– Вы производите чай, да? А это и есть наркотик, которым ваш Президент торгует с Западом! То есть с Востоком, если отсюда считать! Он ваше добро и свет поштучно продает!
Ропот в толпе возрос. Граждане Касальянки не хотели верить в преступления человека, которого они боготворили. Тщетно отец Василий воздевал руки кверху, чтобы успокоить народ.
– Товарищи! – крикнула Ольга.
– Мы вам не товарищи! – раздалось в ответ.
– Господа, извиняюсь! Дело даже не в чае. Чай – ерунда! Дело в вашем государстве. Вами управляет банда уголовных элементов, вот что обидно! Разве можно нести добро и свет с таким правительством? Ваши министры – уроды и ублюдки! И поставил их над вами дон Перес! Разве не так? – горячо убеждала Ольга.
Она вдруг заметила, что внимание народа рассеивается. Многие стали поворачивать головы, всматриваться куда-то вдаль, по толпе прошло волнение…
Ольга тоже взглянула туда.
По пыльной проселочной дороге со стороны зеленеющей вдали сельвы тянулся странный отряд вооруженных людей во главе с огромным человеком в генеральской форме с пистолетом в руках.
Они подошли ближе. Люди расступались перед ними. Отряд достиг эстрады и остановился перед ней в двух шагах от безоружных женихов.
– Кто это? Откуда эти люди? – перешептывались в толпе. – Да это же министры! Ей-богу, господа! Это правительство!
Министр обороны Федор в изрядно перепачканной и помятой генеральской форме, тяжело ступая, поднялся на эстраду и отдал честь священнику.
– Честь имею, батюшка, Мне не хотелось бы мешать проведению вашего митинга…
– Это вече, – поправил батюшка.
– Пардон, веча… У меня есть приказ Президента. Мне приказано арестовать преступников, выдающих себя за агентов Интерпола. Кто может указать их местонахожде… – Федор вдруг осекся, потому что его взгляд остановился на женихах. – Да вот же они! Иван, Вадим! Вы что, маскируетесь, что ли? Ишь, разрядились! – захохотал Федор.
Начальник генерального штаба Максим в костюме шафера подошел ближе и, приставив ладонь ко рту, подал реплику, как суфлер:
– Они женятся, Федя! Женихи они!
– Ну, поздравляю! – от души улыбнулся Федор. – Молодцы, не теряли времени. Не то что эти… – Он с горечью взглянул на министров. – Арестовать женихов! – отдал он приказ.
Министры нехотя направились к Ивану и Вадиму, но Ольга, выступив вперед, простерла к народу руки.
– Народ! Вас обманывают! Президент хочет избавиться от простых русских парней – Ивана и Вадима. Они не преступники. Они кроткие добрые люди, истинные православные!
– Что ты мелешь? Менты они, а не православные, – опешил Федор.
– Во всем виновато правительство! – воскликнула Ольга, указывая на министров, точно пенсионерка на коммунистическом митинге. – Посмотрите на них! Разве может свободный народ управляться такими правителями?!
Обитатели Касальянки наконец поняли – кто перед ними. Они с интересом уставились на министров, которых видели впервые. Те застенчиво прятали глаза.
– Я предлагаю судить их! – выкрикнула Ольга, развивая свой ораторский успех.
Отец Василий шагнул к ней, успокаивающе погладил по плечу.
– Успокойся, дочь моя… Братья и сестры! – обратился он к народу. – Будем ли мы судить правительство или ну его на фиг?
И весь народ Касальянки – мужчины, женщины, старики и дети малые, – вскинув вверх правую руку с пальцами, сложенными в фигу, в один голос ответил:
– Ну его на фиг!
– Господа, сдайте оружие, и ну вас на фиг, – вежливым густым баритоном обратился с эстрады к правительству Брусилов.
Министры послушно сложили оружие рядом с помостом, но продолжали недоуменно топтаться на месте, ибо не понимали – что же значит на фиг? Какой мере наказания или поощрения соответствует эта формулировка?
Федор откашлялся, снова выступил вперед.
– Я хочу сделать заявление от имени правительства…
– Почему вы? – возразил снизу министр торговли. – Вы у нас без году неделю министром. Дайте ветерану…
И он полез на эстраду. Федор был вынужден уступить ему место.
– Русичи! – старческим тенором начал Илья Захарович. – Не судите да не судимы будете. Мы не желаем больше служить прогнившему режиму Переса де Гуэйры! Этот тиран дискредитирует русскую идею. Этот мошенник имеет столько бабок… О, сколько он имеет бабок! – закатил глаза министр торговли.
И тут в наступившей тишине послышался крик осла.
