— Я сейчас пойду обратно, — сказал высокий учитель, — и пригляжу не только за ним, но и за каждым, кто воображает, что его высылают из класса развлекаться.
Он вышел и закрыл дверь.
Из-за нее донесся шумок.
— Стоять на шаг от стены, — сказал высокий учитель. Он поправил книги под мышкой и, не оглядываясь, пошел к учительской в дальнем конце коридора. Дверь за ним закрылась.
Класс у него за спиной затих, только еле слышался голос Ходжеса.
Вдруг распахнулась дверь канцелярии.
В коридор вышел директор, оглянулся и пошел к двери в ближнем конце.
Дверь за ним захлопнулась.
Мимо прошел какой-то мальчик.
В классе за его спиной хлопнула крышка парты.
У него заныли плечи.
Из класса напротив канцелярии вышел мальчик, вошел в канцелярию и снова вышел, держа в руке колокольчик.
Он шел по коридору и звонил.
В классе у него за спиной раздалось шарканье. Дверь дальше по коридору распахнулась, из нее высыпали ребята.
Из двери позади него появился Ходжес. Он откинул голову, словно собираясь пройти мимо.
— Я решил, Сэвилл, пока не доводить ваше поведение до сведения мистера Уокера. Поскольку оно теперь известно мистеру Гэннену и поскольку, как вы, вероятно, знаете, мистер Гэннен является заместителем директора, я пока удовлетворюсь нынешним положением, а именно тем, что я и мистер Гэннен указали вам на дерзость вашего поведения. Если же что-либо подобное повторится, у меня не останется иного выхода, кроме как привести в исполнение мое первоначальное намерение. Вы поняли, Сэвилл?
— Да, — сказал он.
— Разрешаю вам вернуться к вашей парте и приготовить книги и тетради для урока, который, как я надеюсь, останется ничем не омраченным.
— Да, — сказал он.
Ходжес пошел дальше, и его захлестнул поток фигур, выливавшийся из дверей по обе стороны коридора.
Он вернулся в класс и откинул крышку своей парты.
— Что он тебе сказал? — спросил Стивенс.
— Так, ничего, — ответил Колин.
— Погляди-ка. Твою школу обокрали, — сказал отец. Он сложил газету и провел пальцем по строчкам. — Унесли имущества на двести сорок фунтов. — Он погрузился в заметку. — Проникли в здание через разбитое боковое окно. Кто-то из местных, так они считают.
— Куда только теперь не вламываются, — сказала мать. — Даже не думают, много ли можно там найти. В больницы, в церкви, что ни день, то кража со взломом.
— А вот банки что-то мало трогают, — сказал отец.
— Еще бы. Не беспокойся, там-то они меры принимают.
— Можно, я пойду погуляю? — сказал Колин.
— А по дому ты все сделал? — сказал отец.
— По-моему, все, — сказала мать.
— Ну, а уроки?
— Я их завтра после обеда сделаю.
— У тебя завтра воскресная школа, — сказал отец.
— Ну, пусть погуляет, — сказала мать.
Она выглядела измученной и поблекшей. После рождения Ричарда ее лицо так и осталось землисто-бледным. Когда они ходили за покупками, она говорила: «Возьми корзинку, Колин. Я теперь ничего тяжелого поднимать не могу». В дни стирки она дожидалась его возвращения из школы, и весь вечер он помогал ей на кухне: наливал воду в лохань, мешал толстой палкой белье, вытаскивал лохань наружу и сливал воду в водосток. Иногда она оставляла стирку и сидела у огня совсем белая или, сутулясь над раковиной, пыталась стирать руками в холодной воде.
— А у тебя для него больше никакого дела нет? — сказал отец.
— На сегодня он уже наработался, — сказала мать.
Колин вышел на заднее крыльцо. Стивен с двумя-тремя другими малышами играл на пустыре.
— Смотри, к обеду не опоздай, — сказала мать.
Он пошел в Долинку. Дым с шахты стлался над поселком.
Зарядил дождь. В канаве текла бурая жижа. От трубы газового завода тянулось облако черного дыма. За оградой смутно виднелись очертания полного газгольдера.
Хижина была заперта. Он отодвинул доску, влез внутрь и зажег свечу. Две темные тени выскользнули под дверь.
Печурка была горячей. Он подложил дров, и пламя начало лизать металлическую трубу.
По железным листам крыши дробно стучали капли, словно кто-то барабанил по ней пальцами.
Потом со стороны отстойников донесся глухой визг.
Он схватил палку.
Со стороны отстойников снова донесся визг, потом он услышал снаружи чавкающие шаги.
Ключ повернулся в замке, цепь соскользнула с крючка, металлическая щеколда поднялась, и дверь открылась.
Батти с ящиком под мышкой заглянул внутрь.
