– Браво, детка, – вполголоса промолвил Венсан.
Лиза почувствовала его руку на своем плече.
– Что ж, – кивнул его отец, – достойный ответ, мадам.
– А ты что хотел услышать? – поинтересовался Венсан.
– Ничего, – ответила ему Франсуаза. – Он хотел, чтобы она промолчала. Как молчала всю жизнь его жена.
– Франсуаза, – страдальчески поморщилась мать семейства.
– Извини, мама, – буркнула та. И тут же снова вспылила, правда, на этот раз ее гнев был адресован Кевину и Венсану: – Да прекратите оттирать меня плечами! Это мой отец, и я могу сказать ему все, что угодно!
– Вот за это спасибо, – слегка поклонился в ее сторону Филипп Торанс.
Лизу не оставляло ощущение, что все происходящее ему страшно нравится. Он появился, как Зевс Громовержец, и без особого труда посеял панику в рядах смутьянов. Так и должно быть. Трепещите, несчастные!
Во время одной из бесед, крайне неприятных для Венсана, Лиза спросила: «Твой низкий болевой порог не являлся препятствием для зачисления в GIGN?» – «В известной степени. Но мне удалось продемонстрировать кое-какие качества, компенсирующие этот врожденный изъян. К тому же я принадлежу к норадреналиновому типу – в конечном итоге это и решило все дело». – «Я заметила. В стрессовой ситуации ты не краснеешь, а бледнеешь». Венсан кивнул: «Преобладание норадреналина в крови определяет умственную и физическую устойчивость организма. Этому не научишься. Всему остальному – можно».
И вот перед ней сразу два таких человека. Оба бесстрастные, как ирокезы. Оба бледные от бушующего внутри пламени. Типичная норадреналиновая реакция. И как с этим быть? Господи, да их следует поместить на разные полюса Земли! Какой дурак мог всерьез надеяться на то, что они встретятся сегодня в этом зале, пожмут друг другу руки и забудут о своей горькой любви, любви-вражде?..
– Идешь? – спросил Морис, щелчком отправляя окурок в урну.
– Да, сейчас, – помедлив, отозвался Венсан. – Иди, я догоню.
Оставшись в одиночестве, он облегченно вздохнул и прислонился лбом к прохладному камню колонны. Кошмарное напряжение последних недель беспрестанно напоминало о себе целым рядом неприятных симптомов: бессонница, внезапная мышечная дрожь, блокада в области солнечного сплетения... Нерегулярные занятия йогой помогали, но не так, как хотелось бы. А теперь еще и это... Ведь он не уедет просто так, черт возьми. Он потребует морального удовлетворения.
Венсан закурил вторую сигарету, и тут на веранде появились Кевин и Франсуаза.
– Ты что здесь делаешь? – спросила Франсуаза, хотя это было очевидно.
– А ты? Где Лиз? Почему ты бросила ее?
– Это ты бросил ее, негодяй. С ней все в порядке. Она там, за столом, разговаривает с мамой и Клодетт. Признайся, где ты откопал такую обалденно красивую девчонку?
– Это длинная история. Она нормально себя чувствует?
– Кажется, да, – растерянно сказала Франсуаза. И быстро взглянула на Венсана: – А почему ты спрашиваешь? Она беременна?
– Да.
– Здорово! Надеюсь, это ты ее зарядил?
– На этот счет, – усмехнулся Венсан, – у меня нет никаких сомнений.
– Потому ты и женился на ней? Боже, как ты старомоден!
– Я женился, потому что хотел жениться, – отрывисто произнес Венсан. – Тебе ясно?
– Да, – кивнула Франсуаза. – Не сердись. – И передернулась всем телом, бросив взгляд на освещенный дверной проем. – Ох... сюда идет Фил.
– Ни слова больше! – воззвал Кевин драматическим шепотом.
Они взялись за руки и отошли в сторонку. Но совсем не ушли. Сам тон, в котором с самого начала протекала беседа между отцом и сыном, заставлял их подозревать, что для сохранения атмосферы праздника может потребоваться постороннее вмешательство.
– Все смолишь? – Это было первое, что сказал Филипп Торанс, подойдя к Венсану. – Еще не превратил свои легкие в труху?
Тот медленно выпустил дым из ноздрей.
– Я уже большой мальчик, Фил.
После этого оба повернулись друг к другу и понизили голос, так что Кевину и Франсуазе пришлось подойти поближе, чтобы ничего не упустить.
– Ну и куда завел тебя твой нонконформизм? – Услышав эти слова, произнесенные требовательным тоном, Франсуаза только вздохнула. Фил мог найти общий язык с кем угодно, только не с собственными детьми. – Ты был боевым офицером. А теперь ты кто? Фигляр с крашеными волосами.
– Пусть фигляр, – весело согласился Венсан. – Зато впервые в жизни я делаю то, что хочу.
– И чего же ты хочешь?
