— По-моему, всё прошло замечательно.
Флетчер продолжал видеться с Джимми, который, благодаря своему отцу (как он сам признавался), получил работу в маленькой, но весьма уважаемой юридической фирме на Лексингтон-авеню. Джимми работал почти так же много, как Флетчер, но его отцовские обязанности, казалось, давали ему дополнительный стимул, который только усилился, когда Джоанна родила второго ребёнка. Вспоминая о разнице в их возрасте и в интеллекте, Флетчер диву давался, каким счастливым оказался их брак. Джимми и Джоанна просто боготворили друг друга, на зависть многим окружающим, некоторые из которых уже подали на развод. Когда Флетчер узнал, что у Джоанны родился второй ребёнок, он стал надеяться, что Энни вскоре последует её примеру: он так завидовал Джимми, что у него — сын. Он часто вспоминал о Гарри Роберте.
Из-за того что Флетчер так много работал, он почти не завёл новых друзей, кроме Логана Фицджеральда, который поступил в фирму «Александер, Дюпон и Белл» в один день с ним. Они часто за обедом сравнивали свои заметки и вместе выпивали перед тем, как Флетчер вечером уезжал домой. Вскоре высокий светловолосый ирландец был приглашён в Риджвуд встретиться с незамужними подругами Энни. Хотя Флетчер понимал, что они с Логаном — соперники, это не вредило их дружбе; напротив, это их ещё больше сблизило. У обоих за первый год были свои маленькие победы и неудачи, и, кажется, никто в фирме не высказывал предположения о том, кто из них двоих первым станет партнёром.
Как-то вечером за ужином Флетчер и Логан согласились друг с другом, что оба они стали полноправными сотрудниками фирмы. Через несколько недель появится новое пополнение практикантов, и Флетчер и Логан из «ломовых лошадей» превратятся в «годовичков». Они с интересом изучали биографические данные всех кандидатов, включённых в окончательный список.
— Что ты думаешь о кандидатах? — спросил Флетчер, пытаясь говорить начальственным тоном.
— Они — неплохие, — ответил Логан, заказывая Флетчеру его любимое светлое пиво, — за одним исключением. Что представляет собою этот парень из Стэнфорда? Понять не могу, как он попал в окончательный список.
— Говорят, он — племянник Билла Александера.
— Что ж, это — достаточная причина, чтобы включить его в окончательный список, но не для того, чтобы предложить ему работу. Так что я не думаю, что мы снова его увидим. Я даже не помню его фамилии.
* * *
У Моргана Нат оказался младшим в группе из трёх человек. Его непосредственным начальником был Стивен Гинзберг, двадцати восьми лет, а третьим — Адриан Кенрайт, который только что отметил свой двадцать шестой день рождения. Все трое управляли фондом на сумму более миллиона долларов.
Поскольку валютные биржи открываются в Токио, когда большинство цивилизованных американцев ложится в постель, и закрываются в Лос-Анджелесе, когда на востоке американского континента солнце уже скрылось за горизонтом, кто-то должен был днём и ночью следить за положением дел. Фактически Нату разрешили уйти с работы пораньше только один раз — когда Су Лин получала свою докторскую степень в Гарварде, и даже тогда он был вынужден уйти с банкета, чтобы принять срочный телефонный звонок и объяснить, почему падает итальянская лира.
— На следующей неделе в это время у них может появиться коммунистическое правительство, — сказал Нат, — так что начинайте переходить на швейцарские франки. И избавьтесь от песет и фунта стерлингов, потому что у испанцев и англичан — левые правительства, и они следующими окажутся под угрозой.
— А как насчёт германских марок?
— Держитесь за марки, потому что их курс останется ниже их реальной стоимости, пока стоит Берлинская стена.
Хотя у двух старших членов группы было больше финансового опыта, чем у Ната, и они так же много работали, оба признавали, что благодаря своим знаниям в политике он понимает рынок быстрее, чем кто-либо, с кем — или против кого — они когда-либо работали.
В день, когда все продали доллары и перешли на фунты, Нат сразу же продал фунты. В течение восьми дней казалось, что его банк потерял целое состояние, и коллеги обходили Ната стороной, пряча глаза. Через месяц семь других банков предложили ему работу со значительным повышением зарплаты. В конце года Нат получил премию в восемь тысяч долларов и решил, что пришла пора искать себе любовницу.
