В ванной на ручке двери, там, где Хейли его и оставила целую жизнь назад, висит красный бюстгальтер. Я снимаю его с ручки и бросаю в ящик комода. Я убираю с ее тумбочки все — книги, каталоги, флакон духов, заколку — и швыряю в верхний ящик вместе с губной помадой, которую обнаружил в кармане пиджака. У меня подкашиваются ноги, и я присаживаюсь на краешек кровати на стороне Хейли. Я чувствую, как в глазах закипают слезы, но я их смахиваю. Потому что даже сейчас из комнаты Расса до меня доносится приглушенный стук задвигаемых ящиков комода: парень переодевается к ужину. Я слышу чечетку каблучков Клэр по плитке кухонного пола. Я слышу эти звуки как сквозь сон, и они пробуждают меня к жизни. Судорожно вздохнув и стараясь побороть ощущение горечи утраты, я рывком поднимаюсь с кровати и иду вниз, чтобы Клэр завязала мне галстук.
Репетиция званого ужина проходит в одном из самых маленьких банкетных залов клуба: официанты искусно накрыли здесь фуршет. На сцене ансамбль из трех человек играет легкую музыку. Свет приглушен, по периметру зала расставлены канделябры, и комнату заливает теплое свечение, точно в готическом соборе. Мать в своей обычной манере превратила ужин для самых близких в торжество, и когда мы приехали, в зале было полным-полно друзей родителей и родственников, которых я бы предпочел не видеть. Клэр указывает мне на барные стойки в противоположных концах зала, как стюардесса, демонстрирующая запасные выходы. Они с Рассом отправляются искать наши места среди скопления банкетных столов, расставленных в центре комнаты, а я пробираюсь по краешку, стараясь не привлекать к себе внимания, и оказываюсь у барной стойки. Я быстренько пропускаю пару глотков виски для храбрости, а когда это не помогает, выпиваю еще два, чтобы сохранять невозмутимость. Потом я наливаю себе бокал «Джека Дэниелса» с кока-колой и неохотно присоединяюсь к толпе гостей.
Вот этого я и боялся: люди, которые меня знают всю жизнь, испытующе, с любопытством меня рассматривают, показывают пальцем, взволнованно пожимают руку — им кажется, что они все понимают. Я вдыхаю их удушливую жалость, словно споры сибирской язвы. Я своего рода знаменитость: своей грандиозной славой я обязан пережитым несчастьям. Тут главное — не останавливаться ни на секунду, как кинозвезда, которая выходит из ночного клуба, на ходу улыбаясь камерам. Я притворяюсь, будто у меня срочное дело, и быстро шагаю сквозь толпу, кивком приветствуя знакомых и не останавливаясь ни с кем пообщаться. Вокруг меня, словно злые духи, материализуются родственники. Вот дядя Фредди, младший брат отца. Когда мы были маленькими, мы думали, что он невероятно крут: дядя носил мотоциклетные ботинки и стригся под Джона Бон Джови. А теперь он лысый, с пивным брюшком, у него трое детей от двух бывших жен и мешки под глазами, морщинистые, как кожа крокодила. Вот моя двоюродная сестра Николь, раскаявшаяся лесбиянка — она стала лесбиянкой после колледжа, а потом вернулась к прежней ориентации и вышла замуж за Питера, своего школьного возлюбленного. Вот мой двоюродный брат Нейт, несколькими годами старше меня. Когда мне было восемь, он рассказал мне, что такое анальный секс, и впервые угостил меня сигаретой на бар-мицве своего брата Барри. А когда нам было по четырнадцать, Барри дал Клэр двадцать долларов, чтобы она показала ему сиськи. Вот тетя Эбби, сестра моей матери, ей удалось победить рак груди, после чего она за свой счет опубликовала абсолютно нечитабельные мемуары, которые до сих пор дарит всем при каждом удобном случае. Взгляды родственников пронзают толпу, словно инфракрасные лучи музейной сигнализации, а я, будто коварный похититель произведений искусства, виляя, описываю круги по залу, не поднимая тревоги. Разумеется, кому-то из них все-таки удается меня остановить, обнять, покачать головой и с вызывающей искренностью сообщить, как я чудесно выгляжу, — словно я жирдяй, который похудел на двадцать килограмм, и у него снова появилась шея. Они нападают со всех сторон, и я в панике вытягиваю шею, выглядывая безопасное местечко. Тут я замечаю отца, который пробирается ко мне через толпу.
— Дуг, — произносит он, подходит и обнимает меня. В своем синем модельном костюме и бледнолиловом галстуке отец выглядит как всегда элегантно. — Что ты тут делаешь?
— Привет, пап, — отвечаю я, когда он меня обнимает. Я вдыхаю знакомый запах его шампуня от перхоти и лосьона после бритья и снова чувствую себя ребенком. Мне хочется обхватить его руками за шею, а ногами — за поясницу, как будто он снова возьмет меня на руки и отнесет наверх в мою комнату, чтобы уложить спать.
