— Ричи, ты знаком по Клубу с Салли? Такая маленькая, лет семнадцати?
— Да, — кивает он. — Выглядит она на семнадцать.
— Ты ее хорошо знаешь?
— Как и все, я с ней трахался.
— О! — восклицаю я, немного поостыв. — Она что, под каждого ложится?
— Не совсем, — отвечает Ричи. — Она разборчивая.
— Скажешь тоже. Ты полагаешь, она долго меня будет ждать? Я пообещал ей вернуться через час.
— Уже поздно. Она наверняка дрыхнет.
И верно, уже половина пятого, но в июле это не то чтоб очень поздно.
— Ричи, давай не поедем туда прямо сейчас. Сперва отдохнем, — предлагаю я.
— Ты в своем уме? Да ты просто дрейфишь.
— О! Мамочка моя…
Я чувствую себя несчастным маменькиным сынком.
— Ну тогда жми на газ, скотина, — заключаю я.
Вот и Фолз роуд, но нам нужно свернуть влево.
А Ричи все набавляет скорость, правда, недолго — похоже, мы подъезжаем. Он встает на обочине. В трехстах метрах перед нами — большое белое строение, крыша просвечивает сквозь деревья. Сквозь вязы, если быть точным.
Ричи смотрит на меня и говорит:
— Делать что-либо бесполезно. Слишком светло.
— Ты просто дрейфишь.
— Ничего подобного. Отдохнем малость и вернемся. Нам не мешает отоспаться.
— А! Черт! Мог бы сказать и раньше. Я бы успел навестить Салли.
— И был бы не прав, — говорит Ричи, глядя мне прямо в глаза.
— Это еще почему?
— Тебе очень хочется полечиться? — спрашивает он.
— Не может быть! Она похожа на девчушку, которую причащают без исповеди.
Просто неслыханно — что за твари эти бабы, ни черта не понимают!
— Так значит, я дешево отделался?
— Тебе всегда везло, — говорит Ричи. — Предупреждаю тебя также, что ей не семнадцать, а все двадцать восемь. Иди, поспи малость.
Я просто валюсь с ног. Мы залезаем в машину и отъезжаем. Проезжаем мимо дома — ошибки быть не может, он здесь единственный. Затем сворачиваем на первую попавшуюся дорогу и ставим бьюик так, чтобы потом отправиться в нужном нам направлении.
Растягиваемся на сиденьях, положив руки под затылок. Тут полным полно деревьев, веселенькая местность. Я какое-то время любуюсь пейзажем, вдруг вижу малого, который выходит невесть откуда. У него подбит глаз, он высокий и крепкий. Я узнаю его губы. Они малость припухли. На нем костюм из полосатого тика.
— Фрэнк, вылезайте, — говорит он мне. — Продолжим. Я хочу взять реванш.
Это мой господин X. Я смотрю на Ричи. Он не шевелится. Тут я замечаю, что другой малый держит его под прицелом — настоящий профессиональный пистолет, калибр не меньше пяти сантиметров.
Ничего не поделаешь.
— Вы жаждете показательных выступлений? — спрашиваю я и делаю обманное движение. Хватаю его за руку, и он отлетает. Этот номер я с ним уже проделывал. А пока я получаю по морде… Что ж, нужно терпеть. Я отбиваюсь. Есть еще порядком всяких трюков, приемчиков, с помощью которых можно отомстить, Я не бью ниже живота, он — тоже, мы же не дикари.
Мы резвимся минут пять и оба покрываемся потом.
— Если бы не эта дурацкая юбка, мы могли бы ускорить темп.
Он останавливается.
— Достаточно, — говорит он. — Вам никогда не говорили, что вы вдвойне м…?
Я застываю с открытым ртом. Он пользуется случаем и бьет меня в кончик подбородка. Я падаю, и он нежно подбирает меня с земли.
— Это был мой должок, птенчик, — говорит он. — Я не сержусь, но долг есть долг. Так вот, хочу вас сразу предупредить, что китаец не умер.
Я немного вяло ворочаю языком, что помогает мне, однако, спустить тормоза и высказать ему все, что я думаю:
— Вы, мусора чертовы, — начинаю я, — банда предателей! Только и умеете, что размахивать кулачищами, — да так, что мозги вылезают наружу; вы у меня в печенках сидите.
— И в самом деле, — вступает Ричи, — что мы вам сделали плохого?
— Это наши с ним дела, — говорит сыщик.
Я собираюсь с силами — все это время я слегка симулировал вялость — и в свою очередь вмазываю ему прямо в живот. Он складывается пополам, и я бью ему коленом в морду.
— Как на ярмарке, — замечаю я. — До победного конца.
Второй тип начинает хохотать.
Ну и придурки эти двое. Первый выпрямляется. Ему плохо.
— Я сдаюсь, — говорит он. — Хватит, Фрэнк, будем друзьями.
