И шагнув в хвойную массу, как в лес, я вынул первую жертву.
– Да ну, – Марина замахала руками. – Какая-то она драная, как хвост у твоей собаки.
«Хорошо, что она не слышит, – думаю. – А то бы Марина запросто могла про себя что-нибудь новенькое узнать. Хотя, конечно, вряд ли». Друг к другу они относились со взаимной симпатией.
Когда через мои руки прошло ёлок двадцать, я убедился, что они действительно были «всэ как на падбор», а именно – уёбищные.
– Вы их что, из бараньих рогов клонируете? – в сердцах бросил я продавцу, выбираясь, по проделанной мною просеке, к Марине.
– Ну, чего делать будем? – спросила та.
– В лес поедем.
– За ёлкой?
– Нет, за дедом морозом!
– А разве можно рубить самим?
– Тебе ёлка нужна или нет?
– Мне не помешает, но, вообще-то, с ёлкой ты муть поднял. А точно ведь! Это же четырёхногие меня спанталыку сбили.
– Что, ни адна нэ падашла? – удивлённый хачекян подал голос откуда-то справа, из хвойных зарослей.
– Полный дерибас с твоими ёлками.
– Ай, нэправда, зачем абижаешь?
«Хули я с ним, мудаком, разговариваю», – подумал я и, взяв Марину под руку, порулил к дому.
На подходе отдал ей ключи, попросив подогнать машину со стоянки:
– Я зимой не ездила ни разу.
– Попрактикуешься.
– Да ну тебя, ещё, не дай Бог, чего!
– Хорошо, вместе пошли.
«Действительно, – думаю, – чего это я?»
Сижу в машине. Марина вокруг порхает, сгребает снег, раскраснелась – согрелась, видать. Дублёнку на заднее сиденье скинула. Натуральная снегурочка. Я же злой на весь белый свет, замёрзший – кутаюсь в воротник, как подмосковный немец.
– У тебя телефон.
А я и не слышу. Кому я ещё нужен? Смотрю – номер домашний. Ну, сейчас будет цирк.
– Да?
– Как там с ёлкой? На проводе кошка.
– Мимо.
Надо говорить, так как-то, чтобы ещё Марина не пропасла, с кем это я там базарю.
– Кто это? – ревниво затыкала она меня в бок. Ну вот, началось.
– Вован это, – ей говорю.
– Слышь, Зорге, мы тут с собакой чуть-чуть похулиганили.
– Что там у вас?
– Решили оливье забацать и случайно всю колбасу схомячили.
– Что-о-о?! – Марина аж подпрыгнула, как я заорал. – Там же кило с довеском!
– Нам показалось сначала, что она подпорченная.
И тему развивать нельзя, Марина беспокоится уже, снегурочку нельзя расстраивать – растает.
– Ладно, я учту.
Говорю, как можно более равнодушно. Сам на Марину кошусь, та строит недовольные рожи. Пытаюсь жестами показать, что Вован «на кочерге». Получается не очень. Рядом чувак какой-то тоже прогревается на «классике», на мою пантомиму смотрит через замерзшие стёкла с явной классовой неприязнью.
– Давай, теперь для легенды про алкоголь чего-нибудь, – советует кошка.
– Не, выпить никак. Извини, Вован!
– Скажи ему, что ты не пьёшь больше! – шипит на ухо Марина. – Он пьяный – поймёт!
Господи! Женщины хоть понимают, что они иногда говорят?
– Не-не, я не могу, у меня… эта… абстиненция!
– Попринимай трихопол!
И, захохотав, кошка повесила трубку. Вот ведь сволочь! Ладно, сейчас вам будет ёлка с колбасой…
– Подожди в машине, я мигом. Тебе взять чего-нибудь?
– Косметичку захвати.
– Мы в лес едем.
– Да шучу я, термос возьми с чаем.
А вот это мысль! Я бы и не вспомнил о таком благе цивилизации.
Захожу в квартиру. Сидят перед дверями, вурдалаки.
– Значит так, будете отрабатывать колбасу на лесозаготовках.
– Это как это? – подозрительно спрашивает собака.
– С кайлом в зубах.
– А если поймают?
– Скажу, что я у вас в заложниках. Рубил под угрозой расправы.
– А с колбасой как быть?
– А ну хватит ахинею нести, быстро собираемся!
– Ты пилу возьми. Стук топора издалека слышно, а пила почти не шумит, – советует кошка. Ну, вот в кого они такие умные?
– А влезет ёлка в машину? – собака тоже проявляет подозрительное участие.
– Мы же не сосны корабельные едем валить. Рубанём что-нибудь в районе метра.
– Жалко!
– А колбасу не жалко?
– Но и ты пойми, хотели-то как лучше!
Я махнул рукой и полез за инструментом.
