- Понял,- кивнул Виктор.
- Я сейчас найду адрес, а ты поешь. Закуски полно. Водки еще выпей.
Спустя несколько минут она принесла подписанный Кузьминцевым конверт и ушла отдыхать. Краем уха Виктор услышал храп ее мужа, когда она открывала дверь в спальню. Он захватил с собой початую бутылку водки, стопку, пепельницу и ушел на балкон. Но в тот вечер водка его не брала. И через полчаса и через час он так и остался трезвым. Курил сигарету за сигаретой и вглядывался в незнакомый ночной город.
- Когда они познакомились, я сразу почувствовал неладное. На нем было проклятие. Но Оля такая упрямая девочка моя. Она полюбила его с первого взгляда.- Николай Васильевич Наженюк в упор посмотрел на Виктора.- Ты говорил, что вы вместе служили. Но ты не похож на него. В тебе чувствуется зрелость. А он вел себя как мальчишка. Этим и полюбился доче моей. Она ведь у меня одна была. И я теперь остался один. Сначала меня покинула супруга, а теперь вот…- Он снял шляпу и вытер платком вспотевшее лицо.- Идем, уже немного осталось. Но я все время думаю, почему так случилось? А если бы она выбрала такого серьезного парня как ты?..
Одет он был очень тепло, не по погоде. Часто останавливался, вытирал пот с лица. На Викторе, в отличие от спутника, ничего кроме брюк и футболки не было.
Вскоре дорога пошла в гору. Виктор оглянулся и увидел, что они незаметно поднялись на подножие пологого холма. Сейчас городок, в котором Кузьма нашел свой конец, лежал как на ладони. Для этих мест это уже был город. Двухэтажные дома; речной вокзал со складами; цех по засолу и переработке рыбы; сотни четыре частных особняков, не поддающиеся никакому архитектурному плану. Дворы и улицы были так густо засажены фруктовыми деревьями, что трудно было понять, где проходят улицы, в каком направлении они идут. Почти каждый в городке держал большой сад, и каждый второй занимался браконьерством. Особого шика ни в постройках, ни во внешнем облике горожан Виктор не заметил. Видимо, в здешних краях не было принято выпячивать достаток напоказ.
В город он приехал утром. Без труда нашел дом, в котором последний год прожил Кузьминцев. Встретил его отец Ольги, окончательно сломленный гибелью дочери пятидесятилетний мужчина. Это был сухопарый, выше среднего роста, совершенно седой человек. В его поведении уже без труда угадывались признаки душевной болезни. Временами он заговаривался или принимался беспричинно улыбаться. Его улыбающееся лицо было похоже на страшную маску.
- Мне так и не объяснили толком, как они погибли,- начал было Виктор, но Николай Васильевич снова перебил его:
- А какие у нас прекрасные места! Не будь здесь людей, их можно было бы назвать их раем… Райские кущи… Заводы, плотины, трубы, изрыгающие на землю дерьмо и сточные воды. Всего этого не было бы, не будь на земле человека.
- Все так. Я согласен… Что все-таки произошло, батя?
Кладбище по русскому обычаю было разбито на солнечной стороне невысокого холма. На памятниках хватало и крестов и советских звезд, мелькали сияющие магометанские серпы. До кладбищенской оградки уже рукой было подать, когда Николай Васильевич вдруг резко остановился и показал рукой на юг:
- Там в лиманах они и живут… Отребье, разбойники без стыда и совести. Вся сволочь стекается туда как помои по сточной канаве…
- Ты знаешь, кто их убил?!- Не осознавая того, Виктор вцепился в лацканы его пиджака.- Ты знаешь, кто убил Олю?!
- Догадываюсь.
Виктор отпустил Наженюка. Он тяжело дышал, словно только что вышел из морока:
- Рассказывай, батя…
- Никому это не нужно! Дело замяли, кого нужно – подкупили… А я не могу! У меня нет ни сил, ни денег! Я – инвалид! Я сам не понимаю, почему жив до сих пор…
- Ты не про себя, батя, ты про них рассказывай,- перебил его Виктор. Его до сих пор душило темное бешенство.
- Он работал вместе с ними. Я понятия не имею, что между ними произошло. А теперь уж никто этого не узнает … Обычно он появлялся через три дня на четвертый, но в начале июня перестал приходить домой. Сначала Оля решила, что у них много работы. Потом мы решили, что областники провели рейд… Моя девочка, наверно она с самого начала почувствовала страшное. Она очень сильно изменилась, даже я с трудом узнавал ее в последние дни… А через несколько дней Оленька встретила на рынке какого-то знакомого. Прибежала домой, сказала, что ничего страшного не произошло. Сказала, что Толя просто запил, а теперь стыдится прийти домой. Как же я сразу не сообразил, что это был обман?! Я попытался отговорить ее. Но она была такой упрямой моя девочка… Ушла… Навсегда…- Он снова осклабился в своей безобразной улыбке.
- Ты видел, с кем она вернулась с рынка?
- Видел. Конечно, видел.
