Я отвела взгляд от Эмика и заставила себя сосредоточиться на процедуре. Дэвик как раз в этот момент обращался ко мне с просьбой что-то там подписать. Словно в полусне, двигаясь как робот, я подошла к Дэвику, поставила закорючку на нескольких документах и так же роботообразно вернулась на свое место.
Я старалась больше не смотреть в сторону Эмика. А зачем? Круговорот мыслей вертелся в моей голове, не давая сосредоточиться на какой-то одной конкретной мысли. Но общий смысл был примерно таким: «Если бы он меня действительно любил, то нашел бы способ сейчас ко мне подойти. Даже если до этого он не мог никак меня найти. Допускаю, что это было сложно. Я поменяла номер телефона. Я уехала в другую страну. И еще множество всяких препятствий я нагромоздила, чтобы, как я думала, никогда больше не встречаться с этим человеком. И сделать все для того, чтобы и он не мог встретиться со мной. Никогда». Предательские слезы стали наворачиваться на мои глаза.
Мне пришлось до боли стиснуть зубы, чтобы не разрыдаться здесь, как последней дуре. Мысли, все о том же, никак не хотели отпускать мою бедную голову: «Вот он стоит, в четырех шагах от меня. Стоит и просто смотрит, не делая даже попытки подойти ко мне».
Нет, это было невыносимо!
— Скажите, а мое присутствие здесь сейчас обязательно? Я же все подписала, — мой голос был полной неожиданностью даже для меня самой. Дэвик, запнувшись на полуслове, оторвался от провозглашения своей «тронной» речи, его очки поползли наверх вместе с его взглядом, и он воззрился на меня, недоумевая, как я могла прервать его в такой торжественный момент. Защелкали фотоаппараты, киношная братия навела на меня свои хоботоподобные объективы, и я показалась сама себе жуком, которого булавкой прикололи к картонке и теперь беззастенчиво разглядывают со всех сторон. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь заметил мою минутную слабость! Я выпрямилась на стуле и теперь сидела с каменным взглядом, гордо подняв подбородок. Точь-в-точь Снежная королева!
Дэвик быстро сориентировался в ситуации. Как настоящий профессионал, он смекнул, в чем дело, и сладеньким голосом, расплывшись улыбкой чеширского кота перед банкой сметаны, сказал:
— Само собой разумеется. Если вы сочтете необходимым уже нас покинуть, то вы можете воспользоваться своим правом. Все остальные формальности мы можем закончить без вас, дорогая Зинаида Иосифовна.
И Дэвик склонился передо мной в учтивом поклоне. Я бы даже сказала, нижайше-учтивом поклоне — так низко склонился передо мной его затылок. Олег, который стоял практически рядом с Эмиком — я только сейчас его заметила, — странный какой-то день — все рядом, а я ни черта не замечаю! — предусмотрительно открыл передо мной дверь, и я, пулей пролетев мимо Эмика, выскочила на улицу. Олег, для которого я теперь была не только его клиенткой, но и новым работодателем — условия его работы на меня мы обсудили как раз накануне ночью, — распахнул передо мной дверь моего бронированного автомобиля. Я, плюхнувшись на мягкий плюшевый диван, вдруг закрыла лицо руками и расплакалась. Ну почему, почему он ко мне не подошел? Предательские слезы катились у меня из глаз. Лучше бы я его вообще не видела!
Олег молча вел машину, ни о чем меня не спрашивая. Я похлюпала носом еще минут пятнадцать, а потом, осознав, наконец, что все позади, и я теперь могу делать в этой жизни все, что мне заблагорассудится, немного успокоилась и спросила Олега:
— А куда мы едем?
— Просто катаемся, — коротко ответил он, — вам же надо побыть одной. Вот мы и катаемся. Но если есть какие-нибудь желания, то их стоит озвучить, — и Олег слегка обернулся ко мне, продолжая следить за дорогой.
Желания? Я чуть снова не расплакалась. Желания-то есть. Только они совершенно невыполнимы.
— Давай где-нибудь поедим, — тихо сказала я, чтобы хоть как-то оправдать его надежды. Олег молча кивнул, и мы поехали к одному из моих любимых загородных ресторанчиков.
