Рихард еще бежал, даже не чувствуя боли, не понимая, что ранен… Он свернул в переулок, бросился в ворота первого попавшегося двора и вдруг ощутил, что летит вниз… Секунды спустя он понял, что упал в какой-то открытый люк, в канализационный колодец или в подвал.
Рихард пошевелил пальцами, и ему показалось, что он опустил их в лужу… Да, это была постепенно увеличивающаяся лужа его собственной крови. Он видел какие-то трубы, тянувшиеся по стенам подвала. Он чувствовал, как жизнь с каждой минутой покидает его.
…И тогда появились крысы. Сначала одна, потом другая. В подвале был полумрак, рассеянный свет едва проникал сюда через открытый люк. Полицейские свистки и сирена постепенно затихали и наконец смолкли. Наступила тишина. Крысы несколько осмелели. Одна из них сделала несколько коротких прыжков туда, где лежал в луже крови Рихард. Вторая, видимо, заметив, что человек лежит неподвижно и никак не реагирует на приближение ее более смелой подруги, тоже осторожно продвинулась вперед.
Не показались ли они Рихарду нюрнбергскими призраками? Ведь отец часто рассказывал ему, как скрывался в нюрнбергских подвалах и как почти вплотную к нему приближались голодные крысы.
Но Рихард ничего этого не видел и ничего не чувствовал. Он был мертв.
Ему не суждено будет узнать, что национал-демократическая партия, ради победы которой он был готов убивать, взрывать, душить, потерпит провал на сентябрьских выборах, что воля большинства народа ФРГ заставит новое правительство заключить мирные договоры не только с Москвой, но и с Польшей, и Чехословакией, что пройдет немного лет и студеные морозы "холодной войны" по инициативе Советского Союза и других социалистических стран сменятся периодом разрядки..
Ничего этого и многого другого Рихарду не суждено было узнать. У него уже давно была изуродована душа, а теперь убита и плоть…
Лишь через несколько дней дворники случайно обнаружили его уже разлагающийся труп…
(C) «Роман-газета», 1990.
Михаил Синельников
ОТКУДА ПРИХОДЯТ ПРИЗРАКИ
Вот сообщения из газет начала нынешнего, 1990 года:
…Баварская полиция арестовала главаря одной из неонацистских организаций ФРГ — «Вольфшанце» ("Волчье логово"). Созданная недавно, она получила свое название в память о резиденции Гитлера, находившейся во время войны в Восточной Пруссии. При обыске штаб-квартиры организации конфисковано большое количество огнестрельного и холодного оружия, литература, пропагандирующая насилие.
Широкие круги общественности ГДР встревожились внезапной, резкой активизацией здесь неонацистских проявлений. Впервые за все годы существования памятника советскому воину-освободителю в берлинском Трептов-парке он был осквернен. На постаменте, на надгробиях солдатских могил намалеваны лозунги, восхваляющие Гитлера и порочащие Советский Союз, призывающие к восстановлению германского рейхи в границах 1937 года и расправе над инакомыслящими, прежде всего коммунистами, над «неарийцами», иностранцами. Полиция, прокуратура, представители правительства ГДР заявили о необходимости "решительного отпора правоэкстремистской, неофашистской опасности".
Вспышка неонацизма, сопровождающая процессы стремительных политических изменений на востоке Германии, — новое явление европейской жизни. По мнению ряда наблюдателей, настроения такого рода, в частности, среди молодежи, вызревали в ГДР давно, но прежнее руководство старалось не придавать им значения, дабы не портить внушительный фасад государственного благополучия.
Итак, идеология неонацизма давала о себе знать не только в ФРГ, что всегда было известно, но и в ГДР, где такое явление казалось немыслимым. Нацистская опасность жива. Она питается своекорыстной игрой политических сил. Жизненно необходимо помнить об этой опасности, ни в коем случае не преуменьшать ее, считать противостояние ей необходимым условием демократического устройства общества.
В сущности, к этому и призывает, об этом и написан роман Александра Чаковского "Нюрнбергские призраки".
Рассказывая во второй книге романа короткую ы кровавую историю деяний Рихарда Альбига, молодого "патриота рейха", воспитывавшегося в немецкой эмигрантской колонии в Аргентине и приехавшего в ФРГ, писатель особо подчеркивает такую черту персонажа, как фанатизм, бездумное, лишенное сомнений и колебаний следование постулатам о превосходстве арийской расы, об особой роли Германии в мировом порядке.
