— С сегодняшнего дня все будет иначе, Кэти, — сказал он. — Иначе и лучше.
Возвращаясь на автобусе в школу, Кэти стерла с лица тушь для ресниц и губную помаду. Она сняла жакет мамы Харриет, засунула его в сумку, а затем вошла в свой класс.
— Ну? — свистящим шепотом спросила Харриет.
— Ничего.
— Что значит «ничего»?
— Ничего не случилось.
— То есть, ты нарядилась, накрасилась, пришла к нему в офис, и ничего не произошло? Он что, даже не прикоснулся к тебе?
— Он меня обнял, — сказала Кэти.
— Тогда он, наверное, импотент, — рассудила Харриет. — Таких мужиков кругом пруд пруди. В журналах часто печатают письма женщин, которые жалуются на своих мужей-импотентов.
— Может, и так, — уклончиво ответила Кэти, вытаскивая из сумки учебник по географии.
Мистер О'Брайен, который, несмотря на свое назначение директором, продолжал преподавать географию, посмотрел на нее поверх очков для чтения.
— Твое самочувствие внезапно улучшилось, Кэти? — подозрительно осведомился он.
— Да, мистер О'Брайен, совершенно верно, — ответила Кэти. В ее ответе не было ни грубости, ни фамильярности. Просто она говорила с ним не как ученица с учителем, а как равная с равным.
Поглядев на нее, Тони О'Брайен отметил, что девочка сильно изменилась с начала нового учебного года, и подумал, не сыграли ли в этом решающую роль курсы итальянского — затея, в крахе которой он поначалу не сомневался, но которая, тем не менее, обернулась грандиозным успехом.
Ма ушла в «Бинго», Па, как всегда, торчал в пабе, а Фрэн хлопотала на кухне.
— Что-то ты сегодня припозднилась, Кэти. У тебя все в порядке?
— Конечно. Я просто прогулялась. К сегодняшнему уроку я выучила все части человеческого тела. Знаешь, сегодня Синьора разобьет всех нас на пары и будет спрашивать, например: «Dov'e il gomito?»[40] И ты должна будешь показать локоть своего партнера.
Фрэн была рада, что у Кэти такое хорошее настроение.
— Хочешь, я сделаю сандвичи с холодным мясом? Я думаю, перед занятиями стоит хорошенько подкрепиться.
— Отлично, давай. Знаешь, как будет «ступня»?
— I piedi. Я тоже не теряла времени и занималась во время обеденного перерыва, — улыбнулась Фрэн. — Мы с тобой скоро станем любимчиками у нашей учительницы.
— Я сегодня встретилась с ним, — внезапно сказала Кэти.
— С кем?
— С Полом Мэлоуном.
Фрэн бессильно опустилась на стул.
— Ты шутишь…
— Он оказался хорошим, очень хорошим человеком. Он дал мне свою визитную карточку. Смотри, это его прямой рабочий номер, а вот это — домашний.
— Мне кажется, ты поступила не очень разумно, — сказала Фрэн после некоторого молчания.
— А мне показалось, что он обрадовался моему приходу. Более того, он сам это сказал.
— Правда?
— Да. И еще он сказал, что я в любой момент, когда захочу, могу прийти в его дом и встретиться с его женой.
Фрэн выглядела опустошенной. С ее лица исчезли все краски, словно свет выключили. Кэти была озадачена.
— Разве ты не рада? — спросила она. — Ведь не было ни скандалов, ни сцен. Он оказался нормальным, естественным человеком — таким, каким ты его описывала. Он понимал, что это открытие стало для меня настоящим шоком, и сказал, что теперь все будет иначе. Иначе и лучше — вот его слова.
Фрэн молча кивнула, словно утратив дар речи. Потом она кивнула еще раз и только после этого сумела выдавить из себя:
— Да, это хорошо. Хорошо.
— Я вижу, ты не рада. Но почему? Я думала, ты обрадуешься.
— Ты имеешь полное право общаться с ним и быть частью его жизни. Я никогда не собиралась лишать тебя такой возможности.
— Разве об этом речь?
— Именно об этом. Совершенно естественно, что ты начинаешь ощущать себя обделенной, когда встречаешься с мужчиной вроде него, у которого есть все, о чем можно только мечтать: и теннисные корты, и бассейны, и шоферы…
— Мне нужно от него совсем не это, — начала было Кэти, но Фрэн не дала ей договорить, продолжая свою мысль:
— …А потом ты возвращаешься в этот жалкий дом, идешь в свою захудалую школу Маунтенвью, посещаешь эти дурацкие вечерние курсы, ради которых я экономлю каждый грош. Не удивительно, что ты надеешься на то, что теперь все будет… как там?., иначе и лучше.
Кэти с ужасом смотрела на Фрэн. Она, верно, решила, что Кэти предпочла Пола Мэлоуна ей, что ее ослепила короткая встреча с новоявленным отцом.
