– Нет, у нас в Кривоизлучинске.
– У вас там что, филиал Сорбонны?
– Вообще-то я не обучалась в Сорбонне, но думаю, скорее Сорбонну можно причислить к филиалу Кривоизлучинска, чем наоборот.
– Вот как, – он искренне рассмеялся. Теперь показал и зубки – мелкие и острые, как у грызуна.
«Этот, если прихватит, то сгрызет все и сразу», – мелькнуло у нее в голове.
– А смеетесь вы зря, – продолжала Эльвира, – наша школа пять академиков, двенадцать маршалов и генералов дала… да это и неважно, сколько, главное – людей толковых и порядочных. И знаете, почему?
– Наверное, климат мягкий.
– Климат у нас обычный для Сибири – жесткий. А вот преподаватели у нас, муж и жена Петровы, слыхали, может быть, известные в нашей стране люди.
– Нет, простите, не приходилось, хотя в Нижневартовске был неоднократно.
– Ну, если вас эти современные пузаны встречали, то это и понятно, отчего вы не знаете. Им не до просвещения теперь, им бы как успеть деньги рассовать по карманам, да их проверяющим-приезжающим успеть засунуть, да поглубже.
Помощник заерзал на стуле. По всему было видно, что этот разговор ему стал неприятен. Он мягко прервал Эльвиру:
– Так что же насчет преподавателей, мужа да жены Петровых, вы что-то начали говорить?
– Так вот, уже четыре поколения Петровых у нас преподают. А первое – еще царское правительство их предков к нам выслало, на поселение. Каждый из этой семьи всегда был образцом для подражания, прекрасно образованные люди, все знали по крайней мере по два иностранных языка. Последние, можно сказать, из могикан, выстояли, а других жизнь под себя подмяла. Вон мне пришлось в городе пожить в течение полугода и поучиться в их лучшей школе, так, без хвастовства, я была лучшей ученицей на все четыре шестых класса.
– А как у вас с языками, надеюсь, тоже два знаете? – с ухмылочкой спросил он.
– К сожалению, только один – немецкий, – смутилась Эльвира. И как бы между прочим добавила: – Но в совершенстве. Я – единственный ребенок в семье. Так что огород, корова и вся прочая живность были на мне. Много времени хозяйство отнимало. Но обещаю, если я у вас буду работать, а я обязательно буду, сразу же возьмусь за французский, и через полгода я его буду знать в совершенстве. Владимир Ильич всегда мне говорил: «У тебя талант к языкам».
– Кто это – Владимир Ильич? – с тревогой в голосе спросил он.
– Петров.
– А, ну да, конечно же, – успокоился заместитель.
Эльвира больше играла, когда отвечала на его вопросы, прикидывалась такой простенькой провинциалочкой, а сама зорко наблюдала за ним, хотела знать, что ему известно о ней и в каком объеме. Он, конечно же, все принимал за чистую монету. По тем же принципам последовал и следующий вопрос:
– А к чему у вас еще способности, кроме как к языкам?
Так же, как и прежде, с элементом наивности, Эльвира ответила:
– К танцам и к политике.
– Ну, вы прямо Коллонтай какая-то. Вам бы надо было в МИМО поступать, а вы в парикмахерское училище отправились, понимаете ли.
«Да, – ехидно улыбаясь, подумала Эльвира. – Уже, наверное, все обо мне знает».
Она посмотрела на него. Лицо его зарделось, а глазки виновато забегали. Наверняка и про Алексея Ивановича знает. Но вносить какие-то коррективы в события, произошедшие за последние несколько дней, не стала. Пусть все идет, как идет.
Эльвира приняла мудрое решение. По крайней мере, за последнее время подобная тактика ее пока не подводила.
– Ну, еще что-нибудь рассказать!
– О чем?
Видно, ему было все равно, что слушать, он ждал звонка телефона.
– Ну, например, о Петровых. Уж больно вы интересно рассказываете.
Эльвира кивнула, как бы говоря: «Пожалуйста».
– У них большой дом и очень большая библиотека, еще их прадед собирал, ну, тот, дореволюционный. Петров нас приучил много читать и, главное, научил анализировать.
– И в чем же заключается это умение? В чем его польза?
– Ну, мне, по крайней мере, это умение помогало всегда правильно оценить человека и его действия, поступки, если хотите, определить его слабые и сильные стороны. Хотя слабые люди обычно усиленно скрывают особенности своего характера.
– Интересно, интересно, – опять как-то вяло проговорил он.
Эльвира продолжала:
– Ну, вот, к примеру, – она посмотрела на него своими чистым, невинным взглядом, – вот вы сейчас ждете звонка, а вместе с ним и нахлобучку от большого человека.
