– О… Оказал кое-кому весьма немалую услугу. В общем, у нас с ним quid pro quo[23]. Можно сказать, что это…
Норман показывает на медальон.
– …это quid за мое quo.
Он страшно доволен собой… quid pro quo… Магдалена смутно помнит, что слышала этот термин, но она ни в зуб ногой, что он может означать. Теперь уже каждый новый термин, которым Норман в нее кидается, разжигает в Магдалене неприязнь. Но самое ужасное, он-то и не замечает, что заваливает ее новыми словами. Похоже, он думает, что Магдалене они все известны, как любому образованному человеку. И почему-то от этого только хуже. Соль на рану, вот точно.
– Ладно, мистер высшее общество, – говорит Магдалена. – Считай, я все поняла. А вот эта ближняя очередь?
Норман, похоже, решил, что Магдалена успокоилась. Он со значением улыбается и поясняет:
– Это для тех, кого ты можешь назвать haute bourgeoisie.
Это уже через край. Он опять за свое. Что такое bourgeoisie, она более-менее представляет, но что такое это «от»? Да и пес с ним! Возьму и спрошу!
– Что за чертовщ…
– Это арендаторы, постояльцы отелей и гости.
Норман, резвясь и восхищаясь системой социальных рангов Фишер-Айленда, пропускает ее слова мимо ушей. Он никогда не слышал от Магдалены бранных слов, даже «какого черта», и в этот раз тоже не слышит.
– И если у кого-то из них нет удостоверения – например, он только едет заселяться в отель, – его не пропустят, пока не свяжутся с отелем и там не подтвердят, что ждут этого человека.
– Норман, ты вообще понимаешь, как…
Но его не остановить:
– Они фотают его и фотают номер машины, даже если у чела есть карточка из отеля. И я тебе еще кое-что скажу. В отелях никто не может платить наличными или кредиткой. Вообще никто на острове это не может. Тебе только записывают сумму долга… на твое удостоверение. Весь остров – это один громадный частный клуб.
Магдалена в нарочитом гневе широко взмахивает рукой, как бы захватывая все происходящее у парома, и Норман от удивления на миг замолкает, давая ей вставить слово.
– Ну, разве не прелесть, – говорит Магдалена. – У нас тут высшее общество, «средний класс» и низы… бим, бим, бим… и такие, как я, – это низший слой.
Норман хихикает, не замечая в ее словах иронии.
– Нуф-ф-ф… не то чтобы низший. Скорее «нижний средний». Если кто настоящий низший класс, типа: ремонтники, строители, садовники или любой работяга с грузовиком или на любой машине с надписями – ну, не знаю… пицца, ковры, сантехник, да мало ли – ты вообще не можешь попасть на этот паром. Для них ходит другой, он причаливает к другому концу острова. – Норман машет куда-то на запад. – Отходит прямо из Майами. Я его не видел, но так понимаю, это просто здоровенная старая баржа.
– Норман… Я… знать не знаю… про твой Фишер-Айленд…
«Ауди» снова в движении. И останавливается на сей раз уже у контрольной будки.
Путь преграждает черно-белый шлагбаум. Охранник в форме и с револьвером – а, нет, это сканер – становится перед машиной и наводит свое оружие на номерной знак, затем на медальон. Увидев за рулем Нормана, он расплывается в улыбке и говорит:
– Эге-гей, док.
Подходит к водительской двери.
– Я вас видел по телику! Да! Вы молодцом! Что за передача, забыл.
– Наверное, «60 минут», – подсказывает доктор Льюис.
– Точно! – восклицает охранник. – Там что-то было про… ну, забыл. Но я увидел вас и говорю жене: «Ой, смотри, доктор Льюис!»
Тут добрый доктор делает серьезную мину и говорит:
– А теперь позвольте спросить, Бак: надеюсь, вы позвонили доктору Ллойду, как я вам советовал.
– А, я позвонил! Помогло моментально! Не помню, что он выписал.
– Наверное, эндомицин.
– Да, точно, его, эндомицин!
– Что ж, я рад, что он подействовал, Бак. Доктор Ллойд – король в своей области.
Норман вынимает из кармана удостоверение собственника, но его приятель Бак едва скользит по нему взглядом. Машет Норману проезжать и напутствует:
– Приятно отдохнуть!
Доктор Льюис растягивает лицо в самодовольной, как теперь понимает Магдалена, улыбке.
– Заметь, что Бак даже не заглянул в будку. А он должен был посмотреть, что там показывает экран. А там должна быть фотка собственника, забитого в базу, рядом с картинкой, которую он получает со сканера. И также номер медальона и номер в базе. И еще заметь, что наша очередь на паром въезжает первой, а это значит, что и выедет на том берегу тоже вперед всех.
Он смотрит на Магдалену, явно ожидая восторгов. Она не может придумать, что ему сказать. Какая вообще разница? Этот переход на пароме до острова его грез займет чуть больше семи минут.
– Мы с Баком приятели, – продолжает Норман. – Ты знаешь, невредно запоминать имена этой публики и поболтать иной раз. Они воспринимают это как знак уважения, а проявив к людям немного уважения, можно многого добиться.
