— Спасибо, что пришли, — пропела она. — Все уже в сборе. Ждем только вас. Роли у вас маленькие, но важные. Нужно изобразить разбойников… Грим вам не нужен, вы и так вылитые разбойники… По моему сигналу выбегайте на сцену, размахивая палками. Потом хватайте героиню и тащите за кулисы. Играйте легко, с юмором.
— О чем речь! — выпятил губы Кука. — Неужели мы, трое умных людей, не придумаем одну глупость?!
Я невольно усмехнулся — терпеть не могу бахвальства. Тоже мне удалец! Таких я повидал немало.
Котла внезапно охватил мандраж (вы заметили — так случалось всегда, когда предстояло дело?). Пощипывая нос, он пробормотал:
— Это сразу трудно решить, надо все взвесить.
А я подумал: «А почему бы и не сыграть? Когда еще представится такой случай?».
Перед открытием занавеса я прошелся по сцене и заметил, что она смехотворно мала, а пол неровный, в сучках.
— На такой сцене не очень-то развернешься. Будем играть в полсилы, — сказал я Котлу с Кукой.
— Настоящий актер работает на любой площадке, для любого зрителя играет в полную силу, — заявил Кука и сделал несколько пробных прыжков, прогоняя сцену похищения: — Давайте-ка, подвигайтесь, разогрейтесь! Прочувствуйте ситуацию!
Только мы с Котлом забегали, как плечистый подросток стал открывать занавес. И вовремя, потому что Кука слишком «разогрелся»:
— И-го-го! — ржал как психопат, оскалившись, размахивая пылкой. — Устроим озорство!
Я уж подумал, он свихнулся и отошел на всякий случай в сторону, но Кука засмеялся:
— Раз Чайник сдрейфил, значит я классно вошел в роль.
Наше выступление получилось неудачным. Прежде всего, Кука в яростном вдохновении выскочил на сцену раньше времени. Ну выскочил, ладно, — обыграл бы как-то этот момент, а он встал, закинув голову назад, и разинул рот. Весь зал так и грохнул от хохота. Хорошо мы с Котлом исправили положение — выбежали на сцену, запрыгали вокруг героини, очень полной молодой женщины с волосами, похожими на стеклянную вату. Надо отдать должное Котлу, он играл более-менее точно. Конечно, он актер, не такого калибра, как я, но все же. Тут бы Куке схватить героиню и унести за кулисы, но его ничем нельзя было расшевелить — он стоял, растопырив ноги, как идол. Тряпичная кукла и та умнее. Только, когда я незаметно врезал ему в бок, он вышел из шока, оттолкнул героя и, обхватив какую-то служанку, поволок ее за сцену. Ошарашенный Котел застыл на месте, он совершенно не понял маневра Куки, но до меня-то дошло, что Кука по ошибке схватил не ту женщину. Я подскочил к нему и процедил:
— Не ту схватил, болван! Хватай толстуху!
Кука подбежал к героине и попытался ее поднять, но у него ничего не получилось. Он пыжился изо всех сил, сообразительная героиня, помогая ему, обхватила его шею и подпрыгивала, но Кукины руки, как веревки, бессильно падали вниз. Вспомните, сколько до этого он бахвалился своей силой и вот, пожалуйста, когда нужно, оказался слаб в коленках. Позорище!
Ну понятно, зрители оглушительно визжали; под их крики и топот мы с Котлом провели операцию отчаяния — подбежали к бедняге героине и, изловчившись, приподняли ее. Так, всем скопом, мы и унесли ее за кулисы… Но что бы вы думали? После спектакля нам устроили овацию и сцену закидали полевыми цветами.
По дороге к реке я отчитывал Куку за нерасторопность, за то, что мне приходиться отдуваться за его дурость.
— Вся беда в том, — вмешался Котел, — что ты, Кука, думал, как бы сделать необычное. С великими чувствами, в некотором смысле. А Чайник думал, как бы чего не сделать.
— Это точно. И у Чайника, и у тебя дела мелковатые, а у меня масштабные, — Кука хмыкнул и задрал голову в небо: — А вообще театр — это неслабо! Я женюсь только на девушке, которая любит театр.
— А я равнодушен к театру, — сказал я. — В жизни как? Надул однажды — все! Тебе ставят клеймо — обманщик. А в театре что? Сегодня врун, завтра приклеил усы — уже сама честность… Как-то я был в театре, смотрел трагедию, и вдруг в момент смерти героя зал как захохочет. Оказалось, отпевать умершего вышел поп, а в нем все узнали известного комика. Вот так! Вообще, спектакли я проверяю задом, устал сидеть — значит муть.
— Деликатно сказано! Возвышенно! — откликнулся Котел.
— И актеров не люблю, — продолжал я. — Актрисы еще ничего. Они симпатичные бывают. А вот мужчин актеров не люблю. За одно их чисто женское желание — нравиться.
В полной темноте в довольно праздничном настроении мы подошли к нашему бивуаку.