Уютный плетень, которым были огорожены вынесенные на солнечную полянку столики, был тем недостающим фактором, который мне сейчас был необходим, как воздух. Надо было хоть за что-то зацепиться мыслью. И плетень подходил для этого как нельзя больше. Он был каким-то домашним, непритязательным и неискусственным. Последнее обстоятельство и было решающим. Мне надоели искусственные улыбки, искусственные взгляды. Я была сыта фальшью по горло. Но мои ожидания оправдались здесь только наполовину. Как говорится, слухи бегут впереди тебя семимильными шагами. Еще никогда метрдотель с такой скоростью не подскакивал к дверце моей машины. «Уже пронюхали, — недовольная мысль шевельнулась у меня в голове. — Это, наверное, телевизионщики уже растрепали все о наследстве века. Конечно, не каждый день молодые особы наследуют такие состояния! — Я посмотрела на метрдотеля с плохо скрываемой ненавистью, и тут же устыдилась самой себя. — Но он-то не виноват, что у меня на душе помойка», — я постаралась состроить на лице гримаску, которая хотя бы отдаленно напоминала улыбку. Несчастный метрдотель действительно не был виноват в моих горестях! Он, беспрерывно кланяясь и замирая от восторга, проводил меня к лучшему столику и наконец оставил в покое. Я сейчас нуждалась в том, чтобы остаться наедине с самой собой. Слишком много всего навалилось на меня за один день. Эмик, прислонившийся к стене, с побелевшими костяшками пальцев все не шел у меня из головы. Я все прокручивала и прокручивала в голове эту немую сцену. Змеиный взгляд «мадам». Казалось, еще мгновение, и в комнате раздастся знакомое по «Клубу кинопутешественников» шипение, а за ним ядовитый бросок. Я сидела на тепленьком солнышке, и вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, жрала себя поедом, истязая постоянно возвращающейся в мое воображение картинкой: вот мадам подкрадывается ко мне сбоку и кусает, кусает меня в шею, переливая в меня свой смертельный яд.
— Что, никак в себя не можешь прийти?
Этот голос отрезвил меня. Надо мной возвышался Олег. В руках он держал поднос с едой. Из-за его плеча выглядывала улыбающаяся рожица официанта. Олег строго взглянул на него, и по-военному четко произнес:
— Вы свободны. — Официант испарился. — На, вот, поешь. — Его глаза были серьезными. — Перестань себя изводить. Ты до сих пор белая, как стенка. Так и до больницы можно допрыгаться, — голос Олега был сейчас похож на голос няни в детском саду, убеждающей воспитанников не есть пластилин на уроках лепки. Олег присел рядом, расставляя тарелки передо мной. — Я понимаю, что тебе тяжело. Но надо взять себя в руки и выбросить из головы всю лишнюю дребедень.
Дребедень. Вот. Я нашла слово, которым можно было обозначить все произошедшее так, чтобы оно наконец отпустило меня. Оставило в покое. Дребедень! Звонкое и правильное слово. Оно должно выбить из моих мозгов всю эту глухую, замшелую тоску. Выковырять из меня все лишнее и наполнить какой-нибудь насущной необходимостью.
Я молча взяла вилку и начала есть. Олег сидел рядом со мной и за обе щеки уплетал какой-то сочный кусок политого красноватым соусом мяса. Ничто так не воздействует на желудочный сок, как вид жующего человека, с аппетитом употребляющего в пищу что-нибудь вкусненькое. Я вернулась к текущей действительности и внезапно ощутила вкус еды, которую до этого, по-видимому, совершенно машинально запихнула себе в рот. М-м-м, замечательно! И я принялась за дело. Скоро тарелка опустела, а мое настроение стало более-менее приемлемым.
Вкусная еда — это одно из главных человеческих удовольствий. И поэтому когда вам совсем хреново, мой вам совет — съешьте что-нибудь, по-настоящему, стоящее. А стоящего в этом ресторане были целые горы. И стоило это стоящее столько, что в другие времена своей жизни я предпочитала, чтобы мои счета оплачивал кто-нибудь другой. Например, очередной новый знакомый, которого я умудрялась подцепить прямо во время посещения подобных заведений. Дело в том, что в рестораны такого класса человек даже со средним достатком зайти не может. Даже случайно. Значит, любой, кто сюда забрел, вполне мог помочь мне в оплате счета без каких-либо финансовых затруднений, обременивших бы его семью. Вот примерно так я тогда и рассуждала.
Но теперь мне было абсолютно наплевать, почем здесь еда. Как, впрочем, и в любом другом ресторане на нашей старушке-планете. Вспомнив о том, что я теперь сказочно богата, я наконец немного избавилась от грусти и попыталась улыбнуться Олегу.
И только легкий-легкий вздох, вырвавшийся из моей груди, когда мы отсюда уезжали, мог выдать меня. Любовь — странная штука! И невеселая. Если ты и предмет твоей любви не вместе.
— Ты мне лучше скажи, как теперь с Вованом быть?
Этот простой вопрос вернул меня к жизни быстрее, чем длительные ласковые увещевания. Жизнь-то течет, и ей все равно, какое у вас настроение!
— Выпускай, — сказала я, приоткрывая дверцу автомобиля и принимая из рук кланяющегося метрдотеля упакованную в коробку порцию устриц — комплимент от заведения! Обожаю, когда они холодные и скользкие. Вкуснятина умопомрачительная!