Хозяин кабинета хотел что-то ответить, но тут зазвонил телефон… с гербом. Он снял трубку уж как-то совсем осторожно, мельком зло посмотрев на Эльвиру.
– Да, я вас слушаю.
Естественно, не было слышно разговора, но, судя по красным пятнам, выступившим на лбу и шее, он был, по крайней мере, нелицеприятным для этого человека. Он только периодически вставлял слова виноватым голосом, а речь вел абонент на другом конце провода. Наконец он положил трубку, вытер платком пот, выступивший на лбу, и пропустил сквозь губы и бороду:
– Наваждение какое-то, честное слово, – буркнул озабоченно он. – Вы, случайно, не ясновидящая? Прямо как в воду глядели. – Затем он опять начал перебирать папки на столе, что-то разыскивая. А буквально через минуту сказал:
– Извините, я сейчас.
Вид у него стал какой-то поникший, если не сказать, виноватый. «Видать, получил свое все-таки», – заключила про себя Эльвира. Наконец он нашел искомую бумажку, что-то написал на ней и поднял глаза на Эльвиру:
– Сейчас я вас отведу к президенту, только прошу, постарайтесь обойтись без ваших анализов, а то на меня, упаси Боже, беду накличете.
На сей раз он улыбнулся мягкой застенчивой улыбкой.
«С ним будет трудно, но сработаться можно, – решила Эльвира. – Один – ноль в нашу пользу», – при этом улыбнулась.
Они покинули кабинет и пошли по многочисленным коридорам, устланным ковровыми дорожками. Встречающие их люди начинали уже улыбаться издалека – верный признак идущего им навстречу уважаемого, а главное, всесильного человека. Большинство сотрудников прижимались ближе к стенам. С редкими встречными он обменивался рукопожатием.
По дороге он инструктировал Эльвиру:
– Меньше спрашивайте, отвечайте быстро и четко.
Из многочисленных рекомендаций и наставлений только эти два слова не сопровождались отрицательными приставками «не» или «ни». Остальные носили характер запретительных действий. Хотя Эльвиру-то и не особенно все эти наставления трогали. Все ее мысли были направлены исключительно на предстоящий разговор с президентом. Но в нужном месте она все-таки поддакивала ему.
Когда они вошли в приемную, секретарь встала:
– Вас ждут, – сказала она и открыла первую дверь.
Затем, пройдя через вторую, они вошли в громадный кабинет. Президент, продолжая говорить по телефону, указал им на места. Закончив разговор, поздоровался, улыбнулся Эльвире:
– Вы в Кремле впервые?
– Впервые, – ответила она и тоже улыбнулась своей обаятельной улыбкой.
– Ну, и как, понравилось? – продолжил президент.
– Хм, – чуть помедлила она, – я об этом меньше всего думала.
– Вот как, – удивился президент, – и о чем же вы тогда думали?
– Если честно…
– У нас здесь говорят только честно, не так ли?
Он повернулся к помощнику. Тот усиленно закивал. На шее и на лице вновь выступили красные пятна. Президент убрал улыбку, лицо его приобрело властное выражение:
– Правда, некоторые и здесь умудряются обманывать, – и опять посмотрел на помощника.
У того на сей раз красные пятна стали проступать и сквозь бороду.
Президент вновь обратился к Эльвире:
– Вы знаете, я не без удовольствия посмотрел ваш фильм.
– Он не только мой, – поспешила заметить Эльвира, – но и французского телевидения. Мой – сюжет.
– Прекрасный сюжет. Как там у вас? Отдоился, пора бы и отдохнуть, – он искренне засмеялся. – А этот, с ведром, – и он искренне рассмеялся.
Вдруг резко остановился, посмотрел ей прямо в глаза:
– А сколько вы за него получили?
Эльвира меньше всего ожидала этого вопроса, хотя и перебрала их до встречи множество. Да и Вахтанг об этом совершенно забыл сказать ей.
– Я? – она удивленно посмотрела на президента.
– Да, вы.
На сей раз он на нее смотрел без улыбки.
– Триста тысяч долларов, – ни секунды не задумываясь, ответила она. – У нас подписан договор, который, как я знаю, завизирован у нашего государственного нотариуса, так что сделка – законна. Но если это не так, я готова их тут же отдать государству. В этом нет никаких проблем.
– Ну, что вы, это ваши деньги, и вы вправе распоряжаться по вашему усмотрению. – Он походил вдоль стола: – Мне приятна ваша честность, не то что… – и он опять нехорошо посмотрел на помощника.
Как ни странно, красные пятна у него исчезли, зато лицо залила молочная бледность.
«Все, кажется, спекся, – подумала Эльвира, – пора выносить».
– Скажите откровенно, эээ…
