– У человека должна быть веская причина, чтобы ударить по голове пожилую женщину. В деревнях стариков уважают.
– То когда-то было! – возразил он. – А теперь никто никого не уважает. Слушай больше сельских кумушек! Они тебе с три короба наврут... Бабулька могла сама с ящика сковырнуться и головой удариться.
В коридоре больницы стояла гулкая тишина. Через широкие трехстворчатые окна лился солнечный свет. Лечащий врач предупредил посетителей, что больную нельзя волновать.
– Сегодня ей значительно лучше, но я вас прошу...
– Мы зададим всего пару вопросов! – взмолилась Глория. – Пожалуйста!
– Хорошо... – сдался доктор. – Пять минут, не больше.
– Спасибо!
Знахарку поместили в двухместную палату. Вторая койка пустовала. Девушка, которая на ней лежала, утром выписалась. Деньги Берестова творили чудеса – старушка выглядела ухоженной, на прикроватной тумбочке теснились бутылка минеральной воды, сок, фрукты.
– Здравствуйте, Авдотья Митрофановна, – вежливо произнес Лавров.
Благо в Прокудинке им сообщили, как зовут пострадавшую. Они успели побывать у дочери знахарки и поговорить с ней. Та вспомнила, что за пару дней до несчастного случая у Митрофанихи жил постоялец – учитель, который приехал отдохнуть и заодно присмотреть себе дачу. У Глории этот постоялец совершенно не вызвал интереса. Лавров же, напротив, попросил женщину описать учителя.
«Я его не шибко разглядывала, – объяснила дочка знахарки. – Так, мельком встретились во дворе. Я на минутку к матери забежала, продуктов передать. И тотчас назад, домой. У меня внуки маленькие... одних надолго не оставишь...»
Теперь начальник охраны надеялся побольше узнать о постояльце от самой пострадавшей. Лишь бы та была в здравом уме и памяти. Внешний вид Митрофанихи удовлетворил его.
Старушка окинула посетителей живым осмысленным взглядом, едва заметно кивнула в ответ на приветствие. Ее голова была забинтована, под глазами образовались синяки.
– Вот, пришли справиться о вашем самочувствии...
– Мы хотим купить дачу Нефедовых, – вставила Глория. – Говорят, вас там нашли? Вы помните, что с вами приключилось?
С первого же взгляда на знахарку она поняла, что та все помнит. Старушка потупилась и беззвучно пошевелила губами.
– Вы смотрели в окно дома, когда вас...
Митрофаниха моргнула, из уголков ее глаз выкатились слезинки.
– Что вы там увидели?
– О... оборотня...
– В каком смысле? – не поверил Лавров.
– То был... оборотень... змей в образе человека... сверкал... чешуей...
Лавров деликатно кашлянул и улыбнулся. Старческий маразм, а тут еще травма черепа.
– Послушайте, в доме ведь никто не живет.
– Почему же? – возразила знахарка. – Там... злой дух обитает... Он на меня... сзади... набросился...
– Кто? Оборотень?
– Злой дух... – повторила старушка.
– Вы же говорите, он внутри был... сверкал чешуей...
– Он... везде! Плохой дом! Нельзя...
– Что «нельзя»?
– Покупать... нельзя... Я и постояльцу... говорила... он меня послушал... уехал. И вы... езжайте с Богом...
– Какому постояльцу? – спросил Лавров в надежде выудить из бабки подробности.
– Человек один... учитель... останавливался у меня... дом искал...
– Авдотья Митрофановна, а как он выглядел?
– Обыкновенно... прилично...
– Высокий, низкий? Толстый? Может, у него борода была... или усы?
– Средний... и с усами... голова как яйцо...
Дверь палаты открылась, и врач сердито потребовал:
– Хватит! Больной нужен покой... Уходите.
Москва
Алина не знала, радоваться ей или плакать. Глория, кажется, все-таки решилась купить их дачу в Прокудинке. По крайней мере, Берестов на это надеялся.
«По-моему, госпожа Зебрович страдает комплексом вины, – сказал он Алине. – Я навел справки: у нее недавно погиб муж. Наверное, ей хочется побыть одной. Деревня залечивает душевные раны лучше, чем город».
«У нее был роман с моим братом! – напомнила Алина. – После его смерти она быстро утешилась. У этой циничной красотки камень вместо сердца. Ей никого не жаль!»
«Вот как...»
«Не удивляйся моим словам. У нас с Глорией старые счеты...»
«Главное – оформить сделку, пока никто из сельчан не поделился с ней слухами о плохой репутации дома...» – заметил Берестов.
«Не волнуйся. Глория не станет их слушать. Она никогда никого не слушает!»
Алина метала молнии. Ее щеки покраснели, зрачки сверкали, как у разъяренной львицы.
