Петяша, надо сказать, даже в худшие времена не производил ни на тех ни на других впечатления неудачника. А он, Димыч, кажется начинает… Взять хоть этого таксиста — он же всерьез заподозрил, что клиенту нечем платить! Раньше с Димычем тоже случалось такое: задумаешься над чем-нибудь и попробуешь, как сегодня, выйти из такси либо ресторана, не расплатившись. Но никогда еще на его рассеянность не реагировали вот так по-хамски!
Ничего. Ничего-ничего…
Уловив боковым зрением свет фар выворачивающей из-за угла машины, Димыч поднял руку. Машина остановилась рядом.
— На Васильевский, — велел Димыч, садясь рядом с водителем. — Угол Большого и Пятой линии.
Дворик дома, в котором жил господин Флейшман, оказался на удивление ухоженным — в частности, хорошо освещенным. Без труда найдя нужную парадную, Димыч поднялся на третий этаж и остановился перед массивной дверью с бронзовой табличкой: «Георгий Моисеевич Флейшман. Адвокат. Парапсихолог».
Секунду помедлив, он глубоко вдохнул и нажал кнопку звонка. Квартира откликнулась пронзительной, тревожной тишиной. Димыч нажал кнопку еще раз.
Видно, звонок не работает…
Но тут дверь беззвучно распахнулась, едва не задев Димыча. На пороге появился господин Флейшман, отчего-то лишь с большим трудом державшийся на ногах.
Пьян он, что ли?
Но предположение это тут же пришлось и отвергнуть. Судя по несвойственной пьяным скупой осторожности в движениях, господин Флейшман, хорошо запомнившийся Димычу в тот адски жаркий день, когда он пытался следить за подворотней из кафе напротив, был, скорее, тяжело болен. Он едва держался на ногах, его била частая, крупная дрожь.
— Про… х-ходите, — с трудным, натужным сипом выдавил Флейшман, освобождая гостю путь.
Димыч не преминул тут же воспользоваться приглашением и, раз уж хозяину невдомек самому озаботиться, запер дверь изнутри на все имеющиеся в наличии запоры.
Придерживаясь за стену, Флейшман добрался до стоявшего тут же, в необъятной прихожей, дивана и мягко, бережно лег, точно растекся по его кожаной обивке.
— К-ххх… то вы?
Димычем овладело некоторое замешательство. Его здесь не только не боялись — с абсолютным равнодушием отнеслись к его появлению. Хозяину квартиры, пожалуй, было уже не до эмоций. Что отнюдь не обнадеживало.
— Конь в пальто, — раздраженно и от раздражения глупо сострил он. — Или же — нечто, почти неотличимое по своим проявлениям…
Почувствовав направленную на себя агрессию, Флейшман преодолел боль или, может быть, просто приступ ее пошел на убыль:
— И что же вам, милостивый государь Конь-В-Пальто, нужно в моем доме? — поинтересовался он, встав, выпрямившись и почти не задыхаясь, но тут же обмяк и снова опустился на диван. — Ах-ххх…
Димыч почувствовал легкий предупредительный укол стыда.
— Меня зовут Дмитрий, — сказал он. — Я… э-э… друг известного вам Петра Лукова. И хотел бы задать вам несколько вопросов. Подробнее объяснять нужно?
— Н… нет, — выдавил сквозь сминавшую, сдавливавшую боль Флейшман. — Н… но я… сейчас не могу говорить. Уходите… или нет… Инъекцию сделать сможете? Сам… не попаду.
— Справлюсь, — заинтересованно — пожалуй, ситуация все же оборачивалась нужным образом — ответил Димыч.
— Там… в аптечке, на кухне… ампулы. Раствор морфия… И блистеры… со шприцами. Одна доза… половина ампулы… примерно. Колите в… вену. Не м… могу. Б… больно…
Последние слова Флейшмана едва можно было разобрать. Старик хрипел; казалось, он сейчас пронзительно завизжит, не в силах больше терпеть, либо просто возьмет да вырубится, и как бы не навсегда.
— Хорошо, — наклонившись поближе, сказал Димыч. — Я колю вам морфий, вы — правдиво! — отвечаете на мои вопросы. Иначе мне просто незачем здесь задерживаться.
Флейшман странно дрогнул лицом. В мимолетном движении его чувствовалась и безмерная усталость от переполненной болью жизни, и гнев, и, в то же время, согласие покориться обстоятельствам, которое, впрочем, пришло не сразу…
Димычу снова сделалось совестно. Однако отступать было поздно.
— Ну, так как же? Готовить шприц, или?..
Флейшман утомленно закрыл глаза. Вся его повадка говорила о том, что человек этот привык сам манипулировать окружающими к собственной выгоде и в другое время ни за что не уступил бы такому грубому, прямолинейному шантажу, однако боль была столь сильна, что подавила многолетнюю привычку, притушила гордость.
— Д… да.
