Ева попыталась восстановить в памяти встречу с мужем... Ей было больно, что Петер повел себя именно так. Ведь она надеялась, что, увидев ее, он начнет умолять ее остаться. Она бы выслушала его, немного помедлила, а потом... согласилась...
Петера она застала за приготовлением обеда. Он был в тренировочном костюме, все лицо перепачкано мукой. Ева чуть было не рассмеялась, глядя на него, но все-таки сдержалась и вошла в кухню вслед за мужем.
— Закрой дверь и садись, если хочешь, конечно, — сказал Петер и вернулся к плите. — Ты зачем приехала? Забыла что-нибудь?
Еву словно по лицу ударили — она даже дар речи потеряла. А Петер как ни в чем не бывало высыпал на сковородку мелко нарезанный картофель.
— Ты передумал? — спросила она, справившись с собой.
— Мне нечего передумывать, — ответил он. — Просто я не люблю, когда меня шантажируют. — Он повернулся к ней и холодно спросил: — Ты останешься? Я спрашиваю потому, что, если ты останешься, я поджарю побольше мяса.
Ева посмотрела на плиту, где в тарелке лежало кусков пять мяса, которых вполне хватило бы для троих.
— Ждешь гостей на ужин? — с подозрительностью в голосе спросила она.
— Да, жду.
— И кого же?
Петер улыбнулся одними глазами:
— А почему тебя это интересует? Ты бросила меня здесь с ребенком, уложила вещи, и укатила в столицу, сказав на прощание, что мы встретимся на бракоразводном процессе... Грязное белье и то не постирала. Чего же ты теперь от меня хочешь? Зачем беспокоишь? Никаких тайн у меня нет, я действительно жду женщину.
— Марику?
— Ее. А тебе разве не все равно? — с вызовом спросил он после небольшой паузы.
— Понятно. Так вот, оказывается, почему ты меня так легко отпустил. А я-то дура... Если бы я знала... Симпатичная Марика! Учительница, которая всегда так мило беседует! С каким нетерпением вы дожидались того момента, когда я наконец уеду! А я-то еще ломала голову, как мне поступить!
Петер преспокойно выкладывал из сковородки поджарившийся в кипящем масле картофель. Масло, попадая на огонь, потрескивало, брызгая на кафельные изразцы. Еву охватила злость: она чувствовала себя оскорбленной. За два года она превратила эту скромную квартирку в уютное семейное гнездышко, а теперь эта парочка ждет не дождется, когда она уберется отсюда.
— Ну, так ты остаешься или нет? — снова спросил Ковач.
— Ни на минуту!
— Как хочешь. Обратно в Пешт уедешь?
— А тебе-то какое дело?
— Никакого. Ты сама поставила мне ультиматум, который я не собираюсь выполнять. Я, как мог, пытался объяснить тебе, о чем идет речь, но разве тебя уговоришь? Как видишь, жизнь без тебя не остановилась. Правда, теперь у меня еще меньше свободного времени, так как Питю требует много внимания. Но ничего, как-нибудь проживем. Ты так и приехала без ничего, даже чемодана с собой не захватила?
— Так вот и приехала.
— Выходит, ты не домой ехала. — Глаза у Петера как-то странно заблестели. — А может, ты приехала не одна?
— Уж не думаешь ли ты, что я законченная дура? Да, я приехала не одна, если тебя это интересует. Не только у тебя есть любовница, у меня тоже кое-кто имеется. Он ждет меня в гостинице. Ты думаешь, я слепая и ничего не видела? Я давно заметила, что ты снюхался с этой серой мышкой. Еще как заметила! Но только вам, лейтенант Ковач, не удастся посмеяться надо мной, не удастся безнаказанно оскорблять меня. Если ты себе такое позволяешь, то и я...
Петер выключил газ.
— Значит, ты приехала с любовником?
— Да! — высокомерно заявила Ева. — У него в городе дела, вот я и решила навестить тебя.
— Тогда убирайся к чертовой матери, да побыстрее... А то я не знаю, что с тобой сделаю!..
Выражение лица у Петера при этом было такое, что испуганная Ева выбежала из квартиры. У входа она столкнулась с Марикой. Девушка остановилась и улыбнулась:
— Ева...
Но та, охваченная гневом, бросила на девушку взгляд, полный ненависти, и, не вымолвив ни единого слова, промчалась мимо...
Эндре молча слушал рассказ все еще плачущей женщины.
— Ева, — тихо сказал он, — ты, как я посмотрю, любишь своего мужа.
— Я его ненавижу!
— Ничего подобного, ты его любишь и потому ревнуешь.
Ева заревела еще громче.
— Ну, не плачь только... Плакать бесполезно... Этим ничего не поправишь. Думаю, лучше будет, если ты вернешься к нему... скажешь, что любишь...
— Чтобы после всего этого я вернулась?! А если он любит эту стерву? Если я не нужна ему?..
Эндре облегченно вздохнул. У него словно камень с души упал, когда он понял, что Ева действительно любит своего мужа: это давало ему возможность с честью выйти из создавшегося положения.
— Ева, — Эндре легонько дотронулся до ее плеча, — ты плохо знаешь мужчин. Я уверен, Ковач любит тебя.
