Эрнест, была пуста, но из другой комнаты, рядом, доносилось звяканье стекла о стекло, свидетельствуя о присутствии человека. Он тихонько постучал по прилавку и огляделся. Напротив него был старинного образца камин, в котором нехватало двух-трех изразцов; над камином запыленная реклама страхового общества «Перл» в черной рамке, повешенная, очевидно, лет тридцать тому назад. На стене — список домов, назначенных к продаже, напечатанный на машинке и кое-где исправленный от руки, а кроме того печатное объявление: «Килвортское акционерное общество по продаже угля. Заказы принимаются здесь».
Он постучал о прилавок погромче и кашлянул.
— Кто там? — отозвались из соседней комнаты. И потом, более нетерпеливо: — Кто там?
— Мистер Дэнби?
— Ну, я здесь. — ответил голос, дверь приотворилась, и из-за нее выглянуло большое лицо, похожее на окорок. Увидев незнакомого человека, мистер Дэнби, челюсти которого усиленно работали, проглотил остатки бутерброда, вытер нижнюю часть лица большим платком и вышел в переднюю комнату. Не отрицая вполне возможности, что Эрнест явился в качестве клиента, он явно подозревал в нем коммивояжера с образцами лент для пишущей машинки.
— Я зашел справиться относительно вакансии в вашей конторе, сэр.
— А, вы насчет работы! — воскликнул Дэнби более свободным и естественным тоном — до сих пор он вел себя очень сдержанно. — Это вы звонили? Ваша фамилия?..
— Бантинг.
— Вот, вот, Бантинг. У меня записано. Ну, знаете ли, вы времени не теряли, а?
Эрнест приятно улыбнулся, давая этим понять, какой он энергичный юноша.
— Да, мне нужен человек. И в конторе и вне конторы — работа у нас разная. Если уж вы зашли, так надо на вас поглядеть как следует, — и, откинув прилавок, он пригласил Эрнеста войти. — Идите-ка сюда. Я тут как раз собрался перекусить. Да, старик Бакстер приказал долго жить — цирроз печени; это, знаете ли, у него от виски. От виски, а не от пива. Пиво никогда не повредит. Я за завтраком всегда пью вортингтоновское. Не люблю здешнего. Пены уж очень много.
Он уселся на конторку, на которой стоял чемоданчик с бутербродами, бутылка пива и стакан. — Не возражаете? — спросил он, беря в руку бутерброд и сразу выкусывая из него широкий полукруг. — Где-нибудь работаете сейчас?
— В конторе городского управления.
Челюсти Дэнби на секунду перестали жевать. — Послушайте, вас не выгнали, а?
— Нет, что вы!
— И никаких у вас неприятностей нет?
— Никаких, сэр, уверяю вас.
Мистер Дэнби поставил стакан на стол, вытер усы и пристально взглянул на Эрнеста, словно спрашивая: «Тогда за каким же чортом?..»
— Видите ли, сэр, — начал Эрнест, делая вид, что не замечает этого выразительного взгляда, — моя работа сейчас чисто механическая, по заведенному образцу. Это мне ничего не дает. Мне хотелось бы заниматься более живым делом.
— Вот как, — заметил Дэнби и с сомнением посмотрел на Эрнеста. — Ну что ж, — продолжал он после паузы, видимо, на время отклонив дальнейшие размышления. — Мне нужен расторопный молодой человек, мастер на все руки: чтобы письма писал, — я хочу сказать — на машинке печатал, — и переговоры вел с клиентами. Это вы, надеюсь, можете?
— Да, сэр. Ведь вы ревизуете отчетность?
— Приходится иногда, книги, ну и еще там разное.
Я ведь, в сущности, посредник. Ну, и с подоходным налогом приходится иметь дело. Со сбором задолженности, арендной платы. В сущности говоря, — прибавил он, решившись быть откровенным, — мы тут за все беремся.
— Понимаю, — сказал Эрнест, но ему показалось, что он уловил еще и слова: «за все и за всех».
— Считать умеете?
— Я изучал счетоводство.
— Это хорошо. Я собирался дать объявление в газеты, но, может, вы мне подойдете. Конечно, мне нужна аттестация. — Его глаза впились в Эрнеста. — И не от пастора, а со службы. Об операциях с недвижимостью вы имеете понятие?
