– То есть?
– То есть, крысы были всегда. На всякий случай.
– И сейчас.
– Правильно! И сейчас они есть. Только они теперь умнее. Не проходить же весь путь заново.
– Ах, вы!.. – возмутился я было.
– А сколько вас можно предупреждать? Сколько можно намекать и подсовывать вам открытия? – тут Лис стал напоминать мне учителя. – И собаки теперь вас понимают, и кошки, и вороны, и попугаи. Слоны с вами пытаются разговаривать, я уже не говорю про дельфинов. Шимпанзе даже изучили ваш язык глухонемых. А акулы? Скоро с вами заговорят даже акулы! Рыбы, птицы, животные, моллюски! С вами пытаются вступить в контакт даже моллюски, я уж не говорю про кальмаров! Вы же ничего не слышите и все ищите: не позвонит ли вам кто-нибудь из космоса? Ой! Вот сейчас мы поймали сигнальчик!
Вы живете в сонме цивилизаций, продолжаете их упорно не замечать и ищите их на стороне! Что-то я не слышу здесь выкриков о человеческом разуме!
Что ваши способности в сравнении с пением китов? Что ваша память в сравнении с памятью слонов? Вы только недавно открыли, что личинки обычной мухи могут спасти человечество от голода!
Да вы даже воевать не умеете, потому что муравьи воюют между собой куда лучше вас!
А ваши космические корабли? «Нас не замечают высокоразвитые цивилизации!»
Нет! Вас замечают! И тот мусор, на котором вы пытаетесь прокрасться в космос, никогда не выпустят дальше орбиты Марса!
Конечно, мы должны подстраховаться на случай вашей внезапной кончины! Все-таки столько с вами возились.
Но ничего страшного, начнем сначала! Крысы, слава тебе Господи, еще имеются. И они уже не такие тупые, как во времена диплодоков! А вот за их ум – отдельное вам спасибо! Вы так их наистреблялись. К слову, а как еще развить в существе ум? Только начать его уничтожать, и ум разовьется сам.
Лис закончил свою тираду и замолчал.
Я был сражен. Я медленно приходил в себя.
Через какое-то время Лис скосил свои лукавые глазки на меня и заговорил совершенно другим тоном:
– Расстроился?
– А как ты считаешь? – проворчал я. Во мне все еще жила обида за все человечество.
– Но ведь все в этом мире имеет что-то вроде конца. Конечно, применить слово «конец» к горбатым китам человеку легко, а к себе – все, знаете ли, недосуг. И кажется, что жизнь наша будет вечной.
– Ты сам говорил, что человек живет вечно.
– В некотором смысле. И тут самое время вспомнить о человеческой душе. С вашими душами на этой почве мы поладим.
– Все равно как-то.
– Жаль. Правда?
Я кивнул.
– Как старое пальто на вешалке, – продолжил Лис. – Оно уже короткое, но в нем мама провожала в школу. А вот этот подол подшивала бабушка. Я понимаю, цивилизацию жаль как теплую вещь из детства, когда все бегали по двору взахлеб и радовались пустякам. Не грусти! Я отправлю тебя в твое детство. В самые крепкие его сны.
И Лис провел лапой по моему лицу.
И сейчас же голова моя отыскала подушку и прижалось к ней теплой щекой.
Сделалось вдруг очень радостно, будто на завтра ожидался бабушкин пирог, кресло с пледом, сказки, болтовня ни о чем и чашка горячего шоколада.
11
Лис сидел на скале и смотрел в какую-то трубочку. Периодически он восклицал:
– Надо же! Опять не успел!
– Что ты там делаешь, Лис? – спросил я его.
– Ловлю переход между мирами! – ответил он, не прекращая своего занятия.
– Какой еще переход? – я подошел поближе.
– Обычный!
– А есть еще и необычный?
– А вот, смотри! – Лис передал мне трубочку.
Я посмотрел в нее – это был калейдоскоп. Цветные стеклышки от малейшего поворота смещались, и все это всякий раз складывалось в новый орнамент.
– Так это же калейдоскоп! – воскликнул я.
– Вот еще! Это переход между мирами, – Лис выглядел очень серьезным. Подвоха в его словах я не заметил.
– Миры, – продолжил Лис, – устроены именно так. На поверхности только незначительные детали, а все остальное проросло в другие миры, на манер красивого орнамента. Чуть тронул – и миры сейчас же меняются, появляются новые, стоящие рядом, и к только что бывшему перед тобой миру уже не вернуться.
И еще миры окутывают, опутывают друг друга.
И еще они висят вместе гроздями и образуют плотную ткань, которая сама по себе содержит очень сложный рисунок.
Пока Лис все это говорил, передо мной предстали эти грозди из миров, эти нити, сложенные в ткань, где каждая ворсинка – еще один мир.
