Занятия с этими летними частными группами поставили Миронову лицом к лицу с еврейской проблемой, и когда теперь, наутро после занятий с очередной группой, за Мироновой приходил лимузин Андропова и она ехала на Кутузовский проспект учить английскому главу КГБ, она только огромным усилием воли заставляла себя удержать рвущиеся с языка вопросы: зачем вы поощряете антисемитизм? Зачем прекратили прием еврейских студентов в институты? Зачем опять, как в 49-м и 53-м годах, этот разгул антисемитизма в прессе, эти книги «Осторожно, сионизм!», «Иудаизм без маски», «Сионизм и фашизм» и прочая галиматья? Зачем выталкиваете из страны трезвых, грамотных, талантливых людей? Разве они не нужны России – адвокат Анна Сигал, журналист Лев Рубин, артист Герцианов и даже «бизнесмены» Данкевич и Баранов? И разве вы не знаете истории – после исхода евреев из Египта рухнула власть фараонов, после изгнания евреев из Испании пало испанское могущество. Не думаете ли вы, что то же самое может случиться с вашей державой?
Но конечно, она не задала Андропову ни одного из этих вопросов. Они говорили только о «Вишневом саде» в постановке Эфроса, о «Сталеварах» в постановке Ефремова и о Гамлете в исполнении Высоцкого. Можно ли играть Гамлета с гитарой в руках? Можно ли читать «Быть или не быть?» спиной к зрителю?
После урока лимузин вез Андропова на работу в КГБ, на Лубянку, а ее – домой. Но к этому времени улицы уже были забиты транспортом, и водитель вел машину по осевой, резервной, правительственной полосе, свободной от всякого транспорта именно для движения черных кремлевских автомобилей. Конечно, при наличии такого пассажира окна в лимузине были плотно закрыты бархатными занавесками, а впереди и сзади машины мчались мотоциклисты в хромовых портупеях, пуленепробиваемых жилетах и белых кожаных перчатках до локтей. И по всей трассе их движения – от Кутузовского проспекта до площади Дзержинского – ГАИ и милиция обеспечивали им «зеленую волну», так что лимузин проносился через пол-Москвы буквально за три минуты.
Во дворе КГБ, возле своего персонального подъезда, Андропов, не выходя из машины, говорил Мироновой стандартное: «Good bye, Kitty, see you next lesson!», а она ему: «Goodbye, Tony!», что звучало достаточно иронично в этой ситуации – почти как в шпионских романах. Наверное, поэтому Андропов, выходя из лимузина, насмешливо хмыкал, а Миронова всякий раз не могла удержаться от хохота. И кажется, этот смех давал им обоим некий веселый эмоциональный настрой на ближайшую пару часов.
Но сегодня никакого смеха у Мироновой не вышло, уж слишком угнетена она была перспективой поездки с Андроповым в Кисловодск и потерей из-за этого шести тысяч рублей. Выйдя из машины и не услышав у себя за спиной ее привычно-веселого смеха, Андропов удивленно оглянулся, и Миронова выжала из себя бодрую улыбку и помахала ему рукой. Он ничего не сказал, повернулся и тяжелой походкой старого, тучного и не вполне здорового человека ушел на свою государственную службу.
Водитель лимузина подал машину назад, развернулся и – уже без всякого эскорта мотоциклистов – выехал через стальные ворота и повез Миронову на Ленинский проспект. И хотя и машине теперь не было хозяина, он все равно вел лимузин по тем же осевым, резервным, правительственным полосам. И гаишники при одном только появлении этого лимузина в дальнем конце проспекта немедленно останавливали все поперечное движение и обеспечивали «зеленую волну».
Что говорить, Миронова была нормальной земной женщиной, и ей льстила такая привилегированная езда. «И какой русский не любит быстрой езды?» – усмехнулась она про себя, словно оправдываясь перед собой за пользование этой кремлевской привилегией.
Однако сегодня ей вовсе не хотелось мчаться по Москве с кремлевской скоростью 100 километров в час и уже через пять минут оказаться дома, чтобы сказать мужу: «Ты знаешь, Коля, мне придется отказаться от шести тысяч рублей. Он приглашает нас в августе в Кисловодск…»
Поэтому Миронова наклонилась вперед, к прозрачной перегородке, и, постучав водителю, сказала:
– Сергей Егорович, я тут выйду. Где-нибудь на углу…
Он послушно прижал машину к тротуару.
