Игумнов вполне профессионально исследовал подарок, отмечая, что и как пойдет в дело по рождавшемуся в его голове сценарию.
Попутно он попытался исследовать мое тело, по крайней мере, коленки и верхнюю половину. Я деликатно уклонилась: во-первых, не забыта была еще вчерашняя обида, и во-вторых, когда заходила к Игумнову в номер, мне вслед смотрел Бориска. И этим взглядом испортил все флиртовое настроение. А так я бы тоже не прочь чуть-чуть продвинуть вперед наши с Игорьком отношения. Без лишней спешки, конечно.
После обеда – гораздо менее вкусного, чем в незабвенной «Столовой № 1», – обсуждение продолжилось.
Игорь заснял рассказ Лены, мамы больной девочки. Она в конце заплакала. У меня, если честно, тоже глаза были на мокром месте.
Когда у ребенка начались боли, какие только диагнозы ей не ставили местные педиатры. В итоге, исследовав Маргаритку на современном оборудовании в Москве, в историю болезни сразу вписали четвертую, почти смертельную стадию.
Если бы нужная техника была в области, рак не успел бы зайти так далеко. Да и сейчас на обследования они мотаются в Москву, хотя девочке крайне противопоказаны и лишние нагрузки, и лишнее общение.
Закончив съемки, мужчины и моя мама продолжали разговаривать уже не для камеры.
Я застала только конец разговора.
– Да надоело бояться! – резко бросил пожилой. – Убивать нас вряд ли будут. А выгонят – жить станет непросто, но с голоду не умрем.
– Затраты на компенсацию ваших рисков изначально заложены в проект. – Это уже моя мама сказала.
– Спасибо, конечно, – поблагодарил дядька, но видно было, что поверил не до конца. Тем ценнее его готовность к жертвам. Это не Ефим Аркадьевич, который тоже, видать, человек рисковый, но – за вполне определенные суммы.
Хотя зря я гоню на Береславского. Если б не его страсть к деньгам, маме моей пришлось бы туго.
И тут меня осенило: а может, кроме страсти к деньгам, у препода есть еще и немножко страсти к моей маме?
Я стала раздумывать на эту тему, и пазл сложился: совсем недавно, приехав на нашу дачу, я застала Надежду Владимировну, как бы это сказать помягче, слегка возбужденной. И глазки даже посверкивали, чего давно за ней не замечаю.
А по дороге мне показалось, что видела зеленый «Ягуар» Береславского и даже его лысо-хищный очкастый профиль. А «Ягуары» возле нашей непрестижной дачи мелькают нечасто.
Короче, теперь я просто уверена, что профессор обольстил мою несчастную маму. Или она его.
Ну и отлично, она же на сто процентов женщина, а запирает себя в своем рабочем кабинете, как в сексуальном гробу.
Но тогда почему рядом с ней явно влюбленный Ванечка Борщев? И почему Надежда Владимировна смотрит на него – Ванечка действительно классный мужик – с большим одобрением? Номера у них разные, но тоже постоянно сидят друг у друга в гостях.
Да и Ефим Аркадьевич приехал с женой, вполне, кстати, достойной дамой.
Черт, пазл распался.
Ну его на фиг.
Пусть мамочка делает что хочет: с Борщевым, с Береславским, с обоими вместе, прости меня господи, лишь бы ей было хорошо.
Потом областные заговорщики уехали, а мы еще на денек остались. Мама с Береславским и двумя ноутбуками осмысливали ситуацию в холле, остальные тратили время в соответствии со своими пристрастиями.
Мы, например, с Игорьком сразу навострили лыжи. В прямом смысле слова.
Бориска тоже захотел с нами. Я внутренне была против, но отказать не смогла. Хотя и брать с собой – немногим лучше.
Игорек катался мастерски. Он и был мастером спорта по беговым лыжам.
Я мастером спорта не была, но мамочка поставила меня и на лыжи, и на коньки, по-моему, в первую же зиму моей жизни.
А Бориска ездил, как… В общем, если поросенка поставить на лыжи, он будет ездить как Бориска.
Он падал, спускаясь с любой горки, а гаденыш Игорек, прокладывавший маршрут, выбирал самые крутые в окрестности. Это было неспортивно, и наконец жалость к побежденному пересилила. Я в очередной раз помогла Бориске подняться со снега и собрать его раскиданные шмотки, после чего развернула лыжи к дому.
Игумнов же решил продолжить прогулку. В одиночестве.
Неожиданно.
Ну да черт с ним! Еще за мной побегает.
И мы с моим верным Савченко, в его нелепом старинном синем костюме, неспешным шагом затрусили к дому.