Впечатляющий образ нациста-фанатика был в свое время создан А. Чаковским в известном романе «Блокада»: эсэсовский танкист, майор Данвиц, храбро сражающийся на восточном фронте, искренне убежден, что является хранителем "арийской чести", продолжателем подвигов легендарного Зигфрида. «Честь» не мешает ему зверствовать на русской земле, напротив, вроде бы и оправдывает карательные акции против «недочеловеков», смеющих быть недовольными варварским нашествием.
Сродни Данвицу — Адальберт Хессенштайн, он же Хорст Альбиг, отец Рихарда. Это — центральный персонаж первой книги "Нюрнбергских призраков" (также изданной "Роман-газетой"). Действие в ней происходило в Берлине и Нюрнберге в первые месяцы после Победы, бригаденфюрер СС Хессенштайн показан был в положении, когда он вынужден скрываться от возмездия, изменить не только имя, но и внешность…
Примечательно, однако: Хессенштайн не просто стремился выжить, уцелеть в бурном водовороте событий. Он жаждал по-прежнему служить нацистской доктрине, готовить реванш, сполна отплатить врагам рейха — разумеется, красным раньше всего. Хессенштайн поначалу даже отвергал предложение об эмиграции в Южную Америку: оно казалось ему чуть ли не изменой. И еще красноречивая деталь: следя за процессом в Нюрнберге (он составляет как бы фон событий первой книги), Хессенштайн испытывает недовольство, даже негодование по поводу недостаточной «твердости» подсудимых, совсем недавних своих кумиров.
Герой первой книги романа показан частицей страшного механизма — частицей как бы саморегулирующейся, самонаводящейся, способной к действию и тогда, когда общий механизм обветшал, пришел в негодность. Автоматизм мышления и действий Хессенштайна имеет солидную основу, он приобретен, когда бригаденфюрер исполнял свои обязанности в системе управления концлагерями: "Смерть десятков тысяч людей была для него канцелярской работой", "материя смерти" казалась "бестелесной"…
Острые характеристики Хессенштайна возникали и там, где было показано, как этот дистиллированный, чистопородный наци неожиданно для себя попадает в цепкие руки американской разведки, в руки «плутократов», с которыми так жаждал бороться. Ставя персонаж в любопытные психологические ситуации, А. Чаковский одновременно напоминал о сложной пестроте послевоенной политической реальности, когда влиятельные круги на Западе, преследуя долговременные цели классовой конфронтации, не брезговали союзниками типа Хессенштайна, исподволь подпитывали их активность.
Во второй книге, действие которой происходит четверть века спустя, в 1969 году, тоже, как мы видим, возникает мотив близкой связи внешне, казалось бы, совсем не близких сил. Респектабельный американец Арчибальд Гамильтон весьма хорошо знаком с неонацистским провокатором-боевиком Клаусом, осведомлен о деятельности крайне правой национал-демократической партии, благосклонен к перспективе прихода ее к власти.
Что же касается Рихарда, сына Хессенштайна, то ему суждено столкнуться с пестротой действительности в форме еще более резкой. Девушка, которую он полюбил, оказывается человеком левых убеждений, из тех самых «красных», которых Рихарда выучили люто ненавидеть. Разрушается, что уж совсем невыносимо, и незыблемая, стройная вера в немецкую «истинность», чистоту крови, когда Гамильтон открывает Рихарду тайну его рождения.
Программные, а лучше сказать, запрограммированные цели продолжают оставаться для Рихарда в силе. Он участвует в бандитских акциях, организуемых Клаусом и другими молодчиками, да еще старается преуспеть. Он с восторгом воспринимает разглагольствования насчет необходимости "пробудить в сердцах немцев стыд за проигранную войну, за потерянные земли", посрамить "предателей, жидомасонов". Политическим невзгодам и сложностям, уверен Рихард, придет конец, если "десятки тысяч людей возьмут в руки пистолеты и дубинки…".
И все же червь сомнения, так уж суждено было случиться, заползает в душу молодого неонациста. С одной стороны, он, вдруг оказавшийся сыном Гамильтона, американца, а значит, человека неясного происхождения, нервно размышляет, какими новыми смелыми акциями можно "смыть позор своего рождения", вновь возвыситься в собственных глазах. А одновременно Рихард с отчаянием думает, что не случайно он проявил неточность в исполнении приказа, не случайно и увлекся Гердой: сказывается презренная кровь "метиса"…
