3 часа дня. Сорок минут назад подходили коррупционеры. То есть так-то, конечно, чиновники, но коррупционеры — слово звучное, нельзя не употребить. Таким определением следует награждать лишь достойнейших из достойнейших. Да-да, только лучших наших людей, народных избранников, а остальные… остальные пусть довольствуются шкодливым званием взяточника, пока не научатся служить так, чтобы для исполнения своих желаний не нуждаться в золотой рыбке, у которой помимо нищих стариков и старух и так дел по горло. Люди мечтают жить, как в сказке, но при этом даже пальцем не хотят пошевелить. А коррупционеры не ждут с моря погоды в виде позолоченного малька из карасиной стайки. Они своими руками создают молочные реки и кисельные берега. Их нередко лишают имущества, сажают в тюрьмы, а они всё равно не отказываются от сказки. Это каким же мужеством надо обладать, чтобы строить замки из хрусталя, которые рано или поздно всё равно будут конфискованы государственными людьми из сволочного разряда честных и порядочных? О, в последнее время эти честные и порядочные плодятся, как кролики. Если так и дальше пойдёт, то скоро все сказочники будут выселены в район Магадана, в котором, видите ли, некому валить сказочный лес. Ах, оставьте! Как это некому? Мелких воришек что ли мало? Шушеры всякой? Руки прочь от коррупционеров! Маститых не трожь! Впрочем, рано радуетесь, господа добропорядочные. Спасибо Пушкину, который давным-давно написал всем душителям сказок: «Над павшим строем свежий строй штыки смыкает». С гением не поспоришь.
Коррупционеры, отозвавшие меня в сторону, оказались очень интеллигентными людьми. Не скрою, что именно такими я их себе и представлял. Наисимпатичнейшие люди. Пожалуй, составлю их словесный портрет. Вот загвоздка. Они абсолютно ничем не отличаются от нас. Я даже уверен, что они, как все нормальные люди, осуждают коррупцию, когда видят её по телевизору. На экране она выглядит образцово-показательным злом. Бери выше — исчадьем ада, вызывающим справедливое негодование. «Ай-ай-ай, — качает головой среднестатистический взяточник. — Разве так можно? Да я по сравнению с этими негодяями почти не беру. Я честный человек, служу Отчизне, а эти… Тьфу! Глаза бы мои не видели! Согласен, что и ко мне приходят посетители, и просят, конечно, чтоб помог. Конвертики приносят, не без этого. А как отказать? Скажите, как отказать человеку, который без тебя погибнет? Вы бы смогли?.. Вот и я не могу. Бывало, слёзы так и брызнут, так и брызнут, когда услышишь, через какие тернии прошёл человек, но так ничего и не добился. А я помогу! Помогу ему, — понятно вам?! Сажайте меня, делайте со мной, что хотите, а я всё равно не брошу человека в беде. А он, конечно, отблагодарит за услугу. А вы бы разве не отблагодарили, если бы вас провели за ручку через все инстанции, как ребёнка? Разве это взятка? Чушь собачья! Подарок благодарного посетителя благородному государственному мужу… А вот некоторые приходят в присутственное место без подношения в белом конверте. Таким намекну, что так не делается. Если они хотят, чтобы я потратил время на решение их личных вопросов в ущерб государственным, — значит, мой труд обязательно должен быть вознаграждён. А как иначе?! Служебные дела отставляю в сторонку, чтобы помочь человеку». Вот такие пироги с неутешительной начинкой.
Коррупционеры предложили мне деньги в обмен на то, что мы с парнями уйдём с площади. Каково, — а? Это дежурному по стране-то. Это они бойцу переходного периода с трёхнедельным стажем эволюционной борьбы. Это они человеку, который за свои идеалы так же легко расстанется с жизнью, как с очередной подружкой после ночи любви. Это они небоскрёбу чистых помыслов, Александрийскому столпу патриотизма, Останкинской башне целебных преобразований. Как смели они?! Как у них только язык повернулся?! Конечно, я, не задумываясь, взял. Если есть возможность заработать деньги на строительстве гражданского общества, то её надо использовать. Взять-то — взял, но только своих обязательств не выполнил. Мы остались на площади. Коррупционеры были в бешенстве. Понятно, что им хотелось кричать о том, что я без зазрения совести засунул в карман тысячу долларов, поклявшись, что мы уберёмся с глаз долой. Но кругом, простите, журналисты. Тут не поорёшь. Пятнадцать минут я наслаждался бессильной злобой чиновников, но потом сжалился над ними. Чтобы немного согреться, мы с пацанами развели костёр из валюты. Не нашим, не вашим — это моё кредо. Люди за колючей проволокой были в шоке, увидев, как мы безобразно распорядились деньгами. Замечу, что они явно переоценивают силу доллара. Баксы горели ярко, но тепла не дали; от обыкновенных дров было бы больше проку.