Для Магдалены «Бак» означает еще кое-что. Латино ни в коем случае не могут звать Бак. Это насквозь англосское имя.
На пароме они оказываются почти во главе одной из колонн собственников. Нормана это обстоятельство приятно возбуждает.
– Если выглянуть, то за передней машиной увидишь остров.
Магдалене уже плевать на этот проклятый остров с высокой колокольни. По какой-то причине, которой она не может подобрать название, остров сам по себе вызывает в ней враждебность. Фишер-Айленд… да если бы он вдруг погрузился на дно бухты Бискейн, Магдалену это не встревожило бы ни на миг. Но она все равно выглядывает. Видно ей в основном крыло черного «Мерседеса», стоящего впереди, и крыло бурого «Мерседеса», возглавляющего соседний ряд. Между тем и другим виднеется… что-то. Наверное, Фишер-Айленд… то немногое, что можно разглядеть… Он не кажется Магдалене особенно замечательным зрелищем.
Она забирается обратно и замечает:
– Я так понимаю, Фишер-Айленд – это очень…
Ее разбирает желание выбрать слово порезче, чтобы немного сбить с Нормана его упоение новым статусом, но она сдерживается и договаривает:
– …очень англосское место.
– Ой, не знаю… – отвечает Норман. – Наверное, я просто не рассуждаю в таких категориях.:::::: Черта лысого ты не рассуждаешь.::::::
– Надеюсь, и ты не рассуждаешь. Куда мы едем, там не нужно считать англосов и латиносов, чтобы удостовериться, что они есть. Латиносы правят всей Южной Флоридой. И в политическом плане, и все самые успешные бизнесы тоже у них. Это меня не парит.
– Ну ясно, не парит, – язвит Магдалена. – Потому что ваши правят всей остальной страной. По-твоему, Южная Флорида – это маленькая копия… копия… копия Мексики или Колумбии, такой страны…
– Да нет! – не соглашается Норман. И снова расплывается в широкой улыбке. – Значит, теперь я – это «ваши»? Я когда-нибудь тебе говорил про «ваших»?
Магдалена понимает, что сорвалась. Ей неловко. Самым сладким голосом, какой только ей по силам сейчас, она воркует:
– Конечно нет, Норман.
Укладывает голову доктору на плечо и двумя руками гладит его руку выше локтя.
– Прости. Ты же понимаешь, я не в том смысле. Мне так повезло уже просто… быть с тобой… Ты меня простишь? Мне стыдно.
– Да нечего тут прощать, – отвечает Норман. – Мы не берем в эту поездку никакого тяжелого багажа. Прелестный денек. Нас ждут приключения, которые развлекут и удивят тебя, как ничто в прежней жизни.
– Это какие? – Магдалена торопится добавить: – …дорогой.
– Мы пойдем в море… смотреть регату!
– И что я там увижу?
– Не скажу. Ты должна это прожить.
Разумеется, их колонна, колонна избранных, собственников, первой съезжает на берег по ту сторону пролива, на землю легендарного Фишер-Айленда. Норман не может удержаться и снова напоминает Магдалене, что они – в числе избранных.
:::::: Ладно, все путем. Не буду зацикливаться. Он как мальчишка увлечен этими штуками: престиж и прочее… А в «60 минутах» держался так уверенно. На национальном телевидении!::::::
С парома они едут на восток по улице под названием Фишер-Айленд-драйв. Норман с удовольствием объясняет, что это вообще-то единственная улица Фишер-Айленда. Да! Единственная! Большой петлей она опоясывает весь остров. Да, куча дорог отходит от нее, как ты можешь видеть, но это все частные дороги, ведущие на частную территорию.
Вокруг совсем не буйствует тропическая зелень, как того ждала Магдалена. Много пальм… и сплошные морские виды… но где же все усадьбы, которые она навоображала? Мелькнула горстка маленьких домиков, которые, сказал Норман, зовутся каситы – каситы! Она приехала на этот недоступный простым смертным Фишер-Айленд, чтобы увидеть каситы?.. Хотя ей следует признать, что эти немного поизящнее, если к каситам вообще приложимо это определение, чем каситы в Хайалии.
Мелькает несколько больших домов с ухоженными зелеными лужайками и длинными рядами кустов и удивительных цветов – бугенвиллий? – но в целом остров кажется большим многоквартирным домом. Обнаруживается даже парочка скучных современных многоэтажек… стекло… стекло… стекло… стекло… плоский фасад… плоский фасад… смазанный плоский фасад, но гораздо больше тут невысоких зданий, с виду – постарше и поизящнее… белые стены… много дерева… Можно вообразить, что они тоже часть тропического рая, но это будет непросто. И вдруг – ого! А вон и усадьба! Огромный особняк – так ведь оно зовется, особняк? – на вершине холма, с таким обширным и великолепным парком, что из движущейся машины и не охватить взглядом… Громадные баньяны, с частоколом изогнутых стволов и необъятными кронами, поднимающимися в небо выше всех известных Магдалене деревьев, выглядят совершенно доисторическими…