Все опять оглянулись. К площади приближалась повозка, запряженная осликом. В повозке сидели связанные по рукам Перес де Гуэйра и Алексей Заблудский.
Повозка медленно двигалась сквозь толпу. Народ Касальянки по привычке кланялся Президенту в пояс. Повинуясь общему порыву, министры опустились на колени. Женихи сплотились теснее, понимая, что сейчас предстоит последняя схватка.
Ослик дотащил повозку до эстрады и остановился. В повозке, кроме связанных, навалены были винтовки и шашки аммонала.
– Развяжет меня кто-нибудь или нет, черт меня дери! – вскричал Перес.
К нему бросились министр финансов и кто-то из толпы зрителей. Переса развязали, принялись за Алексея, находившегося в полубредовом от голода состоянии.
Перес с трудом поднялся на эстраду.
– Да здравствует Президент Касальянки! – фальцетом вскричал Илья Захарович.
Отец Василий осенил Президента крестом.
Перес снисходительно поцеловал руку священника.
– Что здесь происходит? – спросил он, оглядывая собравшихся.
– Да так… ничего… решаем процедурные вопросы… – замявшись, объяснил Брусилов.
Перес наконец увидел Исидору и Пенкину в свадебных платьях. Он тряхнул головой, как бы сбрасывая с себя наваждение.
– Исидора… Что за маскарад?
Донья кошачьим шагом приблизилась к нему и влепила пощечину, которая прогремела над Касальянкой, как выстрел пушки на Петропавловской крепости. От неожиданности Перес рухнул с эстрады.
– Ты низложен, наркоман! – воскликнула она.
– Опять низложен? Да что вы все как сговорились?! – изумленно проговорил Перес, поднимаясь с земли.
Отец Василий тихо обратился к донье:
– Вы бы того, полегче, уважаемая… Зачем семейные дрязги выносить на публику? Вы уедете, а нам здесь жить…
– Взять его! – скомандовала донья, указывая на Переса.
– Я тебе возьму! – прорычал Перес.
Произошло всеобщее замешательство. Никто не знал, кого слушаться – Президента ли, получившего увесистую пощечину, его бывшую супругу или местную администрацию?
Не успел народ опомниться, как раздался запредельно дикий крик:
– Всем слушать меня! Ложись!
Конечно, никто сразу не лег, а лишь обернулись на крик. Он исходил с повозки. На ней среди винтовок и аммонала стоял старик в черных очках и в котелке, дотоле мирно наблюдавший за церемонией митинга. В руках у него была ручная граната марки РГД.
– Да это же Бранко… Гадом буду… – прошептал Иван.
И действительно, это был старый партизан, проникший в деревню еще накануне вечером и смешавшийся с местными жителями. Он наконец решил, что требуется его вмешательство.
– Ложись! – еще пуще заорал он, взмахивая гранатой.
– Бранко, осторожней! – предупредил Перес.
– Всех взорву к ядрени фене! – орал партизан.
– Где ты только таким словам выучился? В партшколе? – продолжал иронизировать Перес. – Не бойтесь, господа. У него никогда ничего не взрывается… – обратился он к народу.
– Да?! А ногу свою забыл с гипсом? – выложил козырь Бранко. – Ложись!
Народ нехотя лег на траву, как на пикнике.
– А теперь слушайте, что скажу вам я, коммунист… – с пафосом начал Бранко, для убедительности прижав к груди гранату…
Перес поморщился. Дурновкусие партизана явно ему претило. Интерполовцы заскучали, предвидя речи о ревизионизме.
Но не успел Бранко открыть рот, как на площади появились молодожены Дмитрий и Римма. Да не просто появились, а впорхнули туда, как на крыльях, светясь счастьем любви и удавшейся физической близости.
Римма была в коротеньком сарафане, подчеркивавшем ее длинные стройные ноги, а Биков в шортах и в майке с надписью Pen-club. Они шли, взявшись за руки, затем Биков подхватил подругу на руки и играючи понес ее к эстраде, совершенно не обращая внимания на пикантное положение, возникшее на народном вече.
За четой молодоженов дружной стайкой бежали кошечки и гамадрилы, причем последние выглядели подчеркнуто интеллигентно.
Дмитрий подошел к эстраде и сияя поставил Римму на землю. Перес тяжело смотрел на него.
– Перес, блин! – воскликнул Биков, ударяя Президента по плечу. – Я женился, спаси меня Бог!
– Поздравляю, – хмуро ответил Перес.
– А ты, Бранко, чего там торчишь? – обратился к стоящему на повозке партизану Биков. – Слезай, старик! Выпьем за молодоженов! Подать чай!
Мальчишки-официанты, словно этого ждали, бросились с подносами, на которых стояли стаканчики «фигни», к высоким гостям и к народу.