Он не сказал Су Лин о премии и о любовнице, так как ей только что повысили зарплату на девяносто долларов в месяц. Что же до любовницы, то он положил глаз на некую даму в витрине магазина на углу, мимо которого он каждый день проходил, идя на работу, и она всё ещё оставалась на том же углу, когда он шёл домой. Каждый день он всё внимательнее разглядывал эту женщину, купающуюся в ванне, и в конце концов решил справиться, сколько она стоит.
— Шесть тысяч пятьсот долларов, — сообщил владелец галереи, — и я могу сказать, сэр, что вы сделали хороший выбор, потому что это — не только замечательная картина, но и выгодное капиталовложение.
Нат быстро понял, что торговцы произведениями искусства — это всего лишь продавцы автомобилей, одетые в дорогие костюмы.
— Боннара очень недооценивают по сравнению с его современниками Ренуаром, Моне и Матиссом,[46] — продолжал владелец галереи, — и я предвижу, что цены на него в ближайшее время вырастут.
Ната не интересовали цены на Боннара, потому что он был любовник, а не сутенёр.
* * *
В этот вечер другая его любовница позвонила ему и сообщила, что она ложится в больницу. Он попросил человека в Гонконге подождать у телефона.
— Почему? — спросил он серьёзно.
— Потому что я хочу родить твоего ребёнка, — ответила его жена.
— Но ведь он должен родиться только в следующем месяце.
— Ему никто об этом не сообщил, — сказала Су Лин.
— Я сейчас еду к тебе, мой цветочек, — заторопился Нат, опуская обе трубки.
* * *
Когда ночью Нат вернулся из больницы, он позвонил своей матери и сообщил ей, что у неё родился внук.
— Отличная новость! — воскликнула она. — Как ты его назовёшь?
— Льюк, — ответил Нат.
— А что ты подаришь Су Лин на память об этом событии?
Он мгновение колебался, а потом сказал:
— Женщину в ванне.
Через несколько дней Нат сговорился с владельцем галереи на сумме в пять тысяч семьсот пятьдесят долларов, и Боннар был переправлен из галереи в его квартиру.
— Ты испытываешь к ней влечение? — спросила Су Лин, вернувшись из больницы вместе с маленьким Льюком.
— Нет. Я вообще-то предпочитаю худых женщин.
Су Лин встала, внимательно осмотрела подарок и высказала своё мнение:
— Она совершенно великолепна. Спасибо.
Нат был обрадован тем, что его жена оценила картину так же, как и он, а заодно и тем, что она не спросила, сколько эта дама стоит.
То, что началось как причуда во время поездки от Рима до Венеции и Флоренции вместе с Томом, быстро превратилось в настоящую страсть, от которой Нат не мог избавиться. Каждый раз, получив премию, он отправлялся на поиски новых картин. Его суждения о живописи оказались правильными, потому что он продолжал собирать импрессионистов, которые ему были по карману — Виллара, Писарро, Камуана и Сислея, — и вскоре обнаружил, что они растут в цене так же быстро, как финансовые капиталовложения, которые он подбирал для своих клиентов на Уолл-стрит.
Су Лин с удовольствием наблюдала за ростом их коллекции. Она не интересовалась, сколько Нат платит за своих любовниц, и ещё меньше — тем, как они растут в цене. Возможно, потому что в двадцатипятилетнем возрасте она стала самым молодым доцентом в истории Колумбийского университета и за год зарабатывала меньше, чем Нат за неделю.
Она больше не напоминала ему, что это отвратительно.
* * *
Флетчер хорошо помнил этот случай.
Матт Канлифф попросил его доставить какой-то документ для подписи в контору компании «Хиггс и Данлоп».
— Обычно я поручаю такое дело среднему юридическому персоналу, — объяснил Матт. — Но мистеру Александеру потребовалось больше месяца, чтобы договориться об условиях, и он не хочет, чтобы в последний момент возникли какие-нибудь заковыки, которые дадут им ещё один предлог, чтобы не подписать.
Флетчер рассчитывал вернуться через полчаса, потому что ему нужно было только получить четыре подписи под соглашением и завизировать эти подписи. Однако когда Флетчер вернулся через два часа и сообщил своему боссу, что документы не были ни подписаны, ни завизированы, Матт положил перо и посмотрел на Флетчера в ожидании объяснения.
Когда Флетчер прибыл в контору «Хиггса и Данлопа», его заставили ждать в приёмной, сказав, что партнёр, который должен подписать документ, ещё не вернулся с обеда. Флетчер удивился, потому что именно этот партнёр — мистер Хиггс — назначил ему встречу на час дня, и Флетчер пропустил свой собственный обед, чтобы не опоздать.
