Тут же пришла мысль: а как же концерты, магазины, кто меня будет кормить?
– Да я там с ума сойду от скуки, – запротестовала я, вскакивая. – Вы что, такие бедные? У вас же бабла до хрена! Отправили бы меня за границу. Я страшно уважаю жаркий климат, океан. И еще – я совсем не против перебраться в Австралию. Слышала, там большие проблемы с молодыми детородно настроенными яйцеклетками.
Подозрительно рассматривая свои ноги, Коловорот однозначно прикидывал, как бы их обнюхать. Что было невозможно, но крайне желательно.
– Да не пахнет! – зло выкрикнула я. – Ни чуточки. Я бы заметила.
– Что ты спросила? – миролюбиво поинтересовался Коловорот, расправляя закатанные брючины.
– Ничего. Просто я не представляю, что мне делать в этом захолустье.
– Много чего. Нормальный город. Лето в деревне проведешь. Там у меня дом. А ты вроде как моя племянница.
– Вшивая сиротка, – уточнила я.
– «Что она делать будет»? – передразнил меня Коловорот. – Скоро осень. Печь топить надо? Надо. Еду готовить надо? Пока сезон, за грибами походишь. Там лес рядом. Только далеко не заходи – заблудишься.
Судя по интонации, последнее уточнение было сделано для проформы. Уж кто-кто, только не он станет убиваться, если меня медведь придавит в лесу.
– На кой черт мне грибы? Я их только в супе видела. Я там не приживусь! Понял ты, сухарь плесневелый.
Плесневелый сухарь наклонился вперед так, что мы оказались в опасной близости.
– Ты меня на «понял» не бери. Понял? – типичным для шпаны голосом выпалил он. И прибавил насмешливо: – Я некоторое время посмотрю за тобой. Но не обольщайся – недолго. Пока местные к тебе не привыкнут. А ты с ними лишних разговоров не разговаривай. Они только прикидываются простачками. Любопытные – жуть. Впрочем, что я тебе рассказываю, сама все увидишь.
– А зимой? Я там подохну.
– Дура. Это ты тут подохнешь. А там будешь жить. Впрочем, насчет зимы – посмотрим, – туманно успокоил он.
Было около девяти вечера. Непривычное время для отхода ко сну. Обычно я колобродю до трех ночи. Замучивая организм до одури. Чтоб потом провалиться в сон, как в омут. Это если нет рядом Игоря. Но что теперь вспоминать про бессонные ночи рядом с любимым человеком? Скрипнув зубами, я прилежно забралась под одеяло и закрыла глаза. Перетерпев некоторое время, открыла их снова. Сон не шел.
Некстати вспомнился эпизод из прошлого. Мы еще влюблены и едем с Игорем по каким-то неотложным делам. А через асфальт такие штуки приделаны. Выпуклые и длинные.
– Это что за фигня? – Мне не нравится, что приходится все время притормаживать.
– Лежачий полицейский, – довольным голосом учителя разъясняет Игорь.
– Кошмар. Для чего?
– Ну, чтоб скорость сбрасывать. Тут людное место, – вопреки очевидной безлюдности уточнил Игорь.
Мне кажется, я и есть тот самый лежачий полицейский. Через которого все норовят медленно и матюгаясь переехать. Всех он бесит и всем мешает. Хотя, в принципе, он – просто фигня на ровном месте. Досадное препятствие. Помеха. С которой ничего не поделать.
Страх опутывал мысли. Творя что-то непотребное в районе солнечного сплетения. Там свернулась калачиком холодная гадюка. Гадюка была беспокойная, ей не нравился мой живот, и иногда она кусала меня в районе желудка. Боль была острой. За ней следовали приступы тошноты. И это все от того, что я не умею бояться. Неужели совсем недавно я мечтала совершить подвиг? Вот идиотка.
Пришлось прокрасться на кухню и заварить себе чай. Сладкий чай с лимоном помогает во всех случаях – так утверждала моя мама. Стало полегче.
У двери скулили, намекая на свою осведомленность о моем присутствии. Я приоткрыла дверь и вышла покурить. Карлос, презрев привычки, обрадовался мне и даже боднул головой.
От избытка чувств на все голоса орали птицы. Нет. Невозможно спать в такой вечер. Светло. Шум, гам и сплошные радости бытия.
Только вот незадача – мне помирать поутру.
– Карлос, ты будешь по мне скучать? Скучай по мне. Так, немного.
Я сбегала за жареной свининой, чтоб повысить уровень памяти прожорливого волка.
– Когда меня не будет, ты как унюхаешь свинину и сразу скажешь себе: вот, была такая хорошая девочка, угощала меня.