Удовлетворенно кивнув, Димыч отправился исследовать кухню. Прессинговать дальше, требуя гарантий и ставя условия, не стоило — в таком состоянии собеседник все равно неизбежно утратит внятность. Человек этот Флейшман умный; сам понимает, что плевать в колодец — занятие столь же бессмысленное, сколь и негигиеничное. Да и не по себе как-то было, честно говоря; при любых других обстоятельствах он, Димыч, скорее восхитился бы этим человеком, в котором предельная практичность без всяких экивоков уживалась с безукоризненным внешним благородством, непременно попробовал бы наладить отношения и кое-чему поучиться. Таких зубров и вообще-то немного, а скоро, видимо, не будет совсем. Вымрут, ох, вымрут они естественным порядком, сменившись куда менее приятными в общении зубрами новой формации. Поберечь бы их, таких, следовало; но вот, поди ж ты…
Чего же он сиделку себе не вызовет? Или денег нет? Не похоже…
Через некоторое время после того, как живительная и вместе с тем разрушающая доза морфия перелилась в кровь Георгия Моисеевича (Димычу, наверное в силу изложенных выше причин, вдруг сделалось как-то неудобно именовать этого человека фамильярно Флейшманом), он малость пришел в норму. Однако, как и предполагалось, отказываться от собственного, хоть и под принуждением данного, слова не стал.
— Спрашивайте.
— Что же спрашивать, Георгий Моисеевич; то, что я, от Пети Лукова, вас не удивило, значит, сами знаете, что мне хотелось бы услышать.
Флейшман задумался.
— Нет, молодой человек, я так не могу. Лучше уж вы по порядку задавайте вопросы; вам же, в частности, будет легче осмыслить ответы.
— Хорошо. Первый вопрос, чисто для определения точки зрения, с которой следует вести разговор. То, что было… что происходило вокруг Петьки, есть жульничество или в самом деле… так сказать, волшебство? Магия, так сказать?
Флейшман поднял на Димыча взгляд. Глаза его были наполнены смертной тоской.
— Да. Именно, как вы выражаетесь, «магия». Надеюсь, вы не станете, ко всему прочему, расспрашивать, как это практически осуществить? В этом случае объяснение может затянуться на несколько лет.
Он, что же, подумалось Димычу, вовсе за дурака меня держит?
— Нет, не стану, — исполненным долготерпения тоном заверил он. — Магия себе — и магия. Обыкновенная магия, ничего особенного, подумаешь… Тогда следующий вопрос: что вам, могучим магам и волшебникам, которым такие невероятные художества — как два… байта переслать, понадобилось от Петьки? Зачем вам вообще все это было нужно?
— Мне, — Флейшман пожал плечами, — все это было вовсе не нужно. К тому же, я не очень понимаю, какие именно столь уж невероятные «художества» вы имеете в виду.
Вот это поворот…
— Кому же все это было нужно и для чего? — терпеливо уточнил Димыч.
На сей раз Флейшман задумался не менее чем на минуту.
— Я, — начал он, явно приготовившись к долгому монологу, — как видите, болен. Смертельно. Рак в четвертой стадии, если это вам о чем-нибудь говорит. Поначалу проходило бессимптомно, а, когда симптомы проявились, лечиться было поздно. По всем медицинским прогнозам, я должен был умереть еще полтора года назад. Болезнь, вы сами имеете возможность убедиться, сопровождается, помимо прочих прелестей, приступами боли… Однако вот эти самые полтора года назад я встретился с Николаем — думаю, вы знаете, кто имеется в виду.
Димыч молча кивнул.
— Вышло это случайно: я был назначен его защитником в суде; пустяковое дело, бытовое хулиганство, причина коему — душевная болезнь обвиняемого… избил соседа по квартире за то, что тот якобы пытался навести на него порчу… Словом, он почему-то-то есть, после я понял, почему — внушил мне симпатию, и я помог ему избежать принудительного помещения в лечебницу. Неважно, каким путем; это также было достаточно просто. На следующий же день после последнего заседания суда по его делу он пришел ко мне и вот на этом самом диване предложил избавить меня от скорой и мучительной смерти. За это я должен был дать согласие… э-э… взять на себя обеспечение правового прикрытия его деятельности. Может, с моей стороны это было глупо, однако что мне было терять? Согласие я дал, и результаты не замедлили сказаться — прекратились эти мучительные боли, улучшилось общее самочувствие, ну и… неважно. Продемонстрировав таким образом свои возможности, Николай пришел снова через три дня для более определенного разговора. Ну, подробности нашей беседы можно опустить… Суть в следующем: я уже не сомневался в его сверхъестественных способностях, а требовалось от меня — номинально возглавить его новоиспеченную… организацию, секту, банду, называйте, как хотите. До недавнего времени он, по собственному признанию, действовал один, убивал людей ради того, чтобы их — как он это называл — «колдовская энергия» перешла к нему. По его убеждению, некоторые люди от рождения наделены этой колдовской энергией, но не могут ею пользоваться, так как у каждого такого человека ее очень мало… По каким-то одному ему известным признакам он находил людей, наделенных ею и…