– Жить, не выполняя ничьих приказов.
– Выполнять приказы? Ты никогда этого не умел.
Это Венсан предпочел оставить без комментариев. Постоял, щурясь во мрак шелестящего листвой парка. Улыбнулся своим мыслям.
– Когда мне было девятнадцать лет, я впервые закурил в твоем присутствии. Помнишь, что ты сделал?
Тяжелый взгляд Филиппа Торанса уперся ему в переносицу.
– Дал тебе пощечину. Ничего другого ты не заслуживал. Ежедневно погружаясь на глубину до пятидесяти метров, ты не имел права даже думать о курении.
– Ты мог сказать мне, правда? Но ты ударил.
– Первый и единственный раз в твоей жизни!
– Так вот что не дает тебе покоя! – фыркнул Венсан.
Того, что случилось в следующую минуту, не ожидал никто, включая самого виновника происшествия. Вероятно, после нескольких порций виски со льдом Торансу-старшему стало трудно держать себя в руках. А может, он попросту не захотел лишать себя удовольствия отдаться аффекту. Так или иначе, он перехватил руку Венсана – ту, в которой дымилась сигарета, – и тыльной стороной ладони с силой ударил о закругленный край перил. Глаза Венсана расширились. Машинально он попытался освободиться, не применяя силу, просто выдернув ушибленную руку из отцовских пальцев, но тот держал крепко, а столкнувшись со столь неэффективным сопротивлением, завелся еще больше и ударил опять.
Пронзительно вскрикнув, Франсуаза кинулась к брату. Бережно взяла в ладони его руку, осмотрела. Дрожащими пальцами расстегнула замочек своей замшевой сумочки.
– Подожди, у меня есть салфетки с антисептиком...
Вскрыла ногтями упаковку, развернула салфетку, осторожно приложила к сбитым до крови костяшкам Венсана и, сердито сверкая глазами, закричала на отца:
– Что ты наделал? Что ты наделал? Нашел время!
В эту захватывающую минуту на веранду вышла Лиза в сопровождении Мориса. Мигом оценив обстановку, она прошептала по-русски «...твою мать!», чем заслужила одобрительную ухмылку своего спутника, и решительно оттеснила его к стене. У нее хватило ума понять, что вмешиваться нетактично, а удалиться – значит пропустить самое интересное.
– Извини, – пробормотал Филипп Торанс, глядя на сына и не обращая внимания на дочь. – Я не сдержался.
– Вот здорово! Ты не сдержался, а у него рука в крови! – кричала Франсуаза, захлебываясь слезами. – Да что ты за человек такой, я не понимаю! Зачем ты вообще приехал?
Мужчины продолжали смотреть друг на друга поверх ее головы. Венсан хранил упорное молчание.
– Почему ты никогда не был добр к своему сыну? Ты спрашивал и спрашивал с него, но ни разу не дал ему понять, что он тебе дорог! И это, по-твоему, мужское воспитание? Несчастный глупец!
Все они говорили по-французски, причем довольно быстро, так что Лиза понимала их с пятого на десятое. Время от времени ей приходилось обращаться к стоящему рядом Морису, чтобы он перевел ей слово или фразу. Бедняга Морис страшно страдал из-за того, что стал свидетелем семейной сцены, но уйти не решался. Во-первых, в нем нуждалась Лиза. Вызвавшись проводить прекрасную блондинку на воздух (она устала от яркого света и назойливого внимания новоиспеченной свекрови), не мог же он просто взять и бросить ее! Если бы она сама предложила вернуться в зал, он бы с радостью согласился, но ей хотелось знать, какого рода отношения связывают членов ее новой семьи, и, строго говоря, она имела на это полное право. Во-вторых, несмотря на вполне понятную неловкость, в глубине души он все же понимал, что лучше ему остаться, потому что если по ходу дела возникнет необходимость вправить кому-то мозги, от Кевина в этом смысле будет мало толку.
– Знаешь, чему я радовалась больше всего? – продолжала Франсуаза. – Тому, что не родилась мальчиком. Потому что, будь у тебя два сына вместо одного, младший возненавидел бы тебя еще в раннем детстве!
– А будучи дочерью, ты разве любила меня? – спокойно поинтересовался Филипп Торанс.
– Видя, как ты обращаешься с Венсаном? Хороший вопрос! Но знай: он никогда тебя не боялся.
– А кто тебе сказал, что я хотел видеть страх?
На минуту Франсуаза умолкла. На ее подвижном лице отразилась целая гамма чувств: от недоверия до смутной надежды.
– Что же ты хотел видеть?
– Бесстрашие, – прозвучал лаконичный ответ.
– Прости, что разочаровал тебя, – съязвил Венсан.
– Разочаровал? Ну почему же... – Из внутреннего кармана пиджака Филипп Торанс извлек мини-диск в плоской прозрачной коробочке и, держа его перед собой, вполголоса продекламировал:
