Если это знать, то новелла «Колокол» в фильме «Андрей Рублев» приобретает совсем другой смысл – юный герой опасается, что колокол плох не потому, что он не зазвучит вообще, а потому, что если ошибиться в какой-то его части, то может не появиться тот самый главный звук.
Звук, из-за которого колокола называют по именам.
Когда я еще жил в Киеве и побывать в Москве для меня было мечтой, то жила во мне еще одна мечта – я хотел лично познакомиться с Фаиной Раневской, Ростиславом Пляттом и Булатом Окуджавой.
Я сам не знал, почему мне этого хотелось – идея была в том, чтобы подойти и сказать абстрактное «спасибо».
Но я с ними так и не познакомился – проскочил во времени.
Хотя, теперь понимаю, что это к лучшему – большие художники тяжелы в жизни, а некоторые просто рушат свою же киносказку, особенно актеры.
Когда-то, посмотрев «Семнадцать мгновений весны», я просто ошалел от «молчания Штирлица» – умения Вячеслава Тихонова держать паузу, наполненную глубоким смыслом.
Там полфильма держится на его молчании.
А потом я лично познакомился с актером Тихоновым и теперь не могу смотреть этот фильм.
Потому что все оказалось мистификацией – за его молчанием не стояло ничего.
В жизни он оказался плоским, желчным и не мог сформулировать ни одной оригинальной мысли для интервью. То есть, может, он о чем-то там и думал, в приемной Гиммлера или Шелленберга, но вся магия экрана делалась отнюдь не его наполненной паузой, а совсем другим – удивительно тонкой и интеллигентной конструкцией его лица, голосом Копеляна за кадром, режиссером Лиозновой и романом Семенова.
Может показаться, что я ругаю Тихонова, но нет – я им восхищаюсь!
Потому что знаю десятки умнейших и глубочайших актеров, которые провалили бы эту роль, потому что быть умницей в жизни – это одно, а сделать кино, чтобы мы поверили, что ты умница, – это совсем другое.
Художник – величайший мистификатор, сам того не желая.
Когда я приехал в Москву, то на Пушкинской площади в здании, где сейчас галерея «Актер», в которой ныне бутики, был Дом актера – от того и название.
Внизу был ресторан, в который попасть было категорически невозможно – там днем обедали, а вечером кутили актеры.
Ресторан был на первом этаже, огромные окна летом открывались почти наполовину, и проходящий видел, как народный артист Грибов подцеплял на вилку маринованный грибок, а народный артист Олег Ефремов пил водку до дна.
Прохожие заглядывали в окна и приветствовали актеров, а потом, после просмотра «Трех тополей на Плющихе», рассказывали домашним, что стакан водки у Ефремова был полон и он был не первый.
Так где нам нужен народный артист Ефремов – в фильме про тополя или в ресторане, где граненый стакан водки?
– Я больше мороженого не хочу, – сказала Катя. – Хочешь доесть?
Послушно взяв из рук дочери хрустящий рожок, я окунулся в глубины вкусовых ощущений фаст-фуда, параллельно изучая спину памятника Окуджавы.
В принципе мне его спины для реконструкции образа вполне достаточно.
В этом смысле я всегда даже боюсь конкретики.
Когда я стал слушать песни Высоцкого, то до того, как увидел его в театре на Таганке, я конструировал его для себя по песням. Получался алкоголик с орлиным взором, с рюкзаком за плечами и автоматом калашникова в руках.
А потом, в студенческие годы, когда учился на режиссерском, пробрался на репетицию Таганки и увидел его живьем.
Передо мной сидел спокойный дяденька в сером свитере…
Нет, своего кумира лучше не видеть живьем.
Лучше взять его книгу или включить запись – кумир всегда там!
Какое имеет значение, что Пушкин был кудряв и черняв?
А может, это мистификация, как Козьма Прутков или поручик Киже, а на самом деле он был маленький, лысоватый, с животиком, одутловатым лицом.
Может, портреты Пушкина и его друга Жуковского просто перепутали.
А кто сказал, что Гоголь был остронос и страдал депрессией?
Покажите, кто сказал! А вы им верите?
А вдруг он был блондином и у него был нос картошкой; он был весел и любил красное вино; но когда, по неизвестной причине, вернулся из Италии в Москву, то понял – он тут сгинет!
И он сжег второй том «Мертвых душ», потому что осознал – ему и первый том писать было бессмысленно.
Нет в России читателей «Мертвых душ»!
Точно так как нет в России читателей Салтыкова-Щедрина.
Если бы были – мы бы жили иначе!
Предполагаю, что Гоголь тихо выскользнул из комнаты с камином, в котором догорал второй том, и инкогнито уехал в Италию, где до своей естественной кончины работал тем, кем подрабатывал до возвращения в Россию – простым экскурсоводом.
