— Зельда, я пришел не за тем, чтобы занять деньги.
Боб смутился и, чтобы сменить тему, вытащил из кармана письмо от Чарли, извлек из него снимок и передал Норману. На снимке Чарли подкидывал в воздух какого-то мальчика. На заднем плане в шезлонге сидела Джои. Норман вернул снимок Бобу.
— Симпатичный мальчуган, — сказал Норман. — Чей он?
— Я все забываю, что ты давно не общался с нашими, — сказал Боб. — Они усыновили его в прошлом году. Вот почему они вернулись в Торонто.
Зельда встала.
— Я, пожалуй, пойду. — Норман поднялся. — Словом, если вы ждете гостей, я лучше…
— Кстати, — сказала Зельда, — мы собирались поехать пообедать. Позвони нам в ближайшее время. Надо бы повидаться когда-никогда.
— Ну что ж, — сказал Норман. — Всего вам доброго.
— Погоди. Выпей на дорожку.
— Нам нужно спешить, — сказала Зельда.
— Она права. В таком случае, другим разом.
Боб пьяно пялился на Нормана. Раньше Норман, думал он, никогда так себя не вел. Опасливо покосившись на Зельду, он прикидывал, как долго Норман вышагивал взад-вперед по их улице — в надежде вдруг да и повезет встретить его, — прежде чем решился прийти без приглашения. Боб глянул на часы. Мне надо быть у нее через сорок пять минут, подумал он. Ну, так я чуть опоздаю. В порядке исключения.
— Послушай, — весело начал он, — почему бы тебе не пообедать с нами. Мы как раз направляемся в китайский ресторанчик в Суисс-Коттедже, верно я говорю, детка?
У Зельды кровь отлила от лица.
— Вообще-то мне нужно еще в одно место, но…
Боб хлопнул Нормана по спине.
— Пошли. — И, торжествуя, обратился к Зельде. — Принести тебе пальто, детка?
— Нет, благодарствую.
Они сели в машину и поехали в ресторан на Финчли-роуд. Всю дорогу Боб без умолку острил. Норман вышел из машины первым, и Зельда тут же вцепилась в руку Боба.
— Доживи я хоть до ста, — прошипела она, — этой дурацкой выходки я тебе не забуду.
Боб засмеялся, шлепнул себя по коленям.
— Не пригласила его остаться — получай, — сказал он.
— Ну и паршивец же ты.
— Будет тебе, — сказал он, — пошли поедим.
В ресторане Боб с ходу заказал два двойных виски.
— Извините, я на минуту отлучусь, — сказал он. — Надо позвонить.
Норман неуверенно улыбнулся Зельде.
— Что, если сделать вид, будто мы в наилучших отношениях и поговорить? — спросил он.
Но Боб вернулся, прежде чем Зельда успела ответить.
— Линия занята, — объяснил он.
Они заказали много разных блюд — решили отведать от всех понемногу.
— Ошибка Нормана в том, — сказал Боб, — что он — сталинист-скороспелка.
Зельда не засмеялась.
— Как все это восприняли? — спросил Норман.
— Ты не поверишь, — сказал Боб. — Да я бы и сам не поверил, но Винкельман разрыдался, когда узнал, как погибли еврейские писатели[148]. Ты же знаешь, он к партии потянулся прежде всего из-за антисемитизма. Считалось, что в России антисемитизм, кавычки открываются, вне закона, кавычки закрываются, а ты что, об этом не слышал?
— Ну а сам-то ты, — спросил Норман, — ты-то что думаешь?
— Если это правда, — ответил Боб, — тогда и это преступление, и любые другие должны быть разоблачены. Но слышь, Норман, я двадцать лет назад вступил в партию, потому что считал человеческую жизнь священной, а капиталистическую систему бесчеловечной. Я и по сей день так думаю. Если Сталин допустил ошибки, если он — тиран, это, что и говорить, стыд и позор, вместе с тем я не исключаю, что социализм неизбежно должен был пройти через эту стадию. — Боб встал. — Извините. Я мигом вернусь.
Норман смотрел, как Боб, пошатываясь, пробирается к телефону между прихотливо расставленными столиками.
— Ты ничего не ешь, — обратился он к Зельде.
— Я не голодна.
До возвращения Боба оба так и не проронили ни слова.
— Линия, чтоб ей, все еще занята.
На самом деле никто не брал трубку. Боб гадал, куда бы могла деться Салли.
— Какого черта. — Он заказал еще виски. — Так на чем я остановился? — спросил он.
— На Сталине, — сказал Норман, — вот на чем.
Боб рассматривал Нормана помутневшими от выпитого глазами. А ведь он холостяк, думал Боб. И по всей вероятности, должен знать хорошего абортмахера. Надо его попытать.
— Посмотри на это так, — сказал Боб, — если одно поколение и принесли в жертву, то хотя бы на этот раз люди погибли не бесцельно. А ради будущего своих детей.
