– А морда у него не треснет?
– Нет. Только растянется.
Маме грубость не идет. И потом – к какому мужу она намылилась?
– К Карабасу, что ли? – спросила я, а потом опомнилась: – А как же я? Как же мои права? Квартира была и моя!
За неимением пыли мамина рука принялась за поиски шероховатостей на стене.
– Я сказала отцу, что ты тоже выходишь замуж и уезжаешь в другой город.
Тут меня прорвало.
– Просто семейно-брачная идиллия! Все резко разбежались, чтоб синхронно пожениться. Мама, ты – чудовище. Ты только что вычеркнула меня из моего жилья.
– Что? – Удивление у нее получается даже лучше показного равнодушия.
– Офигеть! Теперь я – бомж. Спасибо, мамочка дорогая, тебе за хлопоты. Я вот все думаю, чего мне в жизни не хватало? А что? Побомжую на славу. Говорят, у Южного кладбища офигенная помойка имеется. Вот туда и пойду. Паду в ноги их помойному папе. Или соберу котомку, повешу на посох и попрусь по матушке России странницей перекатной. А еще лучше – продамся вурдалакам-медикам на органы. Если Игорь прогонит.
Выгонит или нет, вот в чем вопрос. Дружились-любились, а насколько хорошо я его знаю? Я знаю, каков он в постели. Вот уж кладезь академических истин. Про постельного Игоря знают не менее восьми женщин разного возраста в нашем городе. У него, видите ли, прошлое. А как его прошлое повлияет на мое будущее? Сможет ли он принять меня после всех этих инсинуаций? Ведь перед ним я ни в чем не виновата. Но невиновность – не гарантия счастливой семейной жизни.
– Что вы ему наврали? Ведь он теперь от меня откажется?
Дважды спросила, чтоб проверить, насколько все плохо. Оказалось – хуже некуда.
– Твой милый мальчик думает, что ты сейчас на лечении от наркотиков. Сначала не верил, но твои внезапные исчезновения его убедили…
– А еще больше убедили твои честные глаза. Разве он мог предположить, что ты сможешь ему наврать такое про родную дочь?
– Главное, теперь все правильно доделать. И ты будешь свободна.
Вынув книгу с полки, мама полистала ее и втиснула на прежнее место.
– Ну, не совсем свободна. Но сможешь жить не хуже нормальных людей. Ходить куда хочешь, делать что хочешь.
– И где такой рай располагается? Уж не в моем городе, насколько я тебя поняла. А ты не боишься, что я опять сбегу?
Теперь ее заинтересовал мой не съеденный завтрак. Критическим взором домохозяйки она проинспектировала его, сморщила нос и отковырнула на пробу. И почему у меня все отнимают? Обозлившись, я бесцеремонно отобрала тарелку и без всякого аппетита начала жрать раскисший омлет, в котором крылись кусочки чего-то крайне питательного. Масса соскальзывала с вилки. Мама с отвращением слушала мое демонстративное чавканье. А только что зашедший Коловорот, задрав волевой небритый подбородок, скреб его с невообразимым шумом. Как помоечный Барсик после укуса особо прожорливой блохи.
– Лучше б ты аборт сделала, – сказала я.
– Коля, я редко интересуюсь чужим мнением о своих профессиональных качествах, но ответь мне – я хоть раз ошибалась в своих прогнозах?
Чрезвычайно серьезный Коловорот отрицательно помотал головой.
– Я всегда гордилась своим умом. Я могла предугадать практически любой исход экономической ситуации. Самая запутанная многоходовка для меня – пустяк. Я не только про конфликты в бизнесе. Я могу вычислить наперед поступки человека, зная, что предложить, что сказать, чтоб добиться нужного результата…
– С ней у тебя промашка вышла. Хочешь не хочешь, а придется признать, – возразил не на шутку встревоженный Коловорот.
На маму его умозаключение подействовало, как камень в свежей выпечке действует на эмаль зуба. Скривившись, я поняла, что невольно передразниваю мамино выражение лица, но стыдно от этого мне не стало ни чуточки.
– Да. Я думала, она – обычная туповатая курица. Не дура, нет. Я не говорю, что ты глупа. Просто я привыкла считать, что мой ребенок – махровый эгоист. Приземленная обывательница без тени изыска.
Такой расклад меня в корне не устраивал. Все обзывают. У всех обо мне свое собственное гадкое мнение. Мне столько лет казалось, что я – девочка не хуже прочих. Вполне приятная в общении и производящая благоприятное впечатление на окружающих. Почему мама раньше не соблаговолила высказаться в отношении моих тяжких дефектов?
– Какой еще куриный эгоизм ты во мне разглядела, если я из-за тебя решилась на такие глупые приключения? Не для себя же старалась!
– Это я до «приключений» была о тебе такого мнения, – успокоила меня мама.