— А Марику?
— Боже мой... не будь такой глупой. Разве можно ее сравнить с тобой? Ты намного красивее...
— Нет, после всего случившегося я не могу вернуться к нему. Он со мной даже разговаривать не станет.
— А ты ему никогда не лгала?
— Никогда. Я ведь и сейчас сказала, что у меня кто-то есть, но не назвала имени.
— Смотри, не вздумай назвать! Ты и представить себе не можешь, что он со мной сделает, если узнает. Не говори по крайней мере до тех пор, пока я служу в армии.
— Он ни о чем не узнает хотя бы потому, что я не вернусь к нему... Пока не вернусь. Ночным поездом я уезжаю в Пешт, а там видно будет.
— Я провожу тебя на вокзал.
— Не нужно. Лучше, если нас не увидят вместе. Я доеду на такси. Который сейчас час?
Эндре щелкнул зажигалкой и при свете пламени посмотрел на часы.
— Начало одиннадцатого. Можно спокойно собраться.
— Не уходи. Вот мы и повеселились! — с горькой усмешкой заметила она и хотела что-то добавить, но в этот момент в дверь постучали.
— Стучат, — испуганно прошептала Ева.
— Слышу... Спроси, кто там. И ничего не бойся. — Эндре старался говорить как можно спокойнее, хотя сердце у него учащенно билось.
Она подошла к двери и спросила:
— Кто там?
— Это я, открой!
По голосу оба мгновенно узнали Петера Ковача.
Эндре вскочил, словно подброшенный пружиной.
— Открывай, не то я выломаю дверь! — потребовал Петер.
Ева отперла дверь. Ковач вошел и от изумления застыл на пороге. Пока Ева медлила за дверью, он понял, что она не одна, но никак не мог предположить, что встретит в ее номере Эндре Варьяша. Огромным усилием воли он все же взял себя в руки.
Эндре в свою очередь понимал, какая борьба происходит в душе офицера, и потому решил, что, если тот набросится на него, он даже защищаться не станет. Но Ковач застыл на месте, как монумент, и Эндре почувствовал себя сбитым с толку.
Наступившая тишина угнетающе действовала на всех троих.
— Я думал, ты пошутила, — первым нарушил молчание Ковач. — На такое я, признаться, не рассчитывал. — Он повернулся и вышел из номера.
— Петер! — крикнула Ева ему вслед. — Петер!.. — Но Ковач, даже не обернувшись, хлопнул дверью.
Ева и Эндре молча смотрели друг на друга.
Эндре лежал в темноте, вглядываясь в потолок. В спальной комнате помещалось тридцать солдат, некоторые из них шумно дышали, а несколько человек негромко похрапывали. Ветер за окнами совсем стих, и теперь были хорошо слышны все звуки, доносившиеся с казарменного двора.
Эндре только что лег. К своей койке он пробрался почти бесшумно, но, когда начал раздеваться, на соседней койке проснулся Анти. Он пожал Эндре руку и еле слышно поинтересовался, какие новости.
— Завтра расскажу, — шепотом ответил Эндре, забираясь под одеяло с твердым намерением сразу же уснуть. Однако сон не шел к нему: мучило сознание вины, ведь он в какой-то степени подпортил Еве жизнь.
Чтобы хоть как-то успокоиться, он начал убеждать себя в том, что Ковач разошелся с женой вовсе не из-за него, а его встреча с Евой лишь поставила последнюю точку в отношениях супругов. Да и что предосудительного он, собственно, совершил? Всего лишь зашел к Еве в номер, но они же с Ковачем, несмотря ни на какие раздоры, по-прежнему любят друг друга. Эндре без особого труда представил Ковача, который застыл в дверях номера с выражением изумления на печальном лице. «Что же творилось в тот момент в душе лейтенанта? О чем он думал? — настойчиво задавал себе вопросы Эндре. — Самочувствие у него было, видимо, прескверное, — пришел он к выводу. — Жо мне всего лишь сестра, а какую боль я испытал, застав ее в номере с мужчиной? Ковач же наверняка страдал сильнее, ведь он застал свою жену. И не с кем-нибудь, а со мной, его подчиненным, что само по себе уже оскорбительно...»
И тут Эндре начал мысленно спорить с собой: «Чего ради я, собственно, мучаюсь? Ева сама застала Ковача с учительницей, а раз так, то какое же он имеет право судить ее? Да он вообще не имеет морального права осуждать Еву и уж тем более обвинять ее в неверности. Если на то пошло, он сам выгнал ее из квартиры и, можно сказать, толкнул в объятия другого мужчины, а тот факт, что этим мужчиной оказался я, Эндре Варьяш, ничего не меняет. И все-таки Ева не нарушила супружеской верности. Ради военной карьеры Ковач бросил ее, а она, несмотря ни на что, продолжает его любить... Стоило ей увидеть плохой сон, как она мигом примчалась из Пешта в надежде, что муж утешит ее и уговорит остаться. Однако Ковач не сделал ни того, ни другого, напротив, он оскорбил ее... Естественно, что бедной женщине захотелось как-то отомстить мужу...»
