— Ну и что? — негромко сказала Маша и пожала плечами.
— Можно подумать, пацаны здесь за нами ухаживают! — возмущенно выпалила Люська.
— Ну смотрите... А родители вас отпустят?
— Отпустят, — твердо пообещала Маша.
— Меня уже отпустили! — независимо заявила Люська.
— А денег на эту затею у вас хватит?
— Хватит! — тотчас сообщила Люська. — А сколько надо?
— Ох, девчонки... — вздохнул Служкин, складывая руки. — Ищете вы приключений на свою... знаете что?
— Что? — испугалась Люська.
— Знаем, — печально согласилась Маша.
— Ну тогда давайте записывайте.
Служкин заново начал перечислять все параметры похода. Маша не стала записывать, надеясь на Люську, и задумчиво глядела куда-то в сторону, чтобы не встретиться со Служкиным глазами. Служкин диктовал и смотрел на Машу. Люська лихорадочно строчила в тетрадке какие-то магические заклинания: «...свтр 2 шт тр 1 бр 1 штан бол 1 бот сапг нск шрст побольше... »
— Сама-то потом поймешь свои шифровки? — насмешливо спросил Служкин, и Люська, не поднимая головы, фыркнула, сдув с лица упавшую челку.
— Ну а за списком продуктов завтра придете ко мне вместе с пацанами, — в заключение сказал Служкин.
Люська кивнула и начертала: «за жртв зв с пц к Геогрф».
Деменев увел девочек. Служкин закурил, блаженно щурясь, и вдруг увидел, что на том месте, где только что сидели девочки, из клубов дыма материализовался Градусов — маленький, нахохленный, носатый, рыже-растрепанный и красный от злости.
— Виктор Сергеевич, — проскрипел он, — а меня в поход возьмете?
Служкин медленно поголубел от изумления.
— Тебя? — переспросил он, пытаясь заглянуть Градусову в лицо.
Градусов тяжело занавесил глаза бровями и мрачно уставился куда-то назад через плечо.
— Слушай, Градусов, — сердечно произнес Служкин, — а ты что, не помнишь, как ты меня весь год доставал? Тебе напомнить, что ли?
— Не надо, — буркнул Градусов, слезая с парты. — Я и так знал, что не возьмете...
Он отпихнул с дороги стул, забросил за спину свой идиотский ранец с шестью замками и катофотами и пошел на выход.
— Постой, — окликнул его Служкин.
Градусов, уже распахнувший дверь, остановился в проеме, недоверчиво покосившись на Служкина.
Служкин, не торопясь, снова закурил.
— Знаешь, сегодня у меня неожиданно счастливый день, — сказал он Градусову. — Поэтому я никого не хочу огорчать, даже если кто этого и заслуживает... Приходи завтра ко мне вместе со всеми: получишь свой список продуктов.
Глава 45
УВАЖИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА ДЛЯ СВЯТОСТИ
Когда заявился Служкин, Ветка ожесточенно лепила пельмени. Она сидела за столом в криво застегнутом, испачканном мукой халате, спиной к окну. Во все окно пылал закат. На его фоне Ветка выглядела черной, как черт. Ее лохматые кудри испускали дымные лучи наподобие лазерных.
— Ты чего так злобно стряпаешь? — поинтересовался Служкин, усаживаясь напротив. — Где у тебя Шуруп, где Колесников?..
— Шурупа мама забрала, а Колесников у Руневой.
— Э-э... не понял, — немного ошалел Служкин.
Ветка захлопнула и защипала ракушку пельменя, словно не желала слушать его оправданий.
— Чего не понял-то? Сам небось все знаешь. Колесников мне в пятницу позвонил, сказал, что его до понедельника посылают в командировку в область. А сегодня утром я поперлась в магазин, гляжу: он там с Руневой винище покупает. Да еще колбаса у него из кармана торчит. Копченая. Я такой колбасы уже год не жрала. В общем, поняла я, что Рунева и есть его любовница.
— Ну и что ты сделала, когда их застукала? — безрадостно поинтересовался Служкин.
— Ничего. Плюнула, купила теста да водяры взяла. Решила сегодня нажраться. Пришла домой, как дура вмазала немного, да чего-то не полезло на голодняк. Вот, думаю, под пельмени вкачаю. Ты будешь водку?
— Почему бы и нет? — задумчиво спросил себя Служкин. — Я нынче тоже один. Будкин Надю с Таткой к себе на дачу повез. Мне можно.
Ветка вскочила, тотчас выставила две чашки, выхватила откуда-то бутылку и разлила. Служкин поднял чашку, поглядел в нее и сказал:
— Ну, за здоровье молодых...
Он выпил и оскалился. Ветка тоже опрокинула водку и со слезами на глазах оторвала кусочек теста зажевать.
— А ты у Колесникова в курсе всего этого был? — спросила она.
— В курсе, — кивнул Служкин.
— И давно у них?
— Не приставай, все равно не буду рассказывать.
— Сейчас-то уж чего? — хмыкнула Ветка. — Тоже мне, партизан на допросе. Чего ж ты Руневу-то Колесникову уступил? Все ходил, стонал...