Он ощупывает башку — и поделом ему, колени у меня жесткие. Затем мы принимаемся болтать, словно старые приятели.
— Как вы здесь оказались? — спрашиваю я.
— А вы?
— Послушайте, у меня есть подозрение, что вы все-таки из ФБР?
Он кивает.
— Так. И вас зовут Джек Карр?
Он потирает живот.
— Джек Карразерс.
Черт, это имя мне знакомо.
— Так значит, черт подери, это крупное дело?
Вид у него явно польщенный. Теперь он осторожно ощупывает свой нос.
— Дом окружен полицией, — говорит он. — О вашем появлении передали по рации.
— И вы меня не арестуете? — спрашиваю я.
Он улыбается.
— Это огорчило бы вашего отца… хотя лично вам пошло бы на пользу. Но я повторяю, вы ничем не рискуете — китаец все рассказал.
— А как же газеты?
— Пустая болтовня. Ловушка для некоей Уолкотт.
Я смотрю на Ричи.
— Видишь, — говорю я ему. — Я же говорил тебе.
— Ну пошли, проведаем Луизу. Теперь уже можно.
— Как это? — спрашиваю я.
— Слезоточивый газ.
Он направляется в сторону дороги.
Я иду следом за ним.
— Пошли, — бросает он Ричи.
— Мне совсем не интересно. Лично я не знаком с этой тварью. Пойду лучше посплю в машине. Я не выспался.
Он снова садится в бьюик, прежде чем кто-либо успевает остановить его, прилипает к баранке.
Он лениво устраивается, и вдруг рычит мотор, и он пулей срывается с места.
Паф! Паф!.. Паф!.. — Карразерс и другой полицейский стреляют по машине, но она уже свернула за угол. Я смотрю на Карразерса, он задыхается от злобы, и тут я опять получаю по башке.
Прежде чем потерять сознание, я отмечаю про себя, что ударили меня рукояткой пистолета и что калибры настоящих полицейских как-никак полегче.
Я прихожу в себя, если только это действительно я, — у меня впечатление, что недостает некоторых частей, — в пустой комнате с опущенными жалюзи. На улице еще светло — достаточно, по крайней мере, чтобы осветить помещение с белыми голыми стенами.
Минут пять я пожевываю свой язык, мягкий, как губка, и мне удается выжать немного слюны в самом уголке рта.
Добавлю для ясности, что руки мои связаны за спиной, и именно по этой причине мне кажется, что чего-то недостает. Я изо всех сил шевелю пальцами, чтобы восстановить кровообращение, и пытаюсь подняться. Я лежу у самой стены, носом в угол, и это не совсем удобно.
Похоже, я не один. Есть еще двое жильцов. Слева от меня, спиной к стене, свесив голову на грудь, сидит женщина, а рядом с ней валяется еще кто-то.
Я вижу все лучше и лучше.
— Кто вы? — спрашиваю я тихо.
— Донна Уотсон… бедная Донна Уотсон, — отвечает она.
— Донна… это Фрэнк.
Она начинает смеяться низким хрипловатым смехом, таким жутким, что у меня холодеет спина.
— А это… — продолжает она, — это Джон Пейн, некто Джон Пейн… вернее тип, которого звали Джоном Пейном…
Мне становится страшно. У нее очень выразительный вид.
— Донна, — говорю я, — успокойтесь. Ну, что случилось? Мы выберемся отсюда.
— Как Джон, — отвечает она. — Парень, которого звали Джон Пейн, пока Луиза Уолкотт не порезала его бритвой.
Одним рывком мне удается встать на ноги, оперевшись лопатками о стену.
— Донна, — говорю я. — Ради всего святого, заткнитесь и перестаньте пороть всякую чушь.
Голова ее снова падает, и она замолкает. Я стою, словно деревянный, — они здорово меня отдубасили.
Прыжками добираюсь до Джона, если это действительно он. Он лежит рядом с Донной, руки его, как и у меня, связаны за спиной, лицо все белое. На нем светлый костюм, на брюках — кровь. Громадное расплывчатое пятно. Вокруг него тоже кровь. Он буквально плавает в луже крови.
— Он мертв, — говорит Донна — Он вопил минут двадцать и умер. Она убила его одним взмахом бритвы.
— Хватит, Донна.
В эту минуту я слепо ненавижу Луизу Уолкотт, мне хочется разорвать ее на куски.
— Донна, — говорю я, — мы должны выбраться отсюда.
Она смеется низким зловещим смехом.
— Ты, Фрэнк, — выговаривает она, — ты тоже отведаешь бритвы. А я — каленого железа. Железный болт, раскаленный на паяльной лампе… Она засунет мне его вот сюда…
— Донна, мы выберемся отсюда.
Я смотрю, как связаны мои ноги. Веревки довольно толстые, но это ничего.
— Перекатывайся к окну, — говорю я.
Она не понимает.
— Перекатывайся по полу и ложись под окном, — повторяю я.
Она делает, как я сказал.
