Люк молчал целую вечность.
Я слушала, как лаяла пара собак и смеялась девочка, которую подталкивали сильные порывы ветра, и удивлялась, как может продолжаться повседневная жизнь со всеми ее пустяковыми мелочами, когда земля носит таких людей, как Женевьева.
— Я распечатала это со своего компьютера вчера вечером, — сказала я.
— Может быть, это не имеет к ней никакого отношения, — пробормотал он наконец.
— Еще одно дурацкое совпадение, — презрительно ответила я.
— Она бы не поехала на другой конец страны чтобы сделать что-то такое.
— Но мы же поехали. Мы отправились в другой конец страны, чтобы узнать о ее прошлом. И как-то подозрительно, что ее преследуют подобные события.
Даже Люк, казалось, был выбит из колеи последней новостью.
— Но все же в порядке. Я имею в виду, все, конечно, ужасно, но они все смогли выбраться.
Я почти беззвучно прошептала.
— Только благодаря старой кованой пожарной лестнице с верхнего этажа. Если бы дом был меньше… — Я поежилась, вспоминая, что нижний этаж был полностью из сухого дерева, а лестница обвалилась. Сколько раз я поднималась по ней в своих снах.
— Если это была Женевьева, Кэт, тогда она просто сводит старые счеты, и это никак не связано с тем, что мы пытались разговаривать со священником и его женой.
Я не могла поверить в то, что Люк может быть настолько слеп, и подумала, что он просто не хочет пугать меня.
— Она попросила Мерлина показать мне эту заметку с ноутбука и даже озаглавила ее «только для Кэти».
— Это отвратительно, — разозлившись, ответил он.
— Она не оставит нас в покое, — настаивала я. — Она знает, что мы… я собираюсь сделать. Она всегда знает.
Я заметила, что чем больше я нервничаю, тем спокойнее становится Люк.
— Ты просто расстроена и напугана, и возможно, принимаешь все слишком близко к сердцу.
Я уперла руки в бока.
— Почему именно ты это говоришь?
— Я знаю, что тебя тянет ко всяким необъяснимым вещам, — осторожно начал он. — Но у всего есть логичное объяснение. Я не могу поверить в существование телепатической связи между вами двумя.
— Она становится слишком опасной, Люк.
— Вот почему ты так спешила домой вчера? — спросил он.
Я сдула непослушную прядь волос с лица.
— Я была в шоке… переживала, что никто не может быть в полной безопасности от нее.
— Мы должны съездить к священнику, — предложил Люк. — Поговорить с его женой и убедить ее обратиться в полицию.
Я яростно затрясла головой.
— Она не пойдет на это. Это ясно из статьи. Она списала это происшествие на шутников с фейерверками, шутку, вышедшую из-под контроля. «Я не держу на них зла», — заявила она, как бы говоря Женевьеве, что никогда не разоблачит ее.
— Это какая-то бессмыслица.
— Она знает, на что способна Женевьева, — возразила я. — И верит, что она и правда заключает в себе зло и потому не может жить в освященном месте.
Люк с негодованием посмотрел на меня.
Я глубоко вздохнула, поняв, что больше не могу держать это в себе.
— Я знаю, что ты приверженец логики и ненавидишь предрассудки и магию, но Женевьева не такая, как мы. В ней есть что-то, что заставляет ее оказываться чужой среди остальных людей.
— Она может быть социопаткой, — ответил Люк. — Абсолютно аморальной, бессовестной, но из нашего мира, целиком и полностью.
Люк смотрел вдаль, и мне пришлось сопротивляться желанию прижаться к нему, чтобы спрятаться от ветра. Увидев нашу фотографию, я больше задумывалась о том, как веду себя с ним и как мы выглядим со стороны. Чай из автомата отдавал пластмассой и кипятком, но я храбро продолжала потягивать его.
— Я вчера виделась с Мерлином. Все было так странно.
— Правда?
— Да, практически так же, как когда мы еще были вместе.
— И тебе не захотелось все вернуть?
Мой капюшон упал с головы, и Люк натянул его снова, подтянул завязки и заправил внутрь мои выбившиеся волосы.
— Мне кажется, с тобой сейчас происходит очень много всего, Кэт.
— Понимаешь, раньше он был парнем моей мечты. Я думала, такой ни за что даже не посмотрит на меня, а когда он это сделал, все стало казаться потрясающим.
— Может быть, это была идея о нем, по которой ты сходила с ума, а не он сам, — ответил Люк со странной улыбкой.