— А ты посмотри на это вот так, — сказал Норман. — Сдается мне, что, кроме политических заслуг, у таких людей, как мы, ничего другого за душой нет. Осознать это в сорок очень тяжело.
— Вот уж не думала, что тебя это все еще заботит, — ввернула Зельда.
— Заткнись! — прикрикнул Боб.
— Боб, он давно показал свое политическое лицо. Он…
— Молчи! Сама не понимаешь, что несешь. Послушай, — язык у Боба заплетался, — Норман, я — гуманист. Я верю, что человеческая жизнь священна. На том стоял и стою. — Боб не без труда встал. — Извини, я мигом назад.
Зельда раздавила сигарету в тарелке жареного риса.
— У нас сегодня гости, — сказала она. — Ты не хотел бы прийти?
— Рад бы, да занят, — сказал Норман.
— Пожалуйста, скажи Бобу, что я тебя пригласила, но ты занят.
— Нет. Не скажу.
Вернулся Боб.
— Так на чем я остановился? — спросил он.
— На том, что человеческая жизнь священна, — сказал Норман.
— Я ухожу, — объявила Зельда.
— Встретимся в церкви, — заявил Боб.
— Я ухожу, слышишь?
— А я сказал: встретимся в церкви.
Зельда толкнула Нормана локтем.
— Скажи ему, — попросила она.
— Ась?
— Ты скажи-ка мне, скажи. — Боб приподнялся, размахивал руками — изображал, что дирижирует оркестром. — Ты скажи-ка мне, скажи.
— Скажи ему.
— Сама скажи.
— Как, она еще здесь? — спросил Боб.
Норман кивнул.
— Я пригласила Нормана прийти к нам в гости. Он занят.
— В гости. У кого это гости? — спросил Боб.
— Это правда. Она пригласила меня.
— Милости просим, будь нашим гостем, — выпевал Боб.
— Он сказал, что занят, — не отступалась Зельда. — Ну а теперь, ты уедешь со мной? Пожалуйста.
— Я тоже занят, — сказал Боб. — Все заняты, такое теперь время.
— Вот-вот начнут собираться гости, твои гости, между прочим.
Боб посмотрел на часы — без двадцати восемь.
— Мне надо позвонить, — сказал он. — Зельда, послушай, я вернусь через час. Должен сперва кое-кого повидать.
Зельда застыла в нерешительности.
— Я привезу его домой к половине девятого, — сказал Норман. — Обещаю.
Едва Зельда ушла, Боб, пошатнувшись, снова восстал.
— Я мигом, — сказал он. Но на этот раз отсутствовал добрых пять минут.
— Не могу понять, — возвратясь, сказал он. — Не отвечает… — Он ухмыльнулся во весь рот. — Так на чем я остановился?
Норман сказал на чем.
— Ну да, — сказал Боб, — вот ты, ты имеешь представление, какой процент детской смертности был до революции? И был ли хоть один погром в Польше, — прочувствованно сказал он, — с тех пор, как к власти пришли коммунисты?
За выпивкой и разговорами прошли еще полчаса, после чего Норман вывел Боба из ресторана.
— Держи, — Боб сунул ему ключ от машины. — Будь другом, сядь за руль. — Они взгромоздились в машину. — Но сперва подвези меня на… — он назвал адрес Салли, — идет?
— Я обещал Зельде, что доставлю тебя домой к половине девятого, — сказал Норман. — А сейчас без четверти девять.
— Да ну? — Боб удивился.
Норман уверил его, что так оно и есть.
— Без четверти девять, говоришь? — Боб попытался собраться с мыслями. Почему она не берет трубку? Сердится, подумал он. Куда-нибудь вышла. Позвоню ей утром.
— Твоя взяла, Троцкий — сказал он. — Домой так домой.
Норман отвез Боба домой. Гости разошлись лишь к четырем утра, назавтра Боб спал допоздна. И так Салли умерла.
IV
— Когда их ожидать?
— Через час, не раньше, — сказала мисс Гринберг.
Из палаты напротив доносился стариковский хрип, по коридору изредка пробегала, цокая каблучками, сестра, в остальном в палате Монреальской еврейской больницы царила тишина. Его нога, сломанная в трех местах, была подвешена на сложной системе блоков.
— Никаких фотографий, — сказал он. — Вы обещали.
— Разумеется, — сказала она. — Никаких фотографий. Включить телевизор?
— Включайте.
Однако прежде пришел мистер Гордон. Тучный, патлатый Хайман Гордон навещал его каждый день. Мисс Гринберг хотела бы, чтобы он ушел. От его непроницаемой улыбки ей было не по себе.
— Минутку, — сказал он. — Вы не могли бы расчесать мне волосы?
— Охотно.
Она бережно, с явным удовольствием расчесывала его волосы.