«Такую злость может вызвать в женщине только соперница, – усмехнулся коммерсант. – Неужели ты ревновала к госпоже Зебрович своего брата? Или вы не поделили другого мужчину?»
Алина поняла, что подошла к опасной грани, и усмирила свои эмоции. Не хватало, чтобы жених догадался о ее безответной любви к Анатолию. Отвергнутые чувства делают женщину ущербной.
После разговора со Стасом ее мысли потекли в привычном направлении. Глория не зря покупает домик в Прокудинке... она преследует какую-то цель. Она всегда была себе на уме! Эта дамочка, меркантильная до мозга костей, ни рубля не подарит. С чего бы ей раскошеливаться на деревянную халупку?
– Боже мой! Письмо... – пробормотала Алина. – Глория намекала на письмо, якобы полученное от Паши... Ради чего она пошла на столь чудовищную ложь?
Смерть Зебровича погрузила Алину в тоску, которую она вынуждена была тщательно скрывать, в первую очередь от жениха. Бешеное самолюбие и желание доказать всем, что она не хуже этой задаваки Глории, затмили ее рассудок. Оплакивая возлюбленного, Алина готовилась вступить в брак с Берестовым. Не важно, что ему почти пятьдесят. Он хорошо сохранился, выглядит максимум на сорок пять и богат к тому же. Борьба страстей изматывала ее, толкала на глупости и заставляла допускать ошибки. Разве не ошибкой было назначить встречу Глории? Но Алина собиралась высказать бывшей пассии покойного брата все, что накопилось за долгие пять лет горького изнеможения, ревности и ночных слез...
– Иначе я не смогу обрести счастье, – исступленно шептала Алина, поджидая соперницу. – Я должна освободиться от этих пут... должна сбросить этот ужасный груз! Пусть теперь она, которая увела у меня Анатолия, несет всю тяжесть вины.
Она не простила Глорию даже после того, как Зебровича не стало. Ведь Алина не могла называть себя вдовой, не могла носить траур по нему! Вместо этого она называла себя невестой и подбирала белое платье... Глория отняла у нее все: не только возможность быть счастливой, но и открыто выражать свою скорбь. Существует ли что-либо мучительнее?
Она с трудом успокоилась, похвалив себя за то, что пришла в сквер на полчаса раньше, достала из сумочки пудреницу и привела лицо в порядок. Весна не тешила ее. Наоборот, благоуханное цветение природы напоминало Алине о том, что в душе ее царит зима. Холод, ветер, колючий снег...
Она нервно прохаживалась по скверу, выглядывая, не идет ли Глория. Наконец-то!.. В солнечной дымке показалась стройная фигура в черном. Вдова шагала раскованно, как на подиуме... словно демонстрируя безупречный стиль траурного наряда.
Дамы обменялись сухими приветствиями. В аллее, в нескольких метрах позади Глории, маячил ее охранник.
– Боишься меня? – фыркнула Алина.
– Просто так положено...
– Ну да, ну да! Ты же теперь богатая наследница!
Глория поправила шелковый шарф и кашлянула. Алина была инициатором встречи, ей и начинать разговор.
– Покупаешь у нас дом? В память о Паше?
– Пока думаю.
– Денег жалко? – Лицо Алины исказила кривая усмешка. – Может, тебе даром отдать?
Глория проигнорировала ее колкость. Она не намеревалась вступать в перепалку.
– У вас там погреб был... или вы сами рыли?
– Погреб? Конечно, был! В деревне без погреба никак. Кстати, брат сам углублял... а Толик ему помогал. Тогда они еще были не разлей вода. Хотя ты и стояла между ними.
– Побойся бога! Тебя послушать, так все беды из-за меня!
Алина, продолжая криво усмехаться, смерила ее уничтожающим взглядом.
– Ты говорила о письме от Павла... Это правда? Можешь его показать?
– Повторяю, нет... Оно исчезло.
– А почерк... Ты узнала его почерк?
– Текст был напечатан... Вероятно, на принтере.
– Что за текст? Что он тебе мог написать? Господи... – Алина провела рукой по лбу. – Бред какой-то...
Ее глаза были красными и припухшими, макияж серьезно пострадал и являл собой жалкое зрелище. Глория старалась не показывать своего волнения. Обе предусмотрительно надели темные очки.
– Паша пригласил меня... на свидание... в Прокудинке...
– На свидание?
– Да... я поехала, однако...
– Его там не оказалось? – нетерпеливо спросила Алина. – Еще бы! По-моему, ты перегибаешь палку. Придумала ахинею, в которую поверит только псих!
– Зачем мне придумывать?
– Разве тебя поймешь? Ты же у нас вся из себя загадочная! У тебя вообще-то есть совесть? Или ты из породы непробиваемых?
– Ты за этим меня позвала? – не выдержала Глория. – Чтобы оскорблять?