И тут мой собственный мир вдруг расширился, а сам я раздвинулся до размеров Вселенной, и мне навстречу полетели звезды и туманности.
– Осторожней! – Лис был рядом. – Осторожней!
– А что такое? – я совсем не удивился всем этим превращениям.
– Лети осторожней! Впереди черная дыра Вааля!
– Она утягивает в себя массу?
– Любая черная дыра утягивает массу.
– Дыры – это переходы между мирами?
– Почти. Можно сказать, что через них осуществляется вдох!
– Чей вдох?
– Вселенной, конечно!
– Вселенная дышит?
– А что бы ей не дышать? Все дышит. И вселенная, и то, во что она входит такой незначительной каплей – Вселенная Всех Вселенных. И другая такая же Вселенная Всех Вселенных, и миллион ей подобных Вселенных. Дышит же человек.
– Вселенная дышит как человек?
– Конечно! Дышит человек, дышит дерево, дышит любой вирус. И любой атом дышит – в нем есть сначала сжатие, а потом расширение. Или наоборот.
Только один вдох Вселенной может длиться миллионы световых лет. Нам туда попадать не следует. Слишком долго будем выбираться.
– Ты же можешь свернуть время.
– Это время я миллион лет буду сворачивать.
– А-а. тогда конечно. Только я никак не пойму. Это же сон, Лис?
– Вот провалимся в черную дыру Вааля, узнаешь, какой это был сон.
– У каждой дыры свое имя?
– А что тебя удивляет? У тебя же есть имя.
– Да, но.
– У всего есть свое имя. Имя – всего лишь код вибрации. Так легче искать. Назвал имя или только подумал – и оно перед тобой. Вот только черную дыру Вааля я зря сейчас помянул. Вот если б я сказал просто «черная дыра», тогда бы все остальные дыры решили, что и к ним это относится, и тогда сила притяжения одной перекрывалась бы другой, и так со всеми последующими дырами, а теперь – только держись.
Все вокруг вдруг как-то вытянулось, звезды превратились в кометы, свет от них растянулся и замер.
– Нас тянет! – вскричал Лис.
– Лис! – завопил я в ответ. – Сделай же что-нибудь!
– Уже делаю! – зашипел он.
Бах! Что-то разорвалось или лопнуло.
Мы с Лисом опять сидели на скале, и он держал в лапах калейдоскоп.
Я дышал тяжело, а Лис был совершенно спокоен.
– Ну, и как тебе приключение? – спросил он.
– Вот это да!
– А не посмотреть ли нам еще на миры? – и Лис с усмешкой протянул мне калейдоскоп.
– Нет уж, спасибо! – отшатнулся от него я.
– Вот видишь! – сказал мне Лис, – Каждый хорош только на своем месте. И хорошо, что кто-то другой может почувствовать и страдания вируса, и боль звезды.
С этими словами Лис исчез, а передо мной, стоящим на той же скале, тут же возник бесконечный океан.
Его волны с грохотом набегали на берег, и смотреть на них было одно удовольствие.
12
Кто-то рассматривал меня с большим любопытством. У него был плоский нос и глаза навыкате. И еще он весь зарос жесткой щетиной. Рот его вдруг растянулся в улыбке, обнажив клыки. Рядом с ним возникла примерно такая же ухмыляющаяся харя, потом – еще одна, и еще. Они попытались меня обступить, но словно наткнулись на невидимую преграду. Эта преграда их удивила. Они двинулись вперед еще раз, и снова она отбросила их назад.
– Зря стараются! – сказал мне Лис. Он, оказывается, все это время был за моей спиной.
Лис нарисовал в воздухе восьмерку и произнес длинное слово, что-то вроде «Алаакациоум!» – нападавшие с визгом пропали.
Я даже испугаться не успел.
– Кто это? – спросил я у Лиса.
– Мелкие прихвостни Саиба, – услышал я в ответ. – Не забыл его?
– Как же, забудешь его! – поежился я. – А что это за слово ты произнес? Заклятье?
– Нет. Заклятье – это то, что давно опробовано. То, что в ходу не одно человеческое тысячелетие. А это просто небольшая импровизация. С Саибом иначе нельзя. Всегда нужно что-то новенькое. Так и живем.
Лис усмехнулся.
– Слово, – продолжил он, – всего лишь незначительные звуковые колебания – а, вот, поди ж ты, способно остановить даже Саиба. Пусть он теперь немного поломает над этим голову. Последним слогом я сделал преграду непроницаемой. Ты знаешь, что такое мысль?
– Мысль?
– Ну, да.
– Мысль – это способность… хотя нет, не способность. Мысль – это.
Лис улыбнулся.
– Не правда ли, трудно подобрать слова?
– Трудно, – смутился я.
– Вот видишь, – заметил Лис, – человек, существующий только для того, чтобы мыслить, не может с ходу подобрать слова для описания того, что он называет мыслью. Хочешь увидеть Сократа?