"Что же ты за человек такой?"- хотел спросить его Виктор, но в этот момент вдруг почувствовал себя не вполне здоровым. Его вдруг залихорадило, в ушах зашумела кровь, а где-то в затылочной части, словно образовалась пустота.
- Вот посмотри! Это – он!- Николай Васильевич сунул ему под нос мятую черно-белую фотографию.- С ним она пришла в тот день! А вот эти ее насиловали! И этот, и вот этот, и этот тоже… Боже ты мой! Боже праведных…
Виктор пытался сосредоточиться, подавить внезапную слабость. С трудом, но все же ему удалось это сделать.
- Смотри-смотри… Вот какая она стала. Когда ее нашли, на ней места целого не было. Потому что она попала в лапы зверей!.. Про него я не говорю, он у меня дочь украл! Поделом ему…- Виктор сообразил, что Наженюк говорит про Кузьминцева.- Но девочка моя! Девочка моя… А ты смотри! Я ведь знаю, зачем ты приехал. Потому что Господь мой и Бог мой услышал мои молитвы! Я тебе и фотографии отдам. И обрез отдам и патроны. Все отдам! Я их сам хотел убить поодиночке! Но Господь мне знак подал, и я ждал тебя. Тебя только ждал. Знал, что ты приедешь…
Виктор встряхнулся. Оказывается, они уже были на кладбище. В руке он сжимал фотографию, а его спутник склонился над могилой.
- Доча моя, доча,- бормотал он.- Зачем же ты папаньку своего покинула? Мне бы здесь лежать, не тебе. За что же ты меня так?!
Виктор отвернулся, посмотрел на фотографию и оскалился. Узнал обросшего бородой Магомеда, с которым когда-то служил вместе. Прошептал, оглянувшись на могилку:
- Это рядом с тобой демоны жили, милая моя. А я думал, что они жили рядом со мной… Служить они тебе на том свете будут. Скоро я к тебе их отправлю…
Он чувствовал, как по лицу текут слезы. Слышал, как жаркий ветер перебирает листву в кронах деревьев. Но только сейчас расслышал в сумятице непривычных звуков, как на реке и в лиманах работают моторные лодки.
В девятом часу опустилась на землю непроглядная южная ночь. Виктор еще засветло притаился неподалеку от стоянки. Браконьеры вернулись около семи часов вечера, из лодок перетащили в корзинах рыбу. Тут же погрузили ее на "УАЗик", и уже после этого принялись распутывать сети. Все делали, не таясь, на этом берегу они были хозяевами.
Два дня Виктор терпеливо выслеживал их. Где спят, где справляют нужду, где ужинают. Их было четверо и старик на берегу. Днем он сторожил добро, а ближе к вечеру начинал готовить ужин. Двое из браконьеров были черноволосыми, заросшими темной шерстью. Еще двое с виду похожи на русских, правда выговор у них был гортанный и время от времени они принимались перекликаться на незнакомом Виктору наречии. А старик тот, вообще, был непонятно кем, скорее всего, местный бродяга, работающий за еду и стакан водки.
Два дня притаившись и почти не вставая с земли, Виктор лежал в засаде. А ночью уходил в сторону от лимана и на песчаном пляже разминался и готовился к убийствам. Он не собирался отступать.
Днем Виктор иногда чутко дремал, просыпаясь от каждого шороха. Так изучил привычки браконьеров. Убивать их решил на третью ночь.
В начале двенадцатого они угомонились. Старик еще повозился возле костра, украдкой выпил полстакана водки и спрятался под прорезиненный плащ. В этот момент Виктор крался среди кустов и деревьев как камышовый кот. Он шел на мерцающее в ночи пламя костра. Звенели в траве цикады, все остальные звуки утонули в стрекоте кузнечиков, волна плескались у кромки берега. Если хорошо прислушаться, можно было уловить плывущий по воде издали шум и человеческие голоса, но Виктор слышал только звук собственного дыхания и видел лишь призрачные отблески ночного костра.
Рыбаки, браконьеры, убийцы – он так и не выбрал для них имени, про себя называя "сволочью". Спали они под полиэтиленовой пленкой, натянутой пологом. Забирались в накомарники, сшитые в рост человека, и устраивали говорильню часа на два. Из засады Виктор не мог расслышать, о чем именно они разговаривают, но и оттуда было хорошо слышно, что каждый вечер им очень весело.
Первым как самого чуткого он убил ножом старика. Убил как соучастника недавнего зверства. После этого снял с предохранителя обрез и двумя выстрелами в головы положил крайних к себе браконьеров. Не разбирая где Магомед, где незнакомые. Третьего заколол ножом. Последний, ничего не понимая, вскочил было, но запутался в накомарнике и заверещал как заяц. Он верещал, выкрикивая слова на чужом языке, глядя на темный силуэт, освещенный догорающим костром. Пахло порохом, протухшей рыбой, пролитой кровью, тряпьем и жжеными перьями – нога старика попала на угли. Виктор вынул из обреза стреляные гильзы, спрятал их в карман, перезарядил оружие и выстрелом в упор покончил с последним.