— Вроде я тебя тут не запирал, а, Коль?
— Я пролез под стеной, — сказал он.
— Это под какой же?
Батти оглядел хижину.
— Ну ладно. — Он поставил ящик. — Ты чего, взломщиком заделался?
— Давай я починю, — сказал он.
— А, ладно.
Батти нагнулся и сдвинул доску на место.
— Хочешь, так оставайся.
Колин сел у огня.
— Давай оставайся, у меня и обед есть.
— Какой обед? — сказал Колин.
— Я жратвы принес! — Батти показал на ящик.
— Меня к обеду дома ждут.
— И еще кое-что найдется! — Он снова показал на ящик.
— А что?
Батти открыл ящик, достал сверток, развернул газету и показал ему кусок мяса.
— Это у меня на вечер. Стрингер придет, и еще парни.
Он вынул бутылку.
— Джин, — сказал он. — Глотнешь — так тебя насквозь и прожжет.
— Я попробую вечером выбраться, — сказал Колин.
— А хочешь, так сейчас отхлебни.
Он начал отвинчивать крышку.
— Мне идти надо, — сказал Колин и пошел к двери.
Батти вышел за ним с бутылкой в руке.
— Ну, бывай.
Он поднес бутылку ко рту, сделал небольшой глоток и закашлялся.
— До скорого, — сказал Колин.
— Может, ты потому уходишь, что я пришел? — сказал Батти.
— Нет, — сказал он.
Он зашагал под дождем. Над трясиной раздавался шорох, точно частый топоток. Дым печурки сизыми гирляндами завивался вокруг кустов. Когда он вышел на шоссе, ноги у него были мокры насквозь.
— Что-то ты рано. До обеда еще час, — сказала мать.
— Да я подумал, что надо вернуться, — сказал он. — Помочь с обедом.
— Помочь! Две загадки в одно утро! — сказала мать.
— Прибавить! Прибавить! — командовал Гэннен.
Колин закрыл глаза. Он вошел в поворот и побежал быстрее. Когда он открыл глаза, то увидел, что остался последним — остальные участники забега цепочкой растянулись впереди. По примеру Стэффорда в предыдущем забеге, на финише он прибавил скорости и пришел пятым.
— Не повезло, Сэвилл, — сказал Макриди. Высокий, худой, с рыжеватыми усами, он стоял у финишной черты и записывал фамилии. — Чуть быстрее, и вы бы попали в финалисты. Первые четверо побегут на соревнованиях в субботу.
Он отошел. К нему через поле шел Гэннен.
— Сэвилл! — Он помахал рукой.
Колин побрел к нему, всем своим видом показывая, сколько сил он вложил в забег.
— Вы валяли дурака, Сэвилл. Вам ничего не стоило прийти вторым или третьим.
— Я не мог быстрее.
— Не хотели, Сэвилл. Валяли дурака. Это плохо кончится. В каких еще видах вы участвуете?
— Прыжки в длину, сэр, — сказал он.
— Я приду посмотреть, как вы прыгнете, Сэвилл. Вы поняли?
— Да, — сказал он.
— А разве вы не бежите в эстафете?
— Нет. — Он помотал головой.
— А, и от эстафеты отвертелись! — Он достал записную книжку и сделал пометку.
— Я вас все-таки включил в эстафету, и, если вы не побежите в полную силу, я вас подгоню хорошим пинком. Поняли, Сэвилл?
— Да, — сказал он.
— В субботу в два тридцать.
Колин пошел к павильону. Оттуда с парусиновой сумкой под мышкой вышел Стэффорд.
— Чего это тебя Гэннен остановил? — сказал он.
— Думает, что я бежал не в полную силу.
— Бежать надо в полную силу, — сказал Стэффорд, — но только укорачивать шаг. Просто поразительно, сколько на этом теряешь времени.
Он достал гребешок и причесал волосы.
— Ты в субботу в чем-нибудь участвуешь? — спросил Колин.
— Нет, — сказал Стэффорд. — Я от всего избавился.
Он упруго побежал к проходу, окликая каких-то ребят. Колин посмотрел ему вслед, а потом вошел в павильон переодеться.
— Вот это больше похоже на дело, Сэвилл.
Колин пошел туда, где оставил форменную куртку, и надел ее.
— Ты хорошо прыгнул, Колин, — сказал отец.
Оставшиеся участники по очереди разбегались и прыгали.
— Который твой? — спрашивал отец, поднимаясь на цыпочки, чтобы за спинами впереди разглядеть колышки, вбитые по краю ямы для прыжков.
Учителя нагнулись над колышками, толпа разошлась.
— Подождем, узнаем, на каком ты месте, — сказал отец.
Гэннен обернулся.
Мимо прошел мальчик.