Сейчас в трёх метрах от меня плачет Стёгов, доказывая лежащему на раскладушке Кресту, что это не слёзы, а пот. Какой это, на фиг, пот?! На улице тридцать два градуса ниже нуля. Кажется, что-то сейчас будет. Возобновлю записи позже…
— Колян, ты чё? Помирать что ли собрался? Ты это брось. Мы же с тобой уже два года…
— Как зло творим, Виталя, — продолжил Крест и закрыл глаза. — Кажись, сдохну я. Трясёт всего. Горю… Кончай слёзы лить.
— А ну заткнись, — бросил Стёгов. — С чего ты решил, что это слёзы? Просто пот от твоей наглости прошиб. Ты, значит, помрёшь, а мы тут сопли морозь, — так? Не имеешь права.
— Мамка ночью звала. В белом вся.
— В натуре?
— Да… У меня всё нутро сгнило. Не хочу жить.
— Больной что ли? Мы ещё повоюем. Скоро народ подтянется, а ты тут дохлый. Это невежливо, негостеприимно это… Провоняешь ещё.
— За это не переживай. Тридцатник давит. Поди, не протухну. Мороженым «Эскимо» гостей встречу. Да и не прав ты. Лёха говорит, что народ — не гость, а хозяин. Базар окончен. Иди на свой пятачок, а то ещё заразишься от меня.
— Чем от тебя можно заразиться? Разве что только унынием. Другой болезни я в тебе не наблюдаю.
— Как это?
— Так это… А теперь лежи и смотри, как у деревни Крюково будет геройски погибать взвод.
Стёгов оставил больного и начал обход дежурных. Он тихо объяснил каждому парню, что они будут делать дальше. Ребята заулыбались. Им понравился план, который предложил Виталий. Удивлению людей, стоявших за колючей проволокой, не было предела, когда они увидели, как дежурные стали снимать шапки, куртки и сваливать их в кучу у памятника Ленину. Стёгов снял с рукава красную повязку, сложил её вдвое и перевязал правый глаз. Львиный рёв, вырвавшийся из горла новоиспечённого Кутузова, отбросил зевак, журналистов и милиционеров на пятьдесят метров от колючей проволоки:
— Раздевайся, пацаны! Бой за Шанхай будет жарким! Левандовский!
— Да, капитан!
— Где народ?! Ты обещал подкрепление! Где оно?!
— Не могу знать!
— А как выглядит твой народ?! Скажи хотя бы, какого цвета у него штаны?!
— Чёрт его знает!
— А глаза какие?!
— Бесстыжие, капитан!
— А какого чёрта мы тогда ждём?! Взво-о-од, к бою! Занять круговую оборону! Зарыться в брусчатку! Живо! Браминский!
— Я!
— Облить бензином колючку! Возьмёшь в помощь первое отделение! Пустишь красного петуха по команде!
— Есть!
— Тайсон!
— На месте, кэп!
— Как у нас с боеприпасами?!
— Китайские бомбочки! Дымовые шашки! Новогодние фейерверки! Ракетницы!
— Раздать бойцам! Огонь по команде!
— Есть! — крикнул Тайсон и бросился выполнять приказ Стёгова.
Площадь замерла. Зеваки, ППСники, омоновцы, офицеры ФСБ, не ожидавшие такого развития событий, растерялись. Никто из людей, присутствовавших в тот день на площади, не мог припомнить ничего подобного. Включились камеры.
Магуров подбежал к Стёгову и бросил:
— Господин фельдмаршал, разрешите обратиться к рядовому Левандовскому!
— Что ещё за самодеятельность?! Этого нет в сценарии!
— Прошу Вас! — Магуров упал на колени. — Дозвольте, Ваше сиятельство!
— Христос с тобой, Безухов! — Кутузов перекрестил толстяка. — Валяй!
— Левандовский! — сложив ладони рупором, изо всех сил закричал Магуров, хотя прекрасно видел, что друг лежит в каких-то трёх метрах от него.
— Я! — откликнулся Алексей.
— Возможно, нас будет штурмовать ОМОН!
— Получат отпор!
— Уверен, что ты будешь драться до последней капли крови!
— Не сомневайся!
— Этого делать нельзя!
— Пошёл ты!
— Кровь мента — братская кровь!
— Теперь всё равно! Шанхай гибнет!
— Побойся Бога!
— Яшка-а-а!
— Побойся Бога!!
— Замолчи-и-и!!
— Побойся Бога!!!
— Сволочь!!! Магуров, ты — сволочь!!! Будь проклят тот день, когда ты стал моим другом!!! Сво-о-о-ла-а-ачь!!! Будь я проклят, если хоть один волос упадёт с головы моего соотечественника!!! — Левандовский зажал уши и сжался в комок. — Ма-а-ама-а-а-а!!! Ма-а-а-мочка-а-а-а!!!
— Клянись, дежурный! На площади! Принародно!
— А-а-а-а-а!!!
— На колени, Лёха!.. Все дежурные по стране — на колени! Повторять за мной!.. Клянусь на лобном месте всем святым, что у меня есть, что в борьбе за светлое будущее Отчизны не пострадает ни один человек, кроме меня! Клянусь в этом своими родителями, прахом предков, верой, которую исповедую! Отныне и во веки веков!