– Спасибо, пока! – Миронова вышла из лимузина и под удивленно-любопытными взглядами прохожих зашагала вверх по Крымскому валу, свернула к Октябрьской площади. У метро густой поток спешащих на работу людей перекрыл ее от тех, кто видел, как она вышла из черного кремлевского лимузина, и тут же превратил в такую же, как все, – ее тут же толкнули в бок и в спину, обругали за медлительность и чуть было не снесли в метро, куда, как в воронку, закручивался людской поток.
Но, прижав к животу портфель, Миронова пробилась сквозь эту публику, словно переплыла горную реку. И оказалась в самом начале Ленинского проспекта. Здесь навстречу ей тоже спешили люди, но еще через сто метров Миронова миновала все конечные остановки автобусов и троллейбусов, подвозивших народ к метро, и просторный, солнечный, вымытый поливалками проспект лег перед ней именно таким, каким она его любила. И она зашагала по тротуару – мимо старинного здания Горного института, в котором когда-то, еще в 1812 году, после отступления Наполеона, был первый московский бал… Мимо чугунной ограды Первой Градской больницы…
Она шла и думала о предложении Андропова, лишающем ее денег на «Волгу». Как преподнести это мужу? То есть Коля, конечно, ничего не скажет – что он может сказать? Но вздохнет глубоко и горько, с трудом расставаясь с грандиозными планами, которые они строили в расчете на эту «Волгу» – поехать на ней следующим летом сначала в Болгарию к профессору Лозанову, а потом – в Чехословакию, Венгрию, ГДР. А может быть, гадали они, им дадут визы и дальше – во Францию, Италию, Англию? Почему нет? Она – завкафедрой МГУ, он – известный математик. Несколько частных групп в течение зимы – хотя бы по одной в месяц – и это обеспечило бы всю поездку, до самого Лондона…
Да, теперь все лопнуло. Лопнуло и сгорело по одному слову Андропова. Но может, и не лопнуло? Может быть, можно что-то придумать… Заболеть? Что, если Коля «заболеет»? Не заставит же ее Андропов бросить в Москве больного мужа! А? А ведь это идея – Коля будет болеть, а она – вести частные группы.
Конечно, при этом Коле придется пожертвовать своим симпозиумом в Будапеште, но зато именно это и будет самым убедительным для Андропова… Да, надо подумать, надо поговорить с Николаем…
Тут Миронова обнаружила, что устала. Да и немудрено – солнце уже палило по-летнему, в упор, а она прошла черт-те сколько! Она оглянулась, увидела подкатывающий к остановке автобус и рефлекторно, словно это такси, подняла руку. И – о московское чудо! – водитель круто свернул к тротуару, тормознул, двери открылись.
Миронова окрыленно вспорхнула в автобус.
– Спасибо!
– Пожалуйста… – великодушно сказал пожилой водитель. И автобус покатил дальше по ее любимому Ленинскому проспекту.
Бросив монетку в железную кассу, Миронова оглядела автобус. И лица у пассажиров какие-то свои, интеллигентно-московские. Читают газеты, журнал «Огонек» – научные, конечно, работники, которым не нужно к восьми или девяти, а можно и опоздать. Вдоль Ленинского проспекта полно научных институтов – Энергетический, МГИМО, Институт стали, Университет дружбы народов…
Увидев единственное свободное место не то в пятом, не то в шестом ряду, Миронова прошла по проходу и села рядом с каким-то мужчиной, прикорнувшим, видимо, после ночной смены. Правда, сев, она тут же ощутила запашок спиртного, но даже это не испортило ей настроения. Как много все-таки значит такой, казалось бы, пустяк, как мимолетное внимание, вежливость! Вот шофер остановил ради нее автобус за двадцать метров до остановки, и у нее уже снова радостное настроение, вера в удачу. Конечно, она поговорит с Николаем, и они придумают что-нибудь, выйдут из положения…
Миронова скользнула взглядом по соседям впереди и сбоку и по заголовкам газет, которые они читали. Все то же самое, что обычно. «Остановить создание нейтронной бомбы!», «Мир клеймит израильских агрессоров», «США в тупике безработицы», а в свежем «Огоньке» статья «Змеиный клубок». Миронова получила этот журнал вчера и начала читать, но более нелепого текста ей не встречалось даже в курсовых работах самых бездарных студентов.
«…Однажды Гилеля, главу синедриона (то было более двух тысяч лет назад), спросили: «Скажи кратко, в чем заключается твоя вера?» Талмудист ответил: «Не делай другим того, чего не желаешь себе!» Взяв на вооружение многие догмы иудаизма, сионистские мракобесы стремятся привить евреям ненависть ко всем неевреям. «Делай другим то, чего не пожелаешь себе!» – таково правило современного сионизма. Все сионистские погромные банды руководятся и направляются разведывательным отделом исполкома Всемирной сионистской организации…»