– А теперь?
– Теперь пора подумать о себе.
– Блииин! Да ты только о себе и думаешь! – закричала я.
По следам Коловорота в помещение проник пришибленный своей смелостью Карлос. Прекрасно зная, что за такое поведение его ждет неминуемое наказание. Мягко припадая на лапы, он прислонился к маминой ноге и поднял морду, заглядывая ей в глаза. Уши были плотно прижаты к голове, в ожидании грозного окрика хозяина. Коловорот сердито выругался вполголоса.
– Не пойму, чем ты его приворожила? Никого он так не обожает, как тебя. А ведь я – самый главный человек в его жизни.
– Собаки нутром чуют вожака в стае. Их не обмануть, – рассмеялась я.
Без особой нежности потрепав волка по макушке, мама отшатнулась, чтоб увернуться от предложенной передней лапы. Карлос вовсю надеялся, что она эту лапу возьмет в руку. Потом пришел к выводу, что правая маме не понравилась, и нерешительно предложил левую.
– Жаль собаке руку подать? – не выдержала я, заработав одобрение Коловорота.
– Не жаль. Мне вообще ничего не жаль. Кроме одного. Я не должна была выходить замуж и рожать ребенка. Ошибка молодости. Но все-таки столько лет подряд мне удавалось делать невозможное…
Удовлетворив потребность пса в порции ласки, мама выпрямилась и решительно тряхнула головой. Словно сбрасывая остатки минутной слабости.
– Теперь ты все начнешь с чистого листа. Нет так и плохо. Какое имя тебе больше нравится? Видишь, у тебя даже есть выбор.
Понимая, что она не шутит, я покопалась в памяти, прикидывая, с каким именем лучше начинать изгаживание чистого листа.
– Подкидыш подзаборный – подойдет?
Действительно, а если серьезно – как назваться? Чтоб потом не забыть. Говорят, имя – половина удачи. Про вторую половину обычно умалчивают. Но нетрудно предположить, что она как-то связана с силой воли и опытом. Которых у меня пока либо много, либо – вообще нет.
– А как же мой диплом? – всполошилась я.
– Ты что, всерьез предполагала навязать себя какой-нибудь богадельне в качестве инженера-конструктора? Не смеши. Я – твоя мать и знаю, на что ты способна. Из нерях конструкторы не получаются.
Пришлось съесть и это. По-моему, весьма непедагогично выставлять мелкие недостатки ребенка напоказ. Подло даже. Я же не трезвоню на весь свет про содержимое чьих-то шкафов. Хотя, если так дальше пойдет – не удержусь и укушу побольнее.
– Она пока работать не будет, – добродушно перебил Коловорот. – Я некоторое время стану ее опекать. Пока в ней не проклюнуться хоть какие-то таланты.
Вот оно как. Опекун нашелся!
– Изольда Табуреткина. По отчеству – Ниловна. Отчество попрошу оставить без изменений.
Мама понимающе усмехнулась. Ей самой нравился неугомонный старик.
Три быстрых шага сократили расстояние между мной и Коловоротом до минимума. Секунда, и моя рука крепко зажата.
– Это что у нас такое? Занятное колечко. Наверняка Игорь покупал?
Наши взгляды скрестились в неравной дуэли.
– На помолвку, – подтвердила я, безуспешно пытаясь высвободиться.
– Обрати внимание, – это уже маме. – Приметная вещица. Придется реквизировать.
– Не отдам, – утопая в безнадежности, вякнула я, пятясь к стене.
– Отдашь. Еще как отдашь, – убежденностью в его голосе можно было остановить стадо буйволов.
Мама подошла и помогла содрать с пальца памятный подарок Игоря. Не обращая внимания на мои истерические протесты. В эту минуту я люто их ненавидела, словно меня вежливо кастрировали.
– Ну не надо. Отдайте. Ну пожалуйста! – умоляла я.
Коловорот зачем-то гладил мою голову и похлопывал по плечу.
– Чтоб вы подохли. Оба!
– Девочки! Успокойтесь! – растерянно бормотал Коловорот.
Волк по имени Карлос жалобно заскулил. Почти заплакал, как ребенок.
Банальный грабеж среди бела дня сменился на вразумительные увещевания.
– Так надо. На опознании кольцо послужит не последним аргументом. Не мучай меня и себя. Распрями палец, а то Николай его отгрызет. Он такой, ему палец отгрызть раз плюнуть, – сквозь зубы уговаривала мама.
Коловорота такая характеристика привела в заметное замешательство. Но на всякий случай он оскалил зубы и пощелкал ими для устрашения. Отчего сразу вспомнились Ниловы старушки с протезами, безнадежно попорченными кошмарной собакой.
Я так расчувствовалась при воспоминании о доме, что безболезненно рассталась с колечком и едва не пропустила свое второе крещение.