27Вот что украшает речников и деревенских жителей, так это честность. Ведь мы все вещи оставляли на плоту, и ничего не пропадало. Искать новое место было поздно и мы решили заночевать в низине, которая теперь в темноте напоминала земляной мешок, над ней взад-вперед мелькали то ли маленькие птицы, то ли большие бабочки.
— Да, Кука, сегодня ты увековечил себя на сцене, — пропел Котел за ужином. — В некотором смысле. Теперь можешь спокойно умирать. И я не тянул бы на твоем месте, хе-хе!
Довольный Кука только хмыкнул, собрал в кучу догорающие головешки, и мы залезли в палатку. Котел врубил приемник, Кука закурил свою огромную трубку и выпустил изо рта, как из кратера, такую сильную струю дыма, что палатка затрещала по швам. Он хотел выжить комаров, но надымил столько, что пришлось вылезать нам.
— Ну и музыка! Что делает! — пролепетал Котел, когда мы проветрили жилище и улеглись снова. — Слушаешь вот так и, если перед тобой появится русалка — не удивишься… Давайте-ка споем (Котел выключил приемник). Что-нибудь, хотя бы «Степь». Ты, Чайник, постарайся правильно, возвышенно петь мелодию. Я буду вести второй голос, а ты, Кука, повторяй на раз, два, три — «пум-ба-ба, пум-ба-ба». (Понятно, Куке, начисто лишенному слуха, Котел отвел роль ударного инструмента).
Мы начали петь, но уже через две фразы Котел остановился и начал распекать Куку за то, что тот три раза повторил «ба». За такую ничтожную ошибку он ругал Куку на чем свет стоит. Похоже, он был уверен, что каждый может спеть правильно, просто не хочет. Никак не мог понять, дурень, что здесь одного желания мало.
Мы начали мелодию снова, пропели чуть больше, Котел опять заорал:
— Ну кто так поет?! Ты, Чайник, фальшивишь. Ведь здесь совсем просто, — и пропел первую часть песни один.
— Да, да, именно так Котел, — сказал Кука. — Распили меня смычком, так. Только нужно громче. Неслабо.
Мы снова затянули «Степь». Когда перешли ко второй части, я взял немного выше возможностей голоса, и у меня не хватило дыхания на высоком месте. Котел все понял и промолчал, но вдруг на меня набросился… Кука! Эта безголосая труба, этот глухой бегемот!
— Пой громче! Ничего не слышно. Ты что, воды в рот набрал? — нахально заявил он.
От неожиданности я растерялся, даже приподнялся на локтях, чтобы убедиться, действительно ли у Куки хватило наглости делать мне замечание. Убедившись, что это так, я начал его колотить.
— Кука, — вмешался Котел, разнимая нас, — ты лучше б сам не так громко орал, и его будет слышно. Ведь здесь надо нежно, вот так, — и Котел снова пропел: «пум-ба-ба».
— Да, да, именно так, — забормотал Кука. — Лопни струна, так.
Мы снова затянули. В середине вещи, когда все шло неплохо, я вдруг подумал: «Какого черта они делают мне замечания, а я молчу?».
— Не спеши, — сказал я Котлу. — Ну, куда тебя несет? Попробуй-ка снова эту фразу!
— Да, Чайник, — вздохнул Котел. — Видимо, мы не допоем песню.
Все это он сказал, глядя куда-то в сторону, давая понять, что ему говорить со мной — сплошная мука.
— Ну, ладно, спокойной ночи, — заключил он, повернулся на бок и нарочито громко захрапел.
Но внезапно разболтался Кука, его захлестнул романтический порыв.
— Хочется чего-то красивого, — начал он. — Познакомиться с красивой девушкой, например.
Ни с того ни с сего Кука принялся рассказывать о своей первой любви. Котел моментально перестал храпеть.
— Вообще-то любовь занятие бездельников, в некотором смысле, — насмешливо бросил он, — но ты, Кука, подожди рассказывать. Я лягу поудобнее и растолкаю Чайника, он обожает любовные истории.
— Не мешайте спать, — буркнул я, натягивая на себя одеяло.
Но Кука уже вовсю сыпал словами, нес какую-то сентиментальную чепуху. Я вытолкнул его из палатки, а он бормотал снаружи. Где-то между похищением девицы Куки и погоней за ней, мои глаза слиплись. До меня только долетали обрывки фраз: «…она была неслабо образованная девушка, застенчивая… подарила мне на память…».
Как видите, вечер закончился без серьезных разногласий. Я хочу сказать вот что: похоже, нас примирило искусство; известное дело, оно делает людей добрее, терпимее друг к другу. До этого, вы же помните, мы посетили деревню бездельников, после которой Котел вообще перестал что-либо делать, а после деревни подозрительных Кука стал подозрительным — дальше некуда. А вот после деревни талантов — вы заметили? — в них проявились кое-какие положительные качества. К сожалению, тот вечер был затишьем перед бурей.