Я была поражена, насколько Люк оказался проницательным. Странно, но я сама пришла к такому же заключению. Я попыталась объяснить это с озадаченной гримасой.
— Когда я впервые отправилась в дом Мерлина, над ним была потрясающая радуга, и даже зная, что я никогда ее не достану, я попыталась. Встречаться с Мерлином оказалось похоже на это.
Люк откашлялся, слегка смущенный.
— Тебе, наверное, тяжело поверить в то, что сейчас говорят другие, но когда все это закончится…
— Мы никогда не сможем вернуть того, что было, — твердо ответила я.
— Кэт, никогда не говори никогда.
Я стала стучать кроссовками по ограде, пытаясь стряхнуть налипший песок, а Люк предложил перекусить. Я вежливо покачала головой, не желая подробно останавливаться на моем отвращении к мясу, и смотрела, как Люк ел хотдог со всеми возможными добавками, которые удваивали во время завтрака.
— А что у тебя с Лаурой? Вы так давно вместе, целых три года.
Он не отвечал, и я заволновалась, не слишком ли это личный вопрос, но тут он поднял глаза на чаек, которые летали стаей над нашими головами в поисках объедков.
— Мне с ней так удобно.
— Как с парой разношенных ботинок, — пошутила я.
Люк улыбнулся, но в этот момент показался мне ужасно грустным. Он нескоро заговорил снова.
— Мне кажется, у нас ничего не выйдет. Мы хотим настолько разных вещей. Лаура выдвинула мне что-то вроде ультиматума.
— Мне так жаль…
Я затихла, не зная, что еще сказать, но больше пораженная тем, что рада этой новости. Я не знала почему, ведь я не испытываю никаких чувств к Люку. Я не могу к нему ничего испытывать.
— Все в порядке, — легко ответил он. — Мы изменились, такое случается.
Я сжала его руку, и мы стали смотреть на неспокойную воду, борющуюся с деревянными брусьями морского заграждения. Глядя на мутную воду покрытую желтоватой пеной, я почувствовала, как по моей спине колючками спускается страх, предчувствие какого-то происшествия.
— Мне кажется, будто я проваливаюсь в бездну, — без вступлений сказала я. — И Женевьева со мной, но она не хочет спастись, а хочет только, чтобы я ушла с ней.
Люк сунул руки глубже в карманы.
— Сны — это просто проекции наших подсознательных страхов…
Неожиданно начался дождь, и нам пришлось, задыхаясь, бежать к машине. Люк включил дворники, и некоторое время мы молча наблюдали восхитительную картину: ревущее волнами море во всей своей мощи и неразличимый горизонт, сотканный из серого тумана над водой и бескрайнего неба.
— Все это слишком далеко зашло, — сказала я с необычной для себя непреклонностью. — Поджог здания меняет все. Я должна попытаться остановить Женевьеву. Покончить с этой чертовщиной раз и навсегда.
Люк удивленно поднял брови и выжидательно уставился на меня.
— Звучит очень решительно.
Я с суровым видом кивнула.
— Я слишком долго это откладывала. Теперь я точно знаю, что должна делать дальше.
— Мам?
Она слонялась по дому в пижаме. Я обманывала себя, что ей становится лучше, доказательства обратного смотрели мне прямо в лицо: ввалившиеся глаза, новые морщины от переживаний, появившиеся за ночь, и беспокойный взгляд. Она была вся на нервах, и малейший шум заставлял ее подпрыгивать на месте.
— Мама, нам надо поговорить. Ты должна объяснить мне, в чем дело.
Две нетронутые чашки кофе остывали на столе, а мы вдвоем сидели у огня. На улице завывал ветер, и по окнам хлестал проливной дождь. Я была слегка раздражительна от нетерпения, хотя знала, что не стоит торопить ее. Она никак не могла собраться с духом и начать, и я испугалась, что она может передумать, но в конце концов она глубоко вздохнула.
— Когда ты родилась, я жила под Йорком.
Я не должна была знать этого, поэтому постаралась выглядеть как можно более удивленной.
— Ты хочешь сказать, что я родилась не здесь?
— Нет… Я была еще студенткой, когда забеременела, и скрывала это ото всех так долго, как могла. Я не рассказывала тебе, потому что… не была уверена.
Мама с тоской посмотрела на меня, и мне стало интересно, помнит ли она моего отца, о котором никогда ничего не рассказывала.
— Почему ты скрывала свою беременность?
Она сжала кулаки так, что костяшки пальцев побелели.
— Родители… Бабушка и дедушка были достаточно строгими, и они так радовались, когда я поступила в университет, я не могла их подводить.