Служкин пожал плечами.
— Жил генерал, да жир разорвал, — туманно пояснил он.
— Бестолочь ты, Витька. Дырявые руки.
— На себя-то посмотри.
— Самое обидное не то, что он с ней трахается, — сказала Ветка. — Это ладно, по пьянке всякое бывает... Обидно то, что он ее любовницей сделал. Значит, гад, со мной разговаривал, а сам планировал, когда к ней пойти... Мне врал, а ей цветы дарил, про меня всякие гадости рассказывал, деньги на нее тратил, время... Да и я тоже хороша. На моих глазах они познакомились, и по всему видно было, что после этого у него кто-то завелся, и девки мне ее описывали один к одному, а я все сообразить не могла, идиотка...
— Вы, бабы, все такие, — успокоил ее Служкин. — Как шагающие экскаваторы. За десять верст ямы роете, а под пятой лягушки спят.
Ветка возмущенно фыркнула.
— И что ты собираешься делать? — спросил Служкин.
— А что делать? Ничего. В магазине они меня не видели. Колесников вернется в понедельник как огурчик, а я молчать буду в тряпочку. Я уже подумала: если ему скандал устроить или перестать с ним спать, так он, пожалуй, насовсем к Руневой уйдет. А куда я — без денег, без работы, без квартиры, да еще с ребенком на шее? И мужика тоже хочется — что мне, монашкой жить или снимать кого на улице? Если он до сих пор от меня не ушел, может, и совсем не уйдет. Поваландается с ней, перебесится и бросит. Что я, его не знаю?
— А говорила — если засечешь, то всех повесишь, город взорвешь... — разочарованно напомнил Служкин.
— Мало ли что я говорила... Давай еще вмажем.
Они еще вмазали. Закатное пылание в окнах тускнело, и Служкин уже мог хорошенько рассмотреть Веткино лицо — грубо-красивое, чувственное, беспокойное.
— Ладно, не грусти, Витька, — сказала ему Ветка. — Я знаю, что ты в той же заднице, где и я. Фигня. Выживем, не сдохнем.
— В смысле?.. — не понял Служкин. — Про задницу-то поподробнее...
— Ну что Надя спит с Будкиным.
— А ты откуда узнала? — удивился Служкин.
— Колесников сказал. А ему Рунева растрепалась.
— Надо обо всем этом в газете корреспонденцию тиснуть, — заметил Служкин. — А то вдруг еще не все слыхали.
— Не понимаю, чего Надя в Будкине могла найти? — Ветка пожала плечами. — Будкин как Будкин, ничего особенного.
— Чего все бабы в нем находят, то и она нашла.
— А чего все в нем находят? Я тоже с ним переспала — все равно ни фига не прорубила.
— Ты-то когда умудрилась? — грустно удивился Служкин.
— Да уж не помню когда... Ты же сам рассказывал, как все бабы на него кидаются. Вот я и заинтересовалась. Пошла к нему в гости да потрахалась. И ни черта не допетрила, чего в нем такого.
— Что-то я не слышал раньше этой дивной истории...
— Да все забывала тебе рассказать, — отмахнулась Ветка.
— Жаль, что вспомнила.
— Не переживай. Дело житейское, как говорил Карлсон. Подумаешь, жена изменила, подумаешь, муж. Не война все-таки. Останутся — хорошо, а уйдут — фиг с ними. Я тогда за тебя замуж выйду. У меня Колесников еще семь раз слезами умоется. Я ему такие рога приделаю — в автобус не влезет. И ты тоже отомсти Наде. Пусть знает, выдра, что на ней свет клином не сошелся.
— Да не хочу я мстить, Ветка, — поморщился Служкин. — Я и не считаю, что она по отношению ко мне непорядочно поступила...
— Уж передо мной, Витька, не изображай из себя апостола, — скептически заметила Ветка. — Я-то знаю, какой ты самолюбивый. Ты, конечно, дурак: у себя под носом не разглядел, как они спелись. Но уж если лопухнулся, то отыграйся вволю, а не корчи благородного. И нечего стесняться, что любовницы пока не нашел. У меня тоже любовника сроду не было — так, уроды какие-то... Любовницу найти, наверное, потруднее, чем жену. Искать надо, а не философствовать.
— Ох, Ветка, как бы тебе объяснить... — вздохнул пьяный Служкин, стряхивая пепел себе в чашку. — Ты думаешь, у меня все так получается, потому что я не могу по-другому?.. Нет. Я просто хочу жить как святой.
— Это что ж, не трахаться ни с кем? — напрямик спросила Ветка.
— Нет, не то... — с досадой сказал Служкин.
— Так святые же не трахались.
— Дура. Не трахались монахи, а не все святые были монахами. Я и имею в виду такого святого. Так сказать, современного, в миру... Я для себя так определяю святость: это когда ты никому не являешься залогом счастья и когда тебе никто не является залогом счастья, но чтобы ты любил людей и люди тебя любили тоже. Совершенная любовь, понимаешь? Совершенная любовь изгоняет страх. Библия.