Под именем синьора Никколо он водил туристов по развалинам Колизея, который в те времена был засыпан мусором до половины. Он приказывал туристам лечь на спину в центре арены и говорил излюбленное: «Смотрите, сейчас вы видите небо точно таким, как его видели гладиаторы!»
Что, плохая работа?
Я глядел на спину каменного Окуджавы и думал, что художники – самые большие лгуны, но лгуны святые.
Кто написал лучшие песни о войне?
Тот же Высоцкий.
А он что, воевал?
Ни дня; когда началась война, ему было три года!
Так для чего знать биографию Высоцкого?
Чтобы потом всю жизнь мучиться вопросом, почему Бог поцеловал его, а не тебя?
Зачем знать, что Микеланджело, когда он изваял «Пьету», было всего двадцать четыре года? Чтобы потом мрачно думать, что тебе втрое больше, а лучшее, что ты сделал в этой жизни, – это Катя?
Что добавляет тонкое знание биографии Булгакова о «Мастере и Маргарите».
Ничего не добавляет, только сбивает!
Господи, сколько написано, что Воланда он писал со Сталина.
Но для меня Воланд – это Воланд!
А если Воланд – это Сталин, то зачем вообще нужно было писать Великий Роман?
Меньше знаешь – крепче спишь! А что, разве не так?
Если я прочитал только Роман, то на конях летят Воланд, Азазелло и Бегемот.
А если прочитал критиков, то на конях Сталин, Маленков и Каганович.
Зачем они мне на лошадях?
Зачем мне знать эти подробности, так унижающие Великую Литературу?
Все не так, все сложнее!
Говорят, что когда пушки стреляют, то музы молчат.
Да ну, неужто?!
Это смотря какая война и какие музы.
Когда к Окуджаве домой пришла пара негодяев, чтобы подписать какое-то письмо против кого-то, то он не пустил их на порог и сказал: «Ребята, я вас вижу в первый и последний раз, а со своей совестью мне жить всю жизнь».
А сам стоит в коридорчике квартиры – хилый такой, в очках. Окуджава, одним словом…
Так в чем сила художника?
Видимо, в твоей вере в его идеи.
Время безжалостно; вернее, справедливо безжалостно.
Оно спрессовывает вначале года, потом века, потом тысячелетия. Забываются имена, эпохи – кто там помнит, что волновало человечество в 135 году до н. э.
Но вера побеждает время.
В Риме первых христиан травили дикими зверями на арене Колизея. Апостол Петр был там первым епископом христианской общины, и его предупредили, чтобы бежал, иначе казнят.
Он и убежал.
То есть, там в Риме с христиан кожу сдирают, а епископ идет с котомкой по дороге, размышляя о тяжелой судьбе христианства.
И вот шествует он прочь от Рима, вдруг смотрит, а навстречу ему Иисус идет в легком сиянии.
Пораженный, Петр спрашивает: «Quo vadis, domini?» – «Куда путь держишь, Господи?»
А Христос отвечает: «Да так, иду в Рим, чтобы меня вновь распяли».
Петр понял намек, устыдился слабости и вернулся. Его тут же и распяли.
А теперь главный собор в Риме – собор Святого Петра. И пока этот собор стоит, он его именем и будет называться.
Когда я был в Риме, то меня по блату могли провести в подвалы собора, чтобы я Святому Петру чуть ли не в лицо посмотрел.
Я сказал – никогда!
Зачем мне видеть этот каменный саркофаг, зачем знать, что он был ростом 1 м 75 см и у него к старости была подагра.
Зачем мне это?
Он вернулся в Рим, с улыбкой посмотрел на крест, и последним желанием его было одно – чтобы его распяли вниз головой, потому что быть распятым, как Учитель, он считал себя недостойным.
Так зачем мне знать, какой у него рост?
Я уверен, что он был ростом, как баскетболист NBA, что был красив и мечом владел, как бог.
А еще у него был конь, от одного вида которого бежали враги…
Я хочу слушать песню Высоцкого про горы, но не хочу знать, что он был наркоман.
Не хочу знать, что император Адриан – величайший строитель Рима, умер от цирроза печени.
Не хочу знать, что композитору Густаву Малеру изменяла жена с местным архитектором и несчастный Малер побежал лечиться к психотерапевту по имени Зигмунд Фрейд.
Не хочу знать про то, что актрису Янину Жеймо, сыгравшую Золушку, потом отовсюду выгнали и до смерти гнобили, потому что она была полькой.
Она для меня Золушка! Все!!!
Однажды я ехал в автобусе, и там очень громко и неприятно смеялся ребенок. Был серый зимний вечер, все ехали с работы с мертвенными лицами и смотрели на его маму, намекая взглядами, что неплохо, если бы она ребенка заткнула. Но женщина понимающе пожала плечами и сказала: «Я не хочу его останавливать. Он может начать бояться смеяться».
