— Выпускай, — сказала я, приоткрывая дверцу автомобиля и принимая из рук кланяющегося метрдотеля упакованную в коробку порцию устриц — комплимент от заведения! Обожаю, когда они холодные и скользкие. Вкуснятина умопомрачительная!
И снова побежало равнодушное время. Через неделю я уже почти с легкостью могла избегать мыслей о «мадам» и вообще обо всем, что со мной произошло в конторе у Дэвика. Правда, мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы убедить себя в том, что для моей дальнейшей жизни вся эта история с мамашкой не имеет больше никакого значения. Я убеждала себя в этом на все лады. Сначала это было сложно. Грустные мысли и ощущение ужаса, испытанного мной, все время возвращались и мучили меня. Особенно ночью.
Но время, действительно, лучший лекарь. Ощущения потихоньку стирались из моей памяти. Они становились уже не чувствами, а только тенями чувств. И когда я, наконец, заставила себя заняться настоящим делом, то процесс пошел не в пример быстрее, чем до этого. Настоящим делом я называла исполнение обещаний, так щедро розданных мной моим друзьям в период, когда все только начиналось.
Первым номером в моем списке была Фёкла. Она, по-прежнему, жила в моей съемной квартире и терпеливо дожидалась моего возвращения «из Европы». У нее не было даже тени сомнения в моей честности и надежности. Ум у таких девушек устроен очень ровно и правильно, без лишних извилин и заморочек. Все только самое необходимое, добротно и аккуратно пригнанное друг к другу в ее голове, дает возможность не отвлекаясь на посторонние цели — они о них просто не догадываются — идти к цели собственной, единственной и верной. Той, для которой этот ум и тело и были сотворены создателем. И это очень правильно! И очень удачно, когда в такие прелестные головы вложено с полкило доброты, а не злобы. Это сочетание встречается в природе уже намного реже. А жаль!
Получив от меня твердое обещание устроить ее, Фёклу, на лучшие подиумы, которые только могут быть найдены, она спокойно ждала. А до этого счастливого момента ей помогал дожить неожиданно открывшийся талант. Фёкла увлеклась фотографированием. Видимо, от скуки, разбирая мои старые вещи, которые висели и лежали в новом шкафу-купе и старом шифонере объемной кучей, она случайно наткнулась на фотоаппарат. Его мне когда-то подарил Сашок после первого посещения мной зоопарка. Я, совершенно не отдавая себе отчета в том, что может за этим последовать, посетовала на то, что мне абсолютно нечем увековечить этих милых обитателей зоосада. Сашок куда-то позвонил, и мне прямо на дом привезли целую фотостудию. Бородатый дядька-фотограф устроил для меня показательную двухчасовую фотосессию. Он фотографировал все подряд: мое старинное зеркало, стены в обоях, предметы мебели и кухонную утварь. И, прямо не сходя с места, бородач колдовал у своего, специально для этого случая доставленного им, компьютера. После его стараний все эти вещи вдруг преображались и начинали на своих портретах жить своей собственной историей. Они словно бы становились необыкновенно значительными, такими, какими я их никогда не видела. Например, рисунок на обоях, который бородатый фотограф сфотографировал каким-то особым способом, вдруг превратился в дорогие кружева, со многочисленными тенями, которые эти кружева сами от себя и отбрасывали. Потрясающе! А фотография зеркала превратила его в средневековый шедевр. Сразу становилось понятно, сколько королей и королев смотрелись в это стеклышко — такое сияние испускала теперь серебристая поверхность в золоченой раме. Этот потрясающий фотопортрет вещи из моего интерьера и по сей день украшает мою спальню. Он красивее многих картин, которые я видела в музеях.
После фотосессии фотограф предложил мне выбрать один из фотоаппаратов, работу которых он мне только что продемонстрировал. Я растерянно взглянула на Сашка, и тот, поняв, что я вряд ли смогу помочь себе в этом вопросе, со знанием дела перебрал фотоаппараты и выбрал один из них. И, само собой, это была вещь, которой бы обзавидовалась сама «королева фотографии», великая Анна Лейбовиц.
Для Сашка это было очень в его характере — все делать по большому счету. Ну не мог же он подарить мне обыкновенную «мыльницу», если у меня появилось желание поснимать зверушек!
Фотоаппарат так увлек Фёклу, что она теперь целыми днями пропадала где-то, фотографируя все подряд. И, само собой, у нее стало очень неплохо получаться! Ведь давно известно, чтобы хорошо что-то делать, надо просто все время это делать. Это же и есть основной закон нашего мира. На тот случай, если этого еще кто-то не знает.