— Ну что, — говорит отец, — давай возьмем тебе чего-нибудь поесть.
Дебби стоит у буфета и оживленно беседует с кем-то из подружек невесты. Она разодета в пух и прах: на ней обтягивающее черное платье, темные волосы уложены в сложную прическу.
— Привет, Пух, — говорю я, наклоняясь и целуя ее. — Шикарно выглядишь.
— Посмотри на свое лицо!
— Сама посмотри.
— Что случилось? Ладно, забудь, я не хочу об этом знать, — продолжает она, щупая мой синяк большим пальцем.
— Ай! Боже, Дебби!
— И это будет на всех фотографиях.
— Можно убрать в фотошопе.
— Правда? Потому что выглядит он кошмарно.
— Забавно. А все меня уверяют, что я отлично выгляжу.
Она пожимает плечами и цинично поднимает бровь.
— Все напились.
Раз уж речь зашла о выпивке, то мой коктейль таинственно испарился спустя пять минут после того, как мне его налили, поэтому я иду к бару и натыкаюсь на Расса с бокалом в руке.
— Эй, — говорю я, — мы уже развлекаемся?
— Вовсю.
— Что у тебя в бокале?
— Тоник.
— Угу.
— И капелька джина.
Мне приходит в голову, что я не должен позволять ему пить и что это необходимо обсудить.
— Расс, мы можем серьезно поговорить кое о чем?
— Дуг, если мы не можем серьезно поговорить, значит, террористы победили.
— У нас не так-то много правил, — продолжаю я.
— Это точно.
— Я не могу тебя контролировать, когда ты с друзьями. Мне остается только верить, что ты примешь правильное решение. Но я не хочу, чтобы ты пил или принимал наркотики у меня на глазах.
Минуту он задумчиво меня рассматривает, потом улыбается и поднимает бокал.
— Договорились. Но, конечно, один праздничный коктейль под твоим бдительным присмотром…
— Будь внимательнее.
— Слушаюсь, сэр.
— Ну что, — спрашиваю я, взяв его под руку, — тебе здесь понравилась какая-нибудь из женщин?
Он оборачивается, смотрит на Дебби, которая смеется с подружками, и вздыхает.
— Только одна.
— Неохота тебя разочаровывать… — начинаю я.
— Понятно, — мрачно отвечает он. — Любовь прошла, завяли помидоры.
— Аминь.
Мы чокаемся.
Шаферы толпятся у бара, где Макс, брат Майка, завел шумный разговор о фондовом индексе «Стандарт энд Пур», о спортивных командах, о том, какую бы актрису они сейчас трахнули, если бы не жена, пузо и лысина. Мне нечего сказать, но это прекрасное место, чтобы спрятаться на пару минут.
— Дуг, — начинает Макс и берет меня под руку. — Похоже, я влюбился. Справа.
— Что?
— Вон там, — показывает он. — Девушка в черном платье.
— Красавица.
— Ты шутишь? Посмотри, какая у нее задница. — Он облизывается. — Я ее хочу.
— Ее зовут Клэр.
— Ты ее знаешь?
— Да.
— Ну, и как она?
— Недавно ушла от мужа, — рассказываю я. — До смерти хочет трахаться.
— Врешь.
— Честно. Все так и есть.
— Ладно, — говорит он, отпуская мою руку. — Пожелай мне удачи.
— Ни пуха ни пера.
Я наблюдаю, как он подходит к Клэр, как сужаются ее глаза, пока он ее кадрит, вижу, как она набирает в грудь побольше воздуха и начинает говорить, и хотя Макс та еще сволочь, мне его все-таки немного жаль. Через две минуты он возвращается, унылый и красный как рак.
— Сволочь ты, — говорит он.
— Ты продержался дольше остальных.
— У этой девицы явно большие проблемы.
— Ладно, — я похлопываю его по спине, — я куплю тебе выпить.
— Дуг, — окликает меня подошедший к нам Майк, — ты видел Поттера?
— Нет.
— И я нет. А ведь он должен говорить тост. Надеюсь, с ним все в порядке.
Дейв и Лейни. Вот черт. Я забыл, что они тоже приглашены. Придется делать вид, что я в упор не замечаю Лейни, которая будет все выходные злобно на меня пялиться. Как будто у меня других проблем мало.
— Уверен, что все хорошо.
— Не представляю, что могло его задержать, но, если он не придет, может, ты выступишь вместо него?
И в этом ирония моей судьбы.
Все благополучно расселись по местам, я сижу между Рассом и Клэр. Я успокоился и наконец смог расслабиться. Мать в своем оранжево-розовом платье выглядит блестяще, потягивает вино и с довольной улыбкой оглядывает зал. Она наклоняется к отцу, а тот поминутно целует ее в голову и барабанит по столу пальцами в такт музыке, радостно отвечая всем, кто останавливается с ним поздороваться.
