— Да нет, вовсе нет, — сказал он, не сумев скрыть дрожь в голосе. — Я только подумал…
— А, вот вы где сидите?
Мы не слышали, как подошла Кристина, поэтому она появилась в дверях контейнера совершенно неожиданно. В обеих руках у нее было по банке «Хейнекена».
Лицо шурина расплылось в широкой ухмылке.
— Я только подумал, не наступит ли время, когда придется чем-то отплатить, — сказал он так тихо, что Кристина не могла это услышать. — Услугой за услугу, хочу я сказать. Ведь так полагается в их среде? У них же ничего не делают даром?
* * *— Дядя Фред…
Я почувствовал, как Тамар дергает меня за пальцы.
— Пойдем, — сказала Тамар и с мягкой настойчивостью вытянула меня из-за хвойника.
Мимо шурина и невестки, мимо еще нескольких гостей, лица которых показались мне лишь отдаленно знакомыми, — наверное, приятели Кристины или те соседи, которых я не знал в лицо, — она провела меня через кухню к гостиной; остановившись у двери, она приложила пальчик к губам.
Я просунул голову в дверь и заглянул в комнату: у окна, за новым компьютерным столом, сидел Вилко, братишка Тамар, и глядел в монитор. Изображения на мониторе не было: я лишь накануне вечером перенес компьютер в нашу «новую» гостиную и еще не успел его подключить. Но Вилко, казалось, не испытывал никакого неудобства оттого, что компьютер не работал: он сидел на стуле, раскинув руки, и с помощью губ имитировал гул самолетных двигателей. Сделав несколько «кругов», самолет, судя по звукам и соответствующим жестам, рухнул. После этого Вилко ударил по каким-то клавишам неподключенной клавиатуры, и «полет» начался снова.
Я посмотрел на сестренку Вилко, которая все еще держала меня за руку. Состроив рожицу, она постучала себе по лбу указательным пальцем свободной руки. Я утвердительно кивнул, постучал по своему лбу, а потом присел перед ней на корточки.
— Твой братишка совсем помешался, — сказал я, размышляя о том, как, черт побери, у таких отвратительных, пустых родителей могли родиться и это милое существо, и «одаренный» урод.
— А как папа и мама? — спросил я.
Тамар пожала плечами:
— Да ничего.
Я тяжело вздохнул и головой указал в сторону гостиной, где в этот момент, судя по звукам, снова рухнул самолет.
— Если дома тебе станет невыносимо, ты всегда можешь пожить у нас. Места хватит.
Тамар испытующе посмотрела на меня своими большими черными глазами; я высвободил пальцы, за которые она по-прежнему крепко держалась, и ласково ущипнул ее за ручку.
— Я серьезно. Ты очень милая и умная девочка. И ты не заслуживаешь того, чтобы жить в одном доме с занудами и неудачниками.
— Госпожа Де Билде!
Я вскочил, потерял равновесие и сильно ударился спиной о стену коридорчика.
— Госпожа Де Билде! — прозвучало еще раз, но я пока не понимал, откуда доносятся звуки.
Голос показался мне смутно знакомым — высокий, мужской; точнее, голос мужчины, который пытается изображать женщину.
— Ха-ха-ха! — услышал я. Одновременно раздался стук по почтовому ящику. Посмотрев в ту сторону, я увидел, что через прорезь подглядывает кто-то очень знакомый.
— Что, испугался? — сказал Макс, все еще смеясь, когда я открыл ему дверь.
Рядом с ним стояла длинная Сильвия в белой футболке и джинсах; Ришард Х., оставшийся на тротуаре, занимался крышей «мерседеса».
— Господи, парень, ты словно привидение увидел!
Я усмехнулся и протянул руку.
— Проходите, — сказал я как можно сердечнее.
Несколькими неделями раньше я сообщил Максу о скором новоселье: было бы странно, если бы я этого не сделал. Но я никак не думал, что он примет мое приглашение, да еще и приведет с собой свиту. Сильвия подставила мне левую щеку для поцелуя, и в это время я почувствовал, как мимо меня в дом протискивается Шерон.
— Привет, милый, — сказала Сильвия.
Она, в свою очередь, поцеловала только воздух возле моих щек. Две девочки, Шерон и Тамар, секунду стояли неподвижно, разглядывая друг друга, а потом, как по команде, вместе бросились в сад. Макс был уже на кухне, когда Ришард Х. наконец тоже пожал мне руку.
— Привет, парень, — сказал он и подмигнул мне с огромной высоты.
— Стало очень мило, — крикнул Макс. — Я взял ее для советов по саду. — Он указал головой в сторону своей жены. — Какие растения сажать, какие — нет, такого рода вещи. Где твоя жена?