Первым делом я решила подыскать для Феклы её первую — собственную! — квартиру. Это была непростая задача, поскольку будущая Фёклина квартира должна была удовлетворять нескольким моим условиям. Она должна быть просторной и в хорошем районе. А еще, квартир должно быть две. И на одном этаже. А как же! Баба Маша так привязалась к Фёкле, что я даже не представляла, как смогу их разлучить. Поскольку жить в одной квартире двум совершенно разным, хоть и любящим людям невозможно — каждый должен иметь возможность хоть изредка остаться наедине со своими мыслями! — то надо было искать вариант, когда мои девочки поселятся в непосредственной близости друг от друга.
Дэвик порекомендовал мне железобетонно-честного риэлтора из числа своих друзей, и работа закипела.
Через две недели баба Маша, которую я с трудом уговорила принять мое необычное, в ее понимании, предложение, пошла смотреть первый предложенный риэлтором вариант. Огромное пустое помещение не на шутку перепугало бабусю.
— Зина, зачем мне столько места? Мне и в моей «хрущобе» живется замечательно, — причитала она.
Но я была неумолима. Фёкла отнеслась к этой проблеме так же, как относилась ко всему в этой жизни. Она ее не заметила. Осмотрев новое место ее предполагаемого жилья, она тут же принялась строить планы на будущее.
— Здесь — гардеробная, а в ванную я хочу такую большую вазочку, — она показала руками, какую именно большую вазочку ей нужно. — Мне всегда нравились вазочки в ванной.
В выбранной ею вазочке можно было принимать дополнительные ванны, но Фёклу это не смутило.
Я милостиво кивала головой, выслушивая щебет Фёклы.
— Видишь, бабМаш, куда ей без тебя? — выговаривала я своей «бабулечке», когда Фёкла угомонилась и убежала к своим подружкам — «мискам» из модельного агентства. Хвастаться! Теперь, когда ее выпустили из не вполне добровольного заключения, она одурела от свободы, и целыми днями носилась по городу, навещая всех подряд.
— Сегодня была у Виолетты. А к ней вдруг заглянула Софи. Ну, мы и поболтали! — докладывала она нам с бабМашей, вернувшись вечером с очередного рандеву. БабМаша молча ее выслушивала и так же молча качала головой.
— Свиристелка, да и только, — тихо, чтобы Фёкла не могла ее услышать, говорила она мне. Я была полностью с ней согласна. Но я никогда в жизни не встречала моделей с другим типом интеллекта. Никому в здравом уме не придет в голову посвятить свою жизнь столь зыбкому и ненадежному времяпрепровождению, как подиум. Видимо, в эту профессию идут только люди с определенным складом ума. За редчайшим исключением. Которое, как водится, и подтверждает правило!
Тем временем мне из Парижа позвонил Дэвик. Ну кто же еще, кроме него, мог так успешно провести переговоры с самим Карлом Лагерфельдом! Конечно, переговоры вел не Дэвик собственной персоной, а кто-то из его многочисленных родственников, но факт оставался фактом:
— Он согласен. Твою Фёклу примут в его агентство стажеркой, а потом, я думаю, мы что-нибудь придумаем. Только у них есть условие — она должна немного подучиться, — лаконично сказал Дэвик в трубку и отключился. И мы с Фёклой отправились в столицу моды — благословенный Париж!
Теперь, когда ее жизнь и быт были устроены, мне все же хотелось провести небольшой эксперимент, который до меня делали только Бернард Шоу и доктор Павлов. Первый — на людях, а второй все же был более осторожен и провел свои эксперименты на собаках. Мне захотелось превратить мою Фёклу в полноценное человеческое существо. Ведь задатки для этого превращения у нее были вполне себе крепкие. А для всего остального — я это знала по собственному примеру, — не нужно было ничего, кроме желания и денег.
С желанием у Фёклы все было в порядке. Она очень хотела стать «как все», даже не представляя себе, что это такое. А денег теперь у нее могло бы хватить, даже если бы она захотела стать космонавтом.
Школа «Эстетик насьональ» при Парижской Академии изящных искусств была чем-то вроде Института благородных девиц и МГУ в одном флаконе. Хорошим манерам здесь обучали с такой же серьезностью, как и физике. Девушка, которой посчастливилось закончить это учебное заведение, навсегда лишалась легкости в отношениях с жизнью. Ее голова теперь содержала такое количество знаний, что некоторые модели, приехавшие сюда покорять мировые подиумы, после окончания «Эстетик насьональ» с ужасом бросали профессию моделек и устремляли свои взоры к чистой науке. Из выпускниц школы имелась даже одна лауреатка Букеровской премии. Во, куда ее занесло! Недаром говорят: «Многие знания — многие печали».