Я обернулась – Игорек от нас стремительно удалялся. Вся его ладная фигура работала синхронно с лыжами, и казалось, что его тащит какой-то невидимый мотор. Костюмчик на нем тоже, как говорится, сидел.
Ну и ладно.
Я пропустила Бориску вперед, чтоб не доставлять ему лишних страданий, и мы поплелись в пансионат.
После невкусного, но сытного обеда я немного поспала, а потом пошла с Бориской играть в настольный хоккей. Мой рыжий друг неожиданно повел себя крайне неспортивно, обыграв меня шесть раз подряд. Я была в ярости. Вот Игумнов этого бы не допустил, уступил бы даме.
А еще Борька ни разу не попытался меня обнять или, как говорят наши продвинутые девочки, полапать. Только глядит на меня своими маленькими печальными глазками, и никаких действий. Может, он замаскированный сексуальный монстр и я теряю свое нереальное женское счастье?
Уже смешно.
А потом мы уехали в город. Нельзя же съездить в Псков и не побывать в нем.
Сначала полазили у памятника героям Ледового побоища. Памятник – огромный, женщина-экскурсовод, которую нанял Ефим на свободное седьмое место в автобусе, пыталась даже что-то рассказать нам про далекую историю. Однако ветер в открытом поле был такой, что мы – кто раньше, кто позже – предпочли вернуться в мультивэн.
Лично я – раньше.
Город мне не понравился, хотя наш профессор, его жена и моя мамочка были в полном восторге. Они долго бродили по продуваемому всеми ветрами местному кремлю в сопровождении экскурсоводши, которая также оказалась фанатичкой. Не отставали от любителей истории и обмороженных носов Ванечка Борщев, что естественно, и, как ни странно, мой главный воздыхатель Борис Савченко.
Я удивилась, но в некотором смысле ситуация стала более простой. Мы с Игумновым пошли в киношку, причем он избавился от надоедливого соперника, а я – от угрызений совести. И в темном зале позволила его настырным рукам немножко больше, чем раньше.
Мне не было неприятно. Но я ожидала чего-то большего. Неужели рыжий образ неразлучного друга будет отравлять мою сексуальную жизнь вечно?
Уехали домой на следующее утро.
Поехали через трассу Москва – Санкт-Петербург. Не думаю, что из страха перед поверженными Береславским врагами. Скорее потому, что, как говорит мой препод, он не любит возвращаться по своим следам.
Где-то я это уже читала. Не в учебнике ли зоологии? Про жизнь волков.
По дороге осмотрели озеро Ильмень. Ефим Аркадьевич сказал – самое большое в Европе. Не впечатлило абсолютно. Может, потому, что зимой. Заснеженная огромная равнина. Ничего интересного.
Да, еще колесо пробили, за этим озером, на подъезде к Старой Руссе. Ну, там все читалось по глазам.
Ефим давал советы.
Игумнов провел незапланированную фотосессию.
А Ванечка и Борис аккуратно – пусть и не слишком быстро – поставили запаску.
Вообще, половину обратной дороги я проспала. Сказывалась прошлая усталость и волнения. Последний раз проснулась уже перед домом.
В салоне присутствовали все, кроме Игумнова – он вышел раньше. Теперь же все приехали, кроме Береславского и его жены. Ванечка подхватил наши нехитрые пожитки, Береславский дал газ, и ставший немножко родным автобусик уехал прочь.
А мы вдруг оказались в подъезде, одни с Бориской.
И тут он меня удивил.
Нет, он не схватил меня за грудь или за что-нибудь еще. Он спокойно и веско мне сказал:
– Эти все – временные. Я – постоянный.
И поцеловал меня в губы. Правда, не французским поцелуем.
Но все равно: я задумалась.
Глава 21
Игумнов и Вичка
20 декабря 2010 года. Москва
Игорь прекрасно понимал, какие возможности для него вдруг открылись. Он не считал их случайностью: всю жизнь Игумнов целенаправленно шел к тому, чтобы когда-нибудь подобная случайность состоялась.
Однако пока что можно говорить только о выпавшем шансе. Перевести уникальный шанс в уникальный результат – его главная насущная задача.
А еще ему нравилось, что преддверие большого будущего было так или иначе связано с Вичкой.
Он отдавал себе отчет: раньше таких чувств к девушкам не испытывал никогда. Крутой мачо Игумнов просто брал девиц на абордаж, а те не очень-то и сопротивлялись.
С Вичкой же все было иначе.
Она была нужна ему необычно: Игорю, пожалуй, впервые в жизни захотелось поработать не на одного себя.
Во взаимности он тоже почти не сомневался. Причем в серьезно обоснованной. Потому что любую человеческую самку – а тем более такую неглупую девушку, как Семенова-младшая, – привлекают не только внешние данные кавалера, но и его мозги, которые должны обеспечивать будущее их детей.