— Всем привет, — сказала Сильвия.
Она помахала рукой, посылая коллективное приветствие всем присутствующим в саду; коллективное — потому что и в самом деле все движение и все разговоры разом замерли, когда Макс и его жена вышли в сад. И, однако, все было не так, как на моем дне рождения: Сильвия, в джинсах и футболке, не выделялась на общем фоне, а Макс на этот раз тоже надел рубашку поло с короткими рукавами, хотя и черную; черными были и его брюки, и туфли.
Не имело никакого значения, что было на Сильвии в этот момент: среди всех женщин в саду она была не только самой высокой, но и самой красивой, если не сказать ослепительной.
Но у моих гостей едва ли была возможность перевести дух. Все случилось, когда в сад наконец вышел Ришард Х.
Он простоял у двери не дольше секунды, как вдруг из глубины сада, из угла, где сидели за столиком Давид и Натали, раздался громкий лай. Не могу припомнить, чтобы пес госпожи Де Билде когда-нибудь так быстро перебегал через лужайку: с рычаньем и лаем, высунув язык, с которого летели брызги слюны, он пересек лужайку по диагонали и ринулся прямо на нас. Точнее, на Ришарда Х. Я почувствовал, как меня бьет озноб: пришлось стиснуть челюсти — иначе я, наверное, застучал бы зубами. Ришард Х. сначала замер, а потом сделал то, чего никак нельзя было ожидать: опустился на одно колено и протянул руку к рычащему псу. Другую руку он сунул в карман пиджака и вытащил оттуда что-то, завернутое в белую салфетку.
Плут остановился совсем рядом с протянутой рукой. Он гавкнул еще несколько раз, а когда Ришард Х. развернул салфетку, склонил голову и взглядом, полным ожидания, уставился на содержимое.
— Вот, — сказал Ришард Х., вкладывая ему в пасть кусок ливерной колбасы.
Другой рукой он взял виляющего хвостом, громко чавкающего пса за ошейник и подтянул к себе.
— Что, вкусно?
Не оказывая никакого сопротивления, Плут позволил огромной ручище погладить себя по голове.
Всего минутой позже прерванные разговоры были продолжены. У стола с винными бутылками и закусками Макс взял меня за плечо и сказал мне в правое ухо:
— Вскоре нам надо будет кое-что обсудить.
В этот момент шурин устремил на меня многозначительный взгляд с противоположной стороны стола, сопроводив его медленным кивком своей пустой головы.
— Вообще-то, все очень просто, — сказал Макс, ловко наматывая тальятелле на ложку. — Надо только немножко сосредоточиться. Какой ответ: A, B, C или D? Выглядит глуповато, когда поймешь, что это нельзя сказать словами. Большинство ответов ты, наверное, и так знаешь, а если не знаешь — не беда. Надо просто не спускать глаз со смазливой мордашки нашего загорелого друга. Дернется у него левая бровь — ответ «А», правая — ответ «В». Ну ладно, вы, наверное, еще обговорите это друг с другом. Полагаю, он каждый раз делает все иначе, чтобы не бросалось в глаза. Я и без того сразу подумал о тебе, ведь у тебя уже есть собственные активные знания. Например, ты знаешь, какой мост в Северном полушарии самый длинный. Поднятые брови Эрика тебе не нужны. И не надо смотреть на его мерзкую рожу, если тебя от нее тошнит.
С этими словами Макс засунул тальятелле в рот, немножко пожевал и несколько раз склонил голову набок, как собака, которой не сразу удается разгрызть косточку.
— Черт побери! — сказал он.
Он поднес к губам салфетку и прижал ее так, будто собирался все в нее выплюнуть.
— Черт побери, как вкусно! Маэстро!
Макс помахал салфеткой хозяину, который держался в глубине ресторана, у бара, возле открытой кухни.
— Topico, маэстро!
Он поднял большой палец, на что хозяин ответил поднятым бокалом.
Когда мы пришли в «Маре нострум», все столики были заняты, но через полминуты, после разговоров и беготни официантов, один столик освободился: мы видели, как сидевшие за ним посетители с бокалами и тарелками, в окружении официантов, отправились на верхний этаж — на «пользующийся меньшим успехом» верхний этаж, как пояснил мне Макс, многозначительно подмигнув.
Уже за первой кружкой пива он без обиняков заговорил о своем «проектике», связанном с «Миллионером недели». Участники программы каждую неделю могли унести домой миллион гульденов, но дважды в год — под Рождество и незадолго до сезона летних отпусков — сумма повышалась до десяти миллионов.