Машин на дороге было мало. Собака пялилась в окно, кошка дремала у Марины на коленях. Я настроил «климат», чтобы на неё дул горячий воздух, и она откровенно балдела. Мы с Мариной, посмеиваясь, вспоминали наш неудачный поход за ёлкой, я как бы невзначай стал гладить её по коленке. Кошка сразу же недовольно зафыркала. Я рукой тёплый воздух перекрывал. Сказать бы ей что-нибудь, да боюсь ответит…
Отъехав прилично (от города), я свернул на какую-то лесную дорожку, благо снега на ней было немного. Пришлось углубиться на приличное расстояние, чтобы машину не было видно с трассы. Зимой, оказывается, лес так хорошо просматривается!
– Так! Я – в лес, вы сидите в машине.
– Может, выпустить животных прогуляться?
– Хорошо, только если что, ты их искать будешь.
– Да не убегут они. Я, вообще, иногда думаю, что они у тебя всё прекрасно понимают.
– Даже чересчур.
Взяв пилу, я побрёл в лес. Вот как раз там-то снега было достаточно. Ходил я, наверное, с час. Пару раз провалился в припорошённые окопы, матеря себя на чём свет стоит за неуклюжесть. Снег набился в ботинки. Елок не было. Нет, конечно, ёлки были, но совсем не те, какие бы хотелось мне. Чтобы их везти, нужен был лесовоз.
– Эй, мужик, ты чего тут с пилой?
Я обернулся на окрик. Двое деятелей в полушубках, на лыжах и с немецкой овчаркой.
– Поссать пошёл.
– Ага, пизди-пизди. Ёлку ищешь?
При упоминании о ёлке собака зарычала. Натасканная, видать. Надо бы её нейтрализовать на всякий случай. Я свистнул.
– Чего свистишь?
Мужики явно теряли спокойствие.
– А вы сами-то кто?
– А сам не видишь? Патруль ёлочный, таких, как ты ищем. Я лесник, а это… – тут говоривший замялся, показывая на своего кореша, – в общем, тоже лесник.
Вот блин! Небось на весь лес только эти двое мудозвонов и патрулируют, и надо же было прямо на них нарваться. Чего ж им пиздануть-то?
– Не, ребята, я – не ваш. И ёлки у меня тоже нет.
– Давай-давай, оглобли заворачивай. Денег что ли не хватает на ёлку?
Меж деревьев я увидел собаку. Она прыжками приближалась к нам, то, проваливаясь в снег по брюхо, то выскакивая из сугробов, как пробка от шампанского. Было это похоже на полёт ласточек перед дождём.
– Это твоя бежит? – нервно выкрикнул один из мудозвонов.
– Моя. Не боись, не укусит.
– Да мы-то не боимся, – усмехнулся он. – Как бы наш её сам не задрал.
– Это вряд ли, – говорю.
Собака подбежала и села справа.
– У нас тут недопонимание, – её говорю. – Уболтай собрата по экологической нише, чтобы не кусал.
Та кивнула и смело направилась к рвущемуся с поводка кобелю.
– Слышь, держи своего, а то сцепятся! – закричали лесники. Последовала серия обнюхиваний и виляний хвостами. Иногда проскакивали какие-то не то порыкивания, не то повизгивания. Наконец, собака повернулась ко мне.
– Порядок, нас не укусят. А эти двое, – она махнула мордой на лесников, – просто на бутылку стреляют, ходят тут, лохов кошмарят. Юридических прав не имеют ни хуя.
Лесник, державший собаку, аж поводок отпустил. Второй просто сел в сугроб с выпученными глазами.
– Бля, завязываю, – прошептал оставшийся на ногах.
– Ну чего, бириндеи, позвольте откланяться.
Я развернулся и, не спеша, пошёл по своим же следам к машине. Собака в скорости присоединилась ко мне. Незадачливые лесники всё ещё оставались без движения, сколько я их мог наблюдать меж веток и стволов. И только кобелёк жалостно поскуливал нам вслед.
– Охмурила, значит, да ещё и при исполнении, – подъебнул я собаку. – Не влюбилась сама-то?
– Есть немножко…
– Может, вам «чё-как», погулять пока?
– Не, холодно, обещала, что летом заедем, так что с тебя причитается.
– Замётано! А ты ведь сегодня хорошее дело сделала.
– Какое?
– Из-за тебя два человека пить бросили…
Марина дремала. Кошка балдела. Собака романтически молчала, думая, видимо, о лете. Ёлки не было.
Выехав на трассу, я, не спеша, развернулся и взял курс домой. Надо было торопиться, если стемнеет, то точно ни хера не найти будет. А, может, и к лучшему, расхотелось мне рубить!
Вскоре меня тормознул гаишник. Предполагая обычное вымогательство перед Новым годом, я негромко ругнулся сквозь зубы. Кошка привычно повела ухом во сне. В принципе меня нахлобучивать было не за что, но время терять не хотелось. Перепрыгивая через снег, смёрзшийся у обочины в небольшие горные хребты, ко мне приближался гаишник. Шапка была лихо сдвинута на затылок. Пару раз он чуть не наебнулся.