— Кое-что знаю.
— А надо будет знать все, если хотите работать у меня. Ну да выучитесь.
— Да, конечно.
— Дайте-ка мне ваш адрес, —сказал Дэнби, отрывая клочок бумаги. — Нате, напишите сами, — и он внимательно рассмотрел написанное, Эрнестом. — Пишете вы хорошо. У Бакстера был хороший почерк, и считать он был мастак, а вот грамотность хромала. Вам не родня тот Бантинг, что держал трактир «Борзая» в Камберуэлле?
Повидимому, мистер Дэнби отлично помнил кэмберуэллского Бантинга. Удивительный человек — мог осушить одним духом кварту пива. Горло, что ли, у него так было устроено, только пиво лилось туда без всякой задержки. Точно вода из крана в раковину, — сообщал мистер Дэнби. — Даже глядеть было удивительно. Без передышки мог пить.
— Какие же, собственно говоря, у меня будут обязанности, сэр? — осведомился Эрнест, когда с кэмберуэллским Бантингом было покончено.
— Все придется делать. Показывать дома съемщикам и покупателям, следить за сроками закладных, проверять работу сборщика арендной платы, ну, и по части рекламы тоже... Да мало ли еще что! В нашем деле зевать не годится. В воскресенье пойдете с вашей девушкой гулять, глядите, нет ли поблизости продажных домов. Если есть, узнайте, кто хозяин, запишите для нас адрес. Надо уметь разговаривать с людьми, да глядите в оба, чтобы вас не надули. Особенно те жильцы, которые платят понедельно, и те клиенты, которые передают дело на ходу. И язык нужно держать за зубами, поняли?
— Да, конечно.
— За зубами, — повторил Дэнби, не спуская глаз с Эрнеста. — Не все выкладывайте, что вам известно.
— Да, да, конечно.
— Многому вам придется учиться, — в раздумьи заметил Дэнби. — Все-таки, может, вы и подойдете. Я вам напишу.
Эрнест вышел из конторы на свежий воздух с чувством несказанного облегчения. Ну и контора! Ну и дыра! Опять разочарование. Тем не менее Эрнест не чувствовал никакого разочарования, шагая по Силвер-стрит на службу, наоборот — огромное облегчение. Он сделал все, что мог, навел справки: если бы место было хорошее, он бы за него с радостью ухватился. Но эта Силвер-стрит! Грязная берлога вместо конторы, безграмотный, налитый пивом Дэнби и его темные делишки! Решительно неподходящее место.
Он вошел в здание городского управления, старательно вымыл руки и направился по коридору в канцелярию. Здание показалось ему великолепным, как дворец, необыкновенно внушительным. Стены в коридорах были украшены портретами мэров и других именитых граждан, обстановка прямо княжеская, умывальники и ватерклозеты — верх комфорта. Уже одно то, что вы здесь находились, придавало вам вес: постороннему человеку вы могли показаться очень важной особой. Он заметил, какие веселые лица были у его сослуживцев, шумной гурьбой входивших в подъезд. Ну да, ведь все они хорошо пообедали, все, кроме него, — ему пришлось обойтись без обеда. Он вдруг ощутил пустоту в желудке и даже легкую дурноту. Но если хочешь сделать карьеру, надо быть готовый ко всяким жертвам.
Переписанные до половины протоколы дорожной комиссии лежали у него на столе — приятная, неспешная работа, которой должно хватить почти до конца рабочего дня; потом он займется картотекой, а там и домой, к чаю. С облегчением он вернулся от неприятных мыслей о Силвер-стрит к переписке разглагольствований дорожной комиссии, уделяя должное внимание полям и интервалам в тексте: «Слушали. Постановили: вымостить заново вышеупомянутые улицы за счет домовладений, прилегающих к мостовой».
Эрнест писал слова, но смысл этих слов почти не доходил до него. Он был в таком настроении, что мог бы даже дойти по вышеупомянутым улицам до своего дома, не заметив, что это те самые, которые перечислены в протоколе. Он опять вошел в колею, и облегчение, которое он при этом испытал, было настолько же глубоко, насколько бессознательно. Работали только глаз и рука, а дух бродил, где хотел, как овечка по зеленому лугу. Эрнест, считал, что многое обдумывает во время работы.