Старательно облизывая жир с моих пальцев, Карлос тихо урчал от удовольствия. Остальные собаки тесной группой сидели поодаль. Я решила восстановить справедливость и принесла все, что оставалось на сковороде. Куски мяса полетели как из рога изобилия над головой Карлоса. В первый миг он отнесся к моему порыву весьма благосклонно. А когда проник в суть моего опрометчивого замысла, взревел медведем и раскидал сообщество. Покусившееся на долю вожака.
– Сука ты, хотя и кобель.
Раздосадованная, я тщательно отмыла с рук лобызания Карлоса под струей горячей воды. Кто его знает, над какой именно собачьей запчастью трудился его розовый теплый язык до моих рук? Противная скотина. Никакого преклонения перед царицей природы. Никакого уважения к сородичам. Сам – ам, а другим не дам. Проглот, не достойный моего подарка. Мясо сожрал, переварит и не вспомнит.
Меня тоже никто не вспомнит. Игорь, скорее всего, будет стыдиться. Сочтет любовный роман досадной ошибкой. Станет критически приглядываться к милым, порядочным девушкам, выискивая в них червоточину. Теперь его избраннице перед свадьбой придется выдержать длительный период ухаживания. Лет этак в десять. Он такой – один раз обжегся, теперь будет скрывать под маской радушия мнительного инквизитора. Будет проверки каверзные устраивать, провокации. Сопоставлять случайно брошенные фразы, выстраивая из них доказательную базу.
Боюсь, он теперь в душу никого не пустит. Может, даже злиться на себя будет – надо же, угораздило связаться с наркоманкой.
Может, посомневается немного, но обсуждать меня с друзьями не станет. Не такой он человек. А жаль. Думаю, та же Ритка заронила бы в его голову сомнения о моем недуге. Или, к примеру, Барабас, хотя мы не так долго были знакомы. Интересно, что с ним сейчас? Карабас наверняка при маме, блаженствует. Меня пронзила острая игла зависти. Вот уж кому повезло. Мечтал именно о такой женщине и тут же получил.
Сволочная штука – я мечтала помочь маме, а получила от нее по голове.
Мысли нарезали круги. Игорь, Карабасы, моя дрянная инициатива вычислить маму. Способна ли я после всего случившегося начать новые отношения, довериться кому-то, кроме диктаторски настроенного Коловорота. Коловорот – особый разговор. С ним так сложно, проще по минному полю вальсировать. Цинизм из него так и прет. И эта, как ее? Ирония. Как только увидит меня, прямо оживляется. Я для него повод отточить новую остроту. Жаль, что блестящие, невероятно хлесткие ответы у меня рождаются уже после его ухода.
– Какого фига ты не спишь?! Вставать в четыре! Брысь в кровать! – Сердитый голос Коловорота погнал меня в дом.
Во сне мне привиделось огромное поле, поросшее чертополохом. Я пробиралась к восходу, проваливаясь в ямы, наполненными маленькими волчатами. У которых глаза горели рубиново-красным светом. Мимо промчалась приличных размеров сова с действительно задранной челюстью. Мне стало смешно, и я тут же провалилась в яму. Волчата раскрыли пасти и вместо языков высунули колокольчики. От звона будильника я проснулась.
Зеркало не прибавило мне оптимизма. Волосы начали заметно отрастать, отчего голова производила впечатление плесневелого апельсина. От постоянного беспокойства нос заострился, а глаза казались огромными. Осмотрев зубы, я решила, что не все еще потеряно.
– Проснулась? – проревел Коловорот в надежде меня разбудить. – Проснулась, сам вижу. Сегодня – последний день твоей бестолковой жизни. Готовься к казни. Присутствие приговоренного обязательно. Одевайся теплее, на улице прохладно. Не хватало, чтобы ты вдобавок простыла.
Простудиться вдобавок к казни – это нечто.
– Это ты Карлосу мясо скормила? Зря. Он облевал весь газон. Ему свинину жрать нельзя. У него печень слабая.
Нет, определенно: что я ни сделаю из лучших побуждений – все во вред.
После завтрака, сдобренного приправой в виде инструкций, мы мирно отправились смотреть, как меня будут убивать. Режиссер, в отличие от меня, нисколько не нервничал. Заранее отрепетировав весь спектакль. Сколько понадобилось подготовительной работы, какие люди были задействованы и главное – кто она, эта бедная наркоманка? Которая с блеском сыграла последнюю роль в своей жизни? Голосом профессионального палача Коловорот утверждал, что девочка погибла накануне и по своей вине. Он так старался убедить меня в этом, что я ему не поверила.
Когда ее тело нелепо двигалось к земле, я сжалась в комок, упрятав лицо в колени.
– Смотри! – приказным тоном велел Коловорот.
Он желал моего внутреннего убеждения в завершении прошлой жизни. Ему хотелось пришибить меня этим кошмарным зрелищем.