— Просто теперь я знаю все о своем прошлом, а в остальном ничего не изменилось, — попыталась объяснить она.
— Разумеется. — Фрэн снова выглядела собранной и серьезной. Действуя как автомат, она сделала бутерброды, положила на каждый по ломтику помидора, а затем сунула их в духовку.
— Не надо, Фрэн. Я ничего от него не хочу. Разве ты не понимаешь? Мне просто было необходимо встретиться с ним. И ты была права: он никакой не монстр, а, наоборот, очень приятный человек.
— Я рада, что ты в этом убедилась.
— Но ты же все неправильно поняла! Позвони ему сама и спроси. Не думай, что я решила променять тебя на него. Просто время от времени мы будем с ним видеться, вот и все. Поговори с ним по телефону, и все поймешь.
— Нет.
— Но почему? Почему нет? Я ведь уже проторила дорожку.
— Шестнадцать лет назад я заключила сделку, и одним из ее условий было то, что я никогда не попытаюсь вступить в ним в контакт. И я всегда соблюдала этот пункт.
— Но я-то ведь никаких сделок не заключала!
— А разве я тебя осуждаю? Я же сказала: у тебя есть полное право общаться с отцом.
Фрэн вытащили из духовки бутерброды и налила два стакана молока.
Кэти почувствовала неизъяснимую грусть. Эта добрая женщина не жалела себя ради того, чтобы Кэти ни в чем не испытывали недостатка. Если бы не Фрэн, в их доме никогда не было бы ужинов, а в холодильнике — пакетов с молоком. Она и впрямь экономила каждый грош, чтобы платить за курсы итальянского. Неудивительно, что, принеся себя в жертву, Фрэн испытывает обиду, думая, что Кэти способна забыть годы их взаимной любви и близости, что девочка может быть ослеплена мыслью о возможном богатстве и беззаботной жизни.
— Нам пора на автобус, — сказала Кэти, — а то опоздаем на курсы.
— Пошли, если тебе этого хочется.
— Конечно, хочется.
— Ну, тогда — вперед, — сказала Фрэн, надевая жакет, который знавал лучшие времена, и свои выходные туфли, которые давно пора было выбросить на помойку. Кэти невольно вспомнила ботинки из мягкой итальянской кожи, которые Фрэн купила для Па. Ей было известно, что они стоили дорого, очень дорого.
— Avanti,[41] — сказала она. И мать с дочерью отправились на автобусную остановку.
На уроке в напарники Фрэн достался Луиджи. В этот вечер неизменно мрачное выражение его лица было даже более зловещим, чем обычно.
— Dov'e il cuore?[42] — спросил Луиджи. Из-за сильного дублинского акцента было сложно понять, о чем он спрашивает. — Il cuore, — повторил он, уже не скрывая раздражения. — Il cuore. Самая важная часть организма, черт побери!
— Non so,[43] — растерянно ответила Фрэн.
— Знаешь! Как ты можешь не знать, где находится твое чертово куоре!
Выйти из затруднительного положения ей помогла Синьора.
— Con calma per favore,[44] — обратилась она к Луиджи, а затем взяла руку Фрэн и положила ее на свое сердце. — Ессо il cuore.[45]
— Долго же ты его искала! — недовольно пробурчал Луиджи.
Синьора посмотрела на Фрэн. Сегодня эта женщина выглядела иначе, чем обычно. Обычно на занятиях она проявляла активность и при этом еще подбадривала Кэти, а сегодня — как в воду опущенная.
Она еще раньше спрашивала у Пегги Салливан:
— Вы, кажется, говорили мне, что у мисс Кларк есть шестнадцатилетняя дочь?
— Да, она родила, когда сама была в таком же возрасте.
Отец откупился от них, но девочка — дочь мисс Кларк, об этом все знают.
Синьора поняла, что Кэти об этом, видимо, не знала. Но на этой неделе они обе выглядят не так, как всегда. Возможно, тайна наконец выплыла на поверхность.
Выждав неделю, Кэти позвонила Полу Мэлоуну по его прямому номеру.
— Вы сейчас можете разговаривать? — спросила она.
— Я сейчас не один, но мне очень хочется поговорить с тобой. Ты не могла бы подождать минутку? Не вешай трубку.
Кэти поняла, что он попытается отделаться от посетителя, который, возможно, является важной, а может быть, даже очень известной персоной.
— Кэти? — Теперь его голос звучал тепло и ласково.
— Помните, вы сказали, что мы с вами можем как-нибудь встретиться? Только без спешки, не у вас в конторе. Вы это всерьез говорили?
— Конечно, всерьез. Не хочешь ли пообедать со мной?
— Спасибо, а когда?
— Завтра. Ты знаешь ресторан «Квентин»?
